— Джекс? — зову я тихо, едва смея говорить. Что, если мой голос активирует ошейник, и я получу смертельную инъекцию?

Не открывая глаз, он отвечает:

— Я надеялся с твоей помощью получить доступ к записям камер наблюдения в больнице. Мне нужно увидеть лицо того мужчины, я помню его не четко, был еще слишком не в себе для этого.

Так он поэтому привез меня к себе домой? Мне так сильно сдавливает грудь, что я снова начинаю задыхаться.

— Я всё равно не смогла бы попасть туда — они лишили меня права доступа. Они лишили меня всего. — Я потеряла всё: квартиру, личные вещи, жизнь.

Джекс открывает глаза.

— Черт, я так… — Он проводит рукой по лицу и встает. — Я просто не привык, что у меня в доме находится женщина или еще кто-нибудь, кроме братьев по оружию. Подожди, я принесу тебе что-нибудь из одежды, и потом мы найдем решение.

Какое решение? Моих или его проблем?

Сгорбившись, я иду через помещение в стиле лофт^[8]. Здесь есть мини-кухня из нержавеющей стали, гарнитур мягкой мебели черного цвета, огромный экран на стене, а на противоположной стороне комнаты, перед панорамным окном, шкаф и белая лакированная кровать. Она настолько большая, что на ней могли бы комфортно спать четыре человека. В остальном квартира довольно пустая и холодная. Никаких фотографий. Есть ли у Джекса вообще семья? Друзья?

Я бросаю взгляд в окно, на город. Отсюда мне виден молочного цвета купол, простирающийся над домом. Он пропускает только фильтрованные солнечные лучи и мерцает голубоватым светом, но не позволяет увидеть ничего снаружи. По словам сената, Аутленд выглядит слишком ужасающе.

В центре города стоит башня с круглым верхом, здесь купол достигает своей максимальной высоты. Там находится база шаттлов — единственное место, через которое можно покинуть купол. Я снова вспоминаю нашу с Марком поездку в другой город. Во время двухчасового перелета — на автоматическом управлении, потому что маленькие корабли летают без пилотов — у нас не было возможности хотя бы раз взглянуть за борт, вместо этого нам показывали фильм. Как выглядит город снаружи? Всё ли до сих пор коричневое и выжженное, а почва и вода отравленные, как нам говорят школьные учебники?

Любители сенсаций просят об экскурсионных полетах, потому что многие хотят поглазеть на жителей Аутленда, но правление против. Я, конечно, не отказалась бы от одного такого полета, но не из жажды сенсации. Я всего лишь хотела бы узнать, возможна ли жизнь снаружи снова, по прошествии восьмидесяти лет. Радиоактивное излучение от взрыва бомбы уменьшается вдвое каждые тридцать лет, когда-нибудь природа восстановится. Надеюсь. Хотя это не имеет никакого отношения ко мне — так долго я не проживу.

Я снова глотаю слезы и дотрагиваюсь пальцами до металлического кольца на шее, но тут внезапно сзади на мое плечо ложится рука Джекса.

— Мы найдем способ снять его, — мягко говорит он. — И придумаем, как разобраться со всем остальным.

На моем лице ненадолго появляется улыбка. Мой большой, сильный солдат-мечтатель?

— Это тебе, ничего лучше я не нашел. — Он протягивает мне черную футболку. Она выглядит так же, как и та, что на нем. — Я не был готов принимать у себя женщину.

— Спасибо. — Я торопливо надеваю футболку на себя, радуясь, что могу прикрыться, хотя больше не стыжусь Джекса. В конце концов, он и так уже всё видел.

Футболка настолько большая, что скрывает мои бедра. Джекс осматривает меня, почесывая голову.

— Ты должна заказать себе что-нибудь из одежды. — Он берёт с круглого стеклянного столика планшет и передает его мне. — Закажи, что хочешь. Я оплачу.

— С-спасибо, — благодарю я с запинкой, потому что уже отвыкла от такого доброго отношения. На протяжении последних месяцев мне говорят только о том, что я должна делать, у меня нет права выбора.

Я беру из рук Джекса компьютер, нажимаю на черный, гладкий экран, и он загорается. Меня подмывает проверить свою почту, однако я справляюсь с соблазном. Мой аккаунт был удален. Я знаю это. Посмотреть и убедиться в этом, только причинить себе боль.

Я иду на страничку «C&M — Clothes and More^[9]»— магазина, где я всегда заказывала себе одежду. Иногда, когда позволяло время, я заходила в магазин лично.

Я ищу удобную обувь, темно-синие брюки и две кофточки с короткими рукавами — всё по самой низкой цене, потому что мне не позволяет совесть, делать покупки за счет других.

— Я как-нибудь верну тебе деньги.

— Не глупи, — говорит Джекс, направляясь к кухонному гарнитуру. — Хотя… — Он бросает на меня озорной взгляд через плечо и подмигивает. — Я знаю, как ты могла бы отработать свой долг.

Мне сразу становится жарко. Этот мужчина не даст забыть!

Я вспоминаю, как он ласкал меня в дỳше, и от этого влагалище сжимается. Джекс ожидает, что здесь всё продолжится так же, как было в комнатах удовольствия?

Когда я выбираю нижнее белье, мои пальцы дрожат. Сначала я хотела взять закрытое, но теперь отваживаюсь на менее скромное, выбирая прозрачный материал бесстыже красного цвета.

После того, как складываю выбранные товары в виртуальную корзину, я подхожу к Джексу, чтобы он их оплатил. Когда Джекс видит общую сумму, он качает головой:

— Я всегда думал, что женщины стоят мужчинам прорву денег.

— Я не отношусь к таким расточительным женщинам, — хрипло отвечаю я. Ситуация такая непривычная для меня. Я — рабыня, нахожусь дома у Воина, который покупает мне одежду, словно я его жена.

Он с улыбкой прикладывает большой палец к полю оплаты. Сканер считывает его отпечаток, и через пару секунд я получаю подтверждение платежа. В нем указано: «Доставка в течение сорока минут». Магазин находится всего лишь на соседней улице.

Джекс открывает холодильник:

— Есть хочешь?

Я киваю:

— Еще как. — Я уже и забыла, когда в последний раз нормально ела. Перед шоу я была слишком взволнована, да и тюремные помои не слишком вкусные.

— Чего бы ты хотела? — Он достает запакованные готовые блюда с напечатанными на них названиями: тушеные овощи, жареная свинина, лазанья, рататуй…

— Лазанья — звучит неплохо, тысячу лет не ела ее. — Рот наполняется слюной, а желудок начинает урчать.

Джекс снимает защитную пленку и сует упаковку в магнетроник, а через минуту достает из него блюдо, от которого поднимает пар.

М-м-м, какой аромат! Томаты, макароны и специи.

Мы садимся рядом друг с другом на высокие стулья за своего рода барную стойку на кухне. Кроме дивана и кресла больше сидеть не на чем. Джекс ведёт себя не как хозяин, который принимает гостя. Он сидит, широко расставив ноги, его теплое бедро касается моей ноги. Он не отодвигается, когда соприкасается со мной, и я наслаждаюсь этим.

Пока мы едим из одной тарелки, и я смакую каждый кусочек, я рассматриваю квартиру. Здесь настолько чисто, словно вылизано, даже кровать заправлена. И я не могу не спросить:

— Кто покупает для тебя продукты, стирает вещи и убирается?

Джекс покрывается легким румянцем.

— Когда я на дежурстве, приходит Джимми и наводит в квартире порядок.

— Кто он? Его приставили к тебе люди из правления?

Джекс трет шею.

— Нет, я познакомился с ним в учебно-воспитательном центре. Я прихожу туда пару раз в месяц и тренирую детей.

Я ничего об этом не знала. И я еще много чего не знаю о Джексе.

— Здорово!

— Это была инициатива сената, — бормочет он, а его уши становятся еще краснее. Он стыдится? Это разрушает его образ жесткого солдата?

— Ты оказываешь Джимми большое доверие.

Джекс небрежно пожимает плечами:

— Что такого он может здесь натворить? У меня нет ничего ценного, чтобы украсть. И пока он хорошо выполняет свою работу и не тратит заработанные деньги на наркотики, он может оставаться.

Сенат рекомендует родителям тех немногочисленных детей, что у нас есть, отправлять их в эти учебные учреждения. Там режим может оказывать прямое влияние на них. Сенат, якобы, хочет помешать детям целыми днями сидеть перед экранами скринеров, шляться по улицам или тайком проникать в секс-бары. О последнем я действительно слышала. Уже четырнадцатилетние заказывают там себе напитки и лакомятся обслугой вместо закусок. Меня передергивает. Женщинам, что там работают, часто не остается ничего другого, кроме как предоставлять сексуальные услуги, чтобы хоть немного подзаработать. Сколько раз кто-нибудь из них обращался ко мне за помощью во время моих ночных дежурств в клинике, из-за того, что с ними грубо обошелся клиент. Большинство посетителей баров едва ли лучше, чем тот Воин по имени Блэр.