Романов засмеялся, и Рада поняла, что он только что пошутил. Она тоже рассмеялась.
— А у Вас было такое? — спросил Романов.
Она замялась. Едва ли она помнила хоть что-то из его рассказа. К счастью, за поцарапанными стеклами дверей вспыхнул свет платформы, и Рада с облегчением узнала свою станцию.
— Нам здесь, — сообщила она в ухо Романову и повернулась к дверям.
— Это Ваша станция или нам на пересадку? — спросил он, когда поезд отъехал и шум утих.
— Моя, — кивнула Рада. — Здесь недалеко, я и сама могу дойти, Вам не стоит беспокоиться.
— Да что Вы! На улице темно, мне совсем нетрудно Вас проводить. Мне и самому будет так спокойнее, тем более Вы говорите, что живете близко. Ну что, идем?
Она кивнула и приложила все усилия, чтобы не дать глупой блаженной улыбке растянуться на лице. В конце концов, он это из соображений безопасности, а не чего-то там. Чувствует ответственность, как любой нормальный преподаватель.
Они поднялись из метро и пошли вдоль трамвайных путей.
Все больше и больше Раде становилось неловко. Странно было идти к своему дому вместе с Романовым, которого она несколько дней назад даже в театр боялась пригласить.
— Рада! — окликнул он ее.
— Да? Простите, я задумалась.
— О чем, если не секрет?
— Да так, о спектакле.
— Спектакль и правда заставляет задуматься. Очень сильная вещь. Я в театре был сто лет назад, даже не думал, что спектакль может меня настолько поразить. Как любитель книг, текста, я всегда относился к театру скептически. А Вы знаете еще какие-нибудь хорошие постановки, которые сейчас идут? Я бы сходил.
— Во МХАТе или вообще?
— Все равно, где.
— Полно всего, на самом деле. Тут в двух словах не расскажешь.
— А в трех?
— Только если в трех, — она улыбнулась. — Из классики сейчас есть чудесная постановка — «Волки и овцы»…
Романов кивал и внимательно слушал. Рада так увлеклась, что не заметила, как они подошли к подъезду. И снова ей овладела неловкость.
— Ну вот… — сказала она, наклонив голову, — мы пришли.
— Ясно… — протянул он. — И правда, недалеко.
Она ждала, что он попрощается и пойдет назад, но он стоял, раскачиваясь на каблуках, сунув руки в карманы, и смотрел на нее задумчиво.
— Даа… — кивнула Рада, — а быстрым шагом всего минут пять.
Романов молчал. Она забеспокоилась. Неужели он ждет… Нет, этого не может быть. Но ведь он стоит и не уходит. И смотрит так выжидательно… Хочет, чтобы она его пригласила? Домой? А если он просто задумался? Она тогда окончательно опозорится. Или все же…
Рада бросила быстрый взгляд на окна свой квартиры. Свет не горел. Впрочем, после премьеры Денис на банкете, а Эндрю… Мало ли, где его носит. В конце концов, его совершенно не волнует, кто и кого приведет домой.
— Александр Николаевич, а не хотите зайти? — она приготовилась к отповеди.
Романов вопреки всем ее ожиданиям оживился.
— С удовольствием! Если честно, я был бы не против посетить… места, не столь отдаленные.
— Ооо! — понимающе выдохнула она. Оказывается, пылкий кавалер всего-навсего захотел в туалет. — Ну, тогда пойдемте.
Они вошли в квартиру, и она показала гостю, где уборная. Пока предмет воздыханий оправлялся, Рада включила чайник.
— Будете чай? — спросила она Романова, когда тот пришел на кухню. — Хорошего бара у меня нет, зато могу предложить настоящий английский чай. С крендельками.
— Ну, если только немножко, — улыбнулся Романов. — Слишком заманчиво звучит.
— Отлично! Пойдемте, я провожу Вас в комнату и быстренько все приготовлю.
Она включила свет в своей комнате, мысленно благодаря Бога за то, что накануне сподобилась на уборку. Только домашние штаны с футболкой на спинке дивана нарушали всеобщий порядок. Рада спешно запихнула их в шкаф, предложила Романову устраиваться и подкатила к дивану журнальный столик для чая.
— Вот, тут я и живу, — сказала она.
— У Вас красиво! — Александр Николаевич оглядел комнату. — А Ваши родители… я имею в виду, мистер и миссис Гарди, — они разве еще не доехали из театра?
— Не сомневаюсь, что доехали, — Рада улыбнулась. — Правда, не сюда, а в отель. Видите ли, мама не любит скоплений молодежи. А мы с братом — сплошное скопление, тем более, что у нас гостит еще наш сводный брат, сын мистера Гарди. Я бы Вас с ним познакомила, но не имею ни малейшего понятия о том, где его сейчас носит.
— Ясно, — кивнул Романов.
— Ну, осваивайтесь, а я пойду, приготовлю чай.
Рада забежала в ванную и торопливо избавилась от корсета. Пара лишних глотков напитка лишили бы девушку возможности дышать. Кроме того, дальнейший ход событий был непредсказуем. В любом случае, Романову не стоило демонстрировать позорную деталь гардероба.
На кухне Рада обнаружила, что не так уж просто заваривать чай, когда пальцы трясутся, и все валится из рук. Ее лихорадило при мысли о том, что Романов в эту минуту сидит на ее диване. Он ей нравился, но события принимали слишком крутой оборот.
Филологи-мужчины обычно целиком посвящают себя науке. Те, кто все же изменяет филологии с женщиной, долго мнутся, решаются, сомневаются, стоит ли вообще подходить к девушке, а потом еще дольше держат отношения в платоническом русле, а на свиданиях гуляют под луной, сравнивая Джойса с Кьеркегором. Это не технари, у которых все подчинено алгоритму «цветы-кино-поцелуй-кафе-поцелуй-в-гости-поцелуй-секс». При условии, что переменная XY не поставит точку раньше, разумеется.
Увлекаясь Романовым, Рада подсознательно надеялась, что за долгий период взглядов, сомнений и литературных диспутов она успеет понять, готова ли она к роману вообще и к роману с преподом в частности. Надежды рушились на глазах.
Рада глубоко вздохнула и медленно выдохнула, сделав губы трубочкой. Она пыталась унять волнение. Затем поставила на поднос чайник, кружки, миску с крендельками и английскую мятную шоколадку.
Романов ходил по комнате, разглядывая фотографии на стенах.
— Это Вы? — спросил он, указывая на черно-белый снимок.
Рада поставила поднос на журнальный столик и подошла к Романову.
— Да, это мы с братом и его другом Антоном в детстве, на даче.
— А где у Вас дача? Кругом одни сосны…
— Это в Малаховке. Старые генеральские дачи.
— Вы из военной семьи?
— Нет. Мой родной отец умер, когда я была совсем маленькой. Потом мама вышла замуж за известного хирурга Скобельникова. Это как раз его дача. У него не было родных детей, поэтому дача осталась нам после его смерти. Там я провела все детство.
— Я слышал, в Малаховке очень красиво.
— Ага. Вот, смотрите, — Рада показала на цветной снимок большого формата. Сосновый лес в розовых лучах солнца. — Это недалеко от нашего дома.
— Ух ты… Неудивительно, что там давали дачи только выдающимся людям.
— Да. Мой отчим, Виктор Павлович, не любил дачу. Даже не знаю, почему. Они с мамой ездили отдыхать на море, в Абхазию или в Сочи. А нас оставляли на даче с домработницей.
— У Вас даже была домработница?
— Не у меня. И не совсем домработница… Она была у нас всем — няней, поварихой… Настоящей бабушкой. Она работала в семье отчима много лет, по-моему, у нее совсем не было родных. Виктор Павлович ее очень любил, как и все мы. Она была настоящим членом семьи. Но потом она умерла… К тому возрасту Денис уже почти заканчивал школу, поэтому мы летом жили на даче одни, мама только иногда приезжала нас проведать.
— Неужели она не боялась оставлять вас с братом одних?
— Да тут и бояться нечего, — улыбнулась Рада. — С моим братом и Антоном нам ничего не грозило. Они хорошие няньки.
— Вам повезло со старшим братом. Он заботится о Вас.
— Ага. Ну, пойдемте чай пить, а то остынет.
Романов присел на диван и взял кружку.
— Кстати, все забываю Вас спросить, — сказал он, сделав глоток. — Как поживает Ваш перевод?
— Перевод продвигается семимильными шагами. Пока я валялась дома с ногой, сделала больше половины. Сейчас взяла за правило переводить по несколько страниц каждое утро, когда голова посвежее.