Разве я не слыхал о Пересе — одном из первых богатеев страны!.. Он тоже искал золото в Орьенте, много лет из сил выбивался, пока не набрел на речушку, где за месяц намыл на двести тысяч сукре,[8] которые и положили начало его огромному состоянию…

Некоторые рассказчики проникались ко мне доверием и делились своими сокровенными замыслами. Появлялась грязная, измятая бумажка (карта, разумеется), затем мой новый приятель излагал шепотом длинную историю: как он совершенно случайно узнал о богатейшем месторождении. Каждый раз источником заманчивых сведений оказывался «один пьяный индеец». Не соглашусь ли я финансировать это предприятие? Всю прибыль пополам. A-а, денег нет… Жаль, жаль, больше всего меня, разумеется, теряющего такой случай. Что же до обладателя карты, то он не сомневался, что без труда найдет желающего вложить деньги в такое дело. Правда, не каждому можно доверять…

Я не прочь был быстро разбогатеть; к тому же мне хотелось испытать жизнь золотоискателя. Кончилось тем, что я купил снаряжение для промывки золота и вступил в ряды лавадорес де оро. Увы, тучи кровожадных мух, палящее солнце и жалкая добыча — всё это вместе взятое надолго отбило мне охоту искать золото.

Из первого путешествия в Южную Америку я привез в Швецию много забавных животных и ни крупинки золота. Я не сомневался, что окончательно излечился от золотой и кладоискательской лихорадки. Но в 1947 году, когда я после десятилетнего отсутствия снова приехал в Экуадор, лихорадка не замедлила вернуться. Кого я стану винить на этот раз? Разумеется, мою экуадорскую тещу!

Она страдает неизлечимой и притом крайне заразной формой кладоискательской лихорадки.

Я упоминал уже в одной из своих книг, как она подбила меня забраться в пещеру в поисках инкского золота; на ее совести еще много подобных злодеяний. Не одну пещеру облазил я по ее вине. Однажды меня чуть не похоронило заживо обвалом; я спасся каким-то чудом и несколько недель после этого был инвалидом…

Но хороший зять должен уметь мириться с мелкими неприятностями! В другой раз теща отправила меня за кладом на вулкан Пичинча. Целую неделю она ходила в церковь, жгла свечи и молилась, чтобы экспедиция увенчалась успехом. Увы! Лично мне поход на Пичинчу дал немало интересного — я собрал ценный зоологический материал, но тещу мои находки нисколько не радовали, и она дала мне понять, что не стоило тратить время на поиски никому не нужных тварей.

Моя теща — неисчерпаемый источник историй о кладах. Некоторые из них основываются на документах и звучат весьма правдоподобно, другие же — чистые басни и легенды. Ее внуки готовы слушать их без конца, что не мешает им потихоньку посмеиваться над бабушкой. Зато сама теща непоколебимо верит во все эти россказни. Верит в существование всевозможных сверхъестественных вещей и созданий, вроде заколдованных гор, косматых лесных людей с вывернутыми ступнями (чтобы их нельзя было выследить), летающих людей и так далее в этом же роде. В мире ее представлений все это кажется вполне естественным и даже не очень страшным. Каждый раз, когда я отправлялся на охоту, на поиски живых экспонатов для моих коллекций, теща не забывала напомнить, чтобы я постарался поймать животное, которое она называла карбункель. Судя по ее описанию, оно принадлежит к кошачьим, но отличается от прочих зверей прежде всего тем, что у него горит во лбу огромный алмаз. Отец тещи будто бы поймал однажды такого карбункеля на склонах Чимборасо, только зверьку удалось, к сожалению, удрать.

«Представь себе, — сказала она мне как-то раз, — сколько заплатил бы за такого зверя какой-нибудь зоопарк или музей! Я почти уверена, что его не найдешь ни в одной коллекции».

Я тоже почти убежден в этом. Что и говорить, славная была бы добыча!

Бывает, теща вдруг пропадает из дому, и ни тесть, ни кто-либо другой в семье не знает, куда она делась. А спустя недельку пропавшая возвращается; причем нередко ее возвращению предшествует телеграмма из какого-нибудь отдаленного уголка Экуадора с просьбой к мужу выслать ей денег на дорогу. Подробности тещиных путешествий всегда остаются тайной, однако никто не сомневается, что речь шла о кладе, золотом руднике или еще о чем-нибудь в этом роде.

Однажды мы с женой отправились в киноэкспедицию в провинцию Имбавура. И тут в одной индейской деревушке мы случайно обнаружили, что местные жители очень хорошо знают мою тещу.

Оказалось, она часто навещала эту деревню; один из индейцев, по имени Мессия, показал нам с гордостью дорогую куклу, которую она подарила его младшей дочери.

Дома, в Кито, жене удалось выведать, зачем теща ездила к индейцам.

Как-то раз Мессия, работая на гасиенде, заметил, что управляющий и несколько рабочих заняты раскопками. Мессию стало разбирать любопытство; вечером он прошел к тому месту и обнаружил глубокую яму. Тогда он спрыгнул в нее и стал рыться в земле…

И надо же было случиться так, что ему попался большой глиняный сосуд! А в том сосуде лежала золотая курица с изумрудными глазами да еще двенадцать золотых цыплят. Самый большой из них был величиной с обычного цыпленка, затем шли всё меньше и меньше, и самый маленький был не больше шмеля. Мессия отнес находку домой и тщательно спрятал. Когда управляющий пришел на следующий день продолжать раскопки, то сразу заметил, что кто-то побывал в яме, однако так и не смог выяснить, кто именно. А через несколько дней один из пеонов[9] донес ему, что Мессия прячет дома золотую курицу с целым выводком цыплят. Мессию допросили, но он все отрицал, а обыск ничего не дал, потому что он успел перепрятать свое сокровище в лес.

Каким образом слух о кладе дошел до ушей тещи, не знаю; впрочем, ее агентура работала в таких случаях с поразительной эффективностью. Как бы то ни было, она отправилась в Имбавура и отыскала Мессию. А тот не имел ничего против того, чтобы обменять свою находку на хрустящие бумажки.

— Только, — сказал он, — сейчас я еще не решаюсь идти за кладом, потому что управляющий приставил ко мне шпионить одного пеона.

Теща наведывалась в деревню к Мессии довольно часто и неизменно привозила дорогие подарки: сигары и вино самому Мессии, сардины и шоколад — его жене, игрушки и конфеты — детям. Разумеется, ее принимали с неизменной радостью, и каждый раз хозяин искренне сокрушался, что шпион по-прежнему не сводит с него глаз. В конце концов теща потеряла терпение и прекратила поездки.

«Значит, мама, вы поняли, что он вас обманывал?» — спросила моя жена.

«Обманывал? Ну, нет! — ответила теща. — Скорее всего, этот мошенник уже продал кому-нибудь и курицу и цыплят…»

В доме моего тестя в Кито, обставленном на англо-экуадорианский лад, я не раз встречал странных и необычных гостей: престарелых индейцев с потухшим взором, мрачных, свирепых бородачей… В самом начале знакомства с родителями моей жены я выразил как-то удивление по поводу этих загадочных визитов.

«Это всё приятели Клары! — сообщил мне тесть доверительно, скривив лицо в гримасе. (Клара — это и есть моя теща.) — Каждый из них знает, где зарыт клад, и ищет желающих финансировать поиски. О, если бы только Клара поняла, что величайшее сокровище, которым она когда-либо обладала и будет обладать, — это я!.. Да, кстати, у тебя нет противогаза? Кларе нужен. И еще ей, разумеется, нужен кто-нибудь, кто согласился бы надеть этот противогаз и забраться в одну из ее пещер, полную ядовитого газа и золотых слитков… А теперь учти, что я тебя предупредил, и не вздумай опять обещать…»

«Но почему? — спросил я. — Вдруг там и в самом деле…»

«Господи помилуй! — простонал мой тесть. — И ты тоже! Кажется, вы все начинаете сходить с ума!»

«Гм… — ответил я. — А что вы скажете про золотой рудник Сан-Энрике в Самора?.. Говорят, он назван в честь моего тестя, Энрике Робинсона, который был одним из пайщиков!»

«О-о-о, то было совсем другое дело! — воскликнул тесть, слегка смутившись. — Совершенно другое!»