Изменить стиль страницы

— Похоже, мы знаем, кто мог её перехватить, — говорю я Дозеру. — Дэвис. Он знает о награде за её голову.

— И он сделал бы все, чтобы задеть нас побольнее. Давай я всех разбужу. Иди, хлебни кофейку. Выглядишь чертовски уставшим. Если ты сядешь на свой байк, в конечном итоге, он попробует гравий на вкус.

— Нет, я отправляюсь сейчас же.

Он хлопает меня по плечу и сжимает его.

— Брат, если он встречается с Пэппи и его парнями, мы понадобимся тебе, чтобы прикрыть спину. Только вместе…

— …мы живём, ездим и умираем, — я сжимаю рукой его предплечье. — Но учти, я абсолютно уверен, что люблю её, так что у тебя пять минут. Я поеду с вами или без вас.

Глава 42

Никогда не поворачивайтесь спиной к человеку, который не признаёт своих собственных демонов.

ЭМБЕР

Я прихожу в себя от звука хлопнувшей дверцы автомобиля. Поморгав отяжелевшими веками и прогнав остатки беспамятства, я оглядываю окружающую меня обстановку. Я нахожусь на заднем сиденье автомобиля, и единственным звуком, который я слышу, является беспрерывное гудение кондиционера. Ни шума двигателя, ни музыки, ни иных доказательств того, что здесь со мной находится кто-то ещё.

Последнее, что я помню, это появление остановившегося передо мной седана и самого Дэвиса. Также я припоминаю, как он воткнут мне в шею иглу, после чего меня накрыла темнота.

Судя по тому, сколько солнечного света проникает сквозь окна, я бы сказала, что с тех пор прошло несколько часов, если не больше.

Каждая клеточка моего тела ноет от боли, а часть моего живота пульсирует, подражая сердцебиению. Единственная часть моего тела, которая не болит, — это моё левое плечо. И то только потому, что оно затекло.

Я пытаюсь сесть, чтобы проверить, сидит ли Дэвис на переднем сиденье, но это практически невозможно сделать из-за сцепленных за спиной рук, и я тут же жалею о своём решении. Резкая вспышка нестерпимой боли стреляет у меня в боку, отдавая в плечо и спину. Мои мышцы сводит, я тяжело дышу через нос, скрежещу зубами и набираю полную грудь воздуха.

Дверь возле моей головы со скрипом открывается и надо мной склоняется Дэвис.

— Пора просыпаться. Прибыл твой новый транспорт.

Схватив меня под мышки, он бесцеремонно стаскивает меня с заднего сиденья, не обращая внимания на мои страдания, вызванные его грубостью.

Как только я оказываюсь на своих двоих, он заходит мне за спину, заставляя идти вперёд. Каждый шаг требует неимоверных усилий. Моя рана вопит так, будто кто-то тычет в меня горящим факелом и пытается спалить заживо. Подобно лаве, жар вырывается наружу из раны на боку и растекается по всему моему туловищу. Такое чувство, что я умираю. Если учитывать то количество крови, что покрывает мою одежду и кожу, думаю, так оно и есть.

Я шатаюсь, спотыкаюсь, шиплю и морщусь от боли, когда становится невыносимо. Я не могу дышать. Не могу сделать больше ни шага. Я просто хочу лечь и позволить земле поглотить меня.

Но Дэвис не проявляет ни капли милосердия, продолжая подталкивать меня вперёд.

Вместо того, чтобы сосредоточиться на прокатывающей по моему телу мучительной агонии, я концентрируюсь на единственном, что кажется хотя бы отчасти приятным, это тёплая грязь, которая обволакивает мои ноги. Рана по-прежнему причиняет нестерпимую боль, когда я надавливаю на неё, но жар, так или иначе, заглушает её.

Подняв голову, чтобы посмотреть, куда он меня ведёт, я резко останавливаюсь.

Мой желудок скручивает от тошноты. На ладонях и лбу выступает пот.

Да, я стою посреди пустыни в период аномальной жары, но моя реакция никак не связана с высокой температурой, она имеет прямое отношение к блестящей новенькой «Эскалейд», припаркованной в двадцати футах от меня. Её окна такие затемненные, что я не вижу, кто находится внутри.

Мне не нужно напрягать зрение, чтобы понять, кто сидит внутри автомобиля. Бросающаяся в глаза расточительность и цвет машины выдают его с головой.

Поэтому, когда дверь со стороны водителя открывается, и выходит Уорнер, я едва сдерживаю рвотные позывы, но не удивлена. Он такой же, каким я его помню, — высокий, красивый, физически совершенный во всех отношениях и, конечно же, пугающий, как в тот день, когда я от него сбежала.

На нем бежевый костюм без галстука и белоснежная рубашка. В его дизайнерских очках отражается солнечный свет, пока он не снимает их и не вешает себе за воротник. Убрав, разделявший наши лица барьер, я поражаюсь тому, что вскружило мне голову в первый день нашего с ним знакомства. Светло-голубые глаза, безупречный цвет кожи и точеные черты лица.

Ни один человек в мире не должен обладать такой красотой.

И как по щелчку, я снова вспоминаю, как его поступки изменили нашу историю от зарождающегося романа до поучительной развязки. Вот только невозможно было понять, выживу ли я.

Я пытаюсь развернуться, но Дэвис мне не позволяет. Поэтому я взываю к полицейскому в нем:

— Пожалуйста, не делайте этого. Вы не понимаете, какой он человек. Как только вы уйдете, он причинит мне боль.

Когда Уорнер подходит ближе, уголок его рта ползет вверх и появляются ямочки.

— Вот она, — произносит он воркующим голоском. — Мой маленький феникс, восставший из пепла.

Затем его взгляд пробегает по моим волосам, лицу, одежде и ногам. Улыбка с его лица моментально сходит, и я нахожу в этом особое удовольствие.

— Это её кровь? — Уорнер впивается в Дэвиса свирепым взглядом. — Я же сказал, что не хочу, чтобы она пострадала.

— Она уже была ранена, когда я её нашёл. Правда, она не говорит, кто это сделал, хотя я подозреваю, что это один из «Предвестников Хаоса».

— Почему ты не сказал, когда мы говорили?

Уорнер осматривает меня, задирает мою футболку и кривится. Его лицо перекашивает от отвращения, когда он сначала разглядывает неприятное пулевое ранение, а затем грязь на моих ногах.

— Не трогай меня, — выпаливаю я и отшатываюсь от него. Каждую секунду я борюсь с тем, чтобы не отключиться, потому что понимаю, что сейчас я не могу позволить себе потерять сознание.

— Я ничего не мог с этим поделать. Как бы там ни было, мне придётся потратить весь день на то, чтобы убраться в машине и сжечь все доказательства её пребывания в ней, — Дэвис дёргает меня за сцепленные наручниками запястья. — Ну, так что, сделка в силе или нет?

Уорнер вытаскивает из внутреннего кармана своего пиджака конверт.

— Там всё, как договаривались. Сними с неё наручники.

Дэвис обхватывает наручники на моих запястьях, и через секунду я чувствую, как освобождаюсь от них. В качестве прощального подарка, после того как он забирает у Уорнера конверт, Дэвис толкает меня вперёд. В одночасье я понимаю, каково это, когда тебя клеймят раскаленным железом. Меня охватывает такая боль, которой я прежде никогда не чувствовала. Я кричу, и моё тело сгибается пополам. На мгновение глаза застилает белая пелена, пока перед взором снова не предстает пустынный пейзаж.

Когда я прихожу в себя, я смутно осознаю, что меня поддерживает Уорнер, иначе я бы стояла на коленях. Он не даёт мне упасть. Затем двумя пальцами подцепляет пряди моих волос и отводит их от моих глаз. Я чувствую, как моё сердце пронзает острая боль от его действий, потому что всё это неправильно, каждая клеточка моего тела скучает по Маву.

Если бы сейчас меня поддерживал Мав. Если бы это он сейчас шептал мне на ухо, что увезет меня отсюда далеко и надолго.

Но нет, это слова Уорнера, и его дыхание, пробуждающее в моём животе чувство разлившейся кислоты.

О, Боже, что же я наделала?

Я обещала Маву, что не исчезну, как Дана. Но сделала обратно противоположное. Не сомневаюсь, что он будет искать меня и попытается исправить свою ошибку. Но к тому времени, как он меня найдёт, скорее всего, будет уже слишком поздно.

Я слышу, как открывается, а затем захлопывается дверь автомобиля. Дэвис заводит двигатель и уезжает, оставляя меня одну, наедине с бесами Уорнера.