— Вы правы. Они вряд ли простираются так далеко.

Огонек сигареты осветил ее лицо.

— В таком случае почему вы поехали со мной?

Она метнулась к своему пальто.

— На то были причины. Оливер, дождь уже закончился.

— Возьмите свое пальто в руки, а сами наденьте это, — я протянул ей плащ. — Почему вы поехали со мной, Сара?

— А что, не нужно было? Просто захотелось… Не знаю… Извините, я не могу дать вразумительного ответа. Мне действительно не следовало этого делать, — она невесело усмехнулась. — Это совершенно ясно. Простите.

— Вам не в чем упрекнуть себя. Надеюсь, что это не последняя наша встреча?

— Жалко, что вы раскрыли карты. Пока вещи не названы своими именами, легче обманываться.

Я помог ей надеть плащ. Она утонула в нем и с кривой улыбкой повернулась ко мне — очевидно, чтобы поблагодарить, — но вместо этого у нее вырвалось:

— Оливер, не смотрите так!

Но она и сама не отвела взгляда и не пыталась вырваться. Я наклонился и поцеловал ее — сначала в щеку, а затем в губы. Странное, неизведанное чувство — все равно что кубарем с горы!

Я почувствовал слабое сопротивление и сразу отпустил ее. Убогая комнатенка словно увеличилась в размерах; на потолке плясали тени. Я глубоко вздохнул. Громоздкий макинтош отодвинулся, а вместе с ним Сара.

Я перехватил ее у дверей.

— Сара!

— Не будем больше ничего говорить.

— Сара…

Она обернулась — вроде бы сердито, но в ее глазах я не увидел гнева.

— Молчите, Оливер. Не сейчас. Видите, вы правы: из этого ничего не выйдет. Мне не нужно было приходить.

Я отвез ее в Ловис. Слава Богу, на дорогах в этот час не было патрулей, следящих за превышением скорости: в том состоянии, в котором я находился, было невыносимо иметь с ними дело. В тот вечер я впервые — если не считать нескольких рукопожатий — до нее дотронулся. Возможно, виной тому была та далекая встреча, но Сара всегда казалась мне недосягаемой. Даже сейчас я не мог понять, продвинулся ли я, и если да, то насколько; не представлял ее чувств и мыслей. Она же упорно отказывалась говорить об этом.

Когда мы приехали, дом был погружен во тьму — за исключением ярко освещенного холла. Я остановился на приличном расстоянии в надежде, что никто не услышит, и распахнул перед Сарой дверцу. В этот момент тявкнула Трикси, и я разглядел на крыльце мелькнувший огонек сигареты. Трейси!

— Сара, это ты? — окликнул он. — Пригласи Оливера зайти что-нибудь выпить. Мне нужно с ним поговорить.

Глава X

К счастью, у нас было достаточно времени, чтобы взять себя в руки: во всяком случае, мне показалось, что Трейси не заметил ничего подозрительного. И все-таки какая это была пытка: стоять и пить в мерцающем свете от камина, чувствуя свой учащенный пульс, представляя себе свое лицо; раскрасневшееся, отрешенное… может быть, даже со следами губной помады…

Кажется, это приглашение было рождено лишь потребностью с кем-нибудь поболтать. Если не считать двоих слуг, Трейси был один в доме. Большая часть мебели была зачехлена; возле лестницы высилась стремянка. В тяжелой дубовой балюстраде вдоль галереи обнаружили древесного червя; трудно сказать, как далеко он успел распространиться. Трейси также вынашивал план прорубить еще пару окон в холле, чтобы улучшить освещение, но не был уверен, что у него хватит средств сделать все так, как хочется.

Сара извинилась и пошла спать, а я оставался до двух, потягивая его бренди и всячески симулируя интерес к его хлопотам. Приподнятое настроение сменялось депрессией и наоборот; я поочередно чувствовал себя то порядочным человеком, то последним негодяем.

Оглядываясь на эти события три месяца спустя, я понял, что уже тогда должен был обратить внимание на некоторые симптомы, которые должны были открыть мне глаза на то, что происходило вокруг. Но я был совершенно выбит из колеи и ровным счетом ни о чем не догадывался — как говорится, ни сном, ни духом. Потребовался случай с Хайбери, чтобы у меня открылись глаза. Судьба подожгла фитиль, и разгорелось пламя.

Я обсудил дело Хайбери с Майклом и его отцом, а в понедельник мы провели совещание на студии. После того как Чарльз Хайбери и во вторник не вышел на работу, я позвонил Фостеру и предложил устроить что-то вроде консилиума. Было условлено, что утром в среду к мистеру Хайбери заедет сэр Роджер Феттер. В тот же день пополудни я встретился с сэром Роджером. Он не нашел у мистера Хайбери ничего серьезного, если не считать подбитого и быстро заживающего глаза. Вернувшись в контору, я сел и хорошенько все обдумал. Что все-таки произошло в тот вечер и как прошла встреча с мистером Кортом в северо-западной части Лондона — та, что была отмечена галочкой в записной книжке Хайбери? Не в ней ли — ключ к случившемуся?

На моей карте не оказалось Манкс-Крофта, а северо-западная часть Лондона — настоящий лабиринт, в котором, не зная дороги, легко заблудиться. Так что я битый час ломал себе голову, пока не сообразил, что Хайбери перепутал и район называется Манкс-Корт — огромный жилой массив с таким названием значился на карте, а, когда я приехал туда — номер восемь оказался резиденцией американского представительства — привратник подтвердил, что мистер Уильям Крофт проживает на восьмом этаже.

Он сам открыл дверь — приятный молодой человек лет под тридцать, элегантный, с хорошими манерами и тихим, хорошо поставленным голосом. Я встречал таких молодых людей во время войны — они, как правило, оказывались уроженцами Бостона.

Мистер Крофт занимал большую квартиру с белыми стенами, зелеными, цвета резеды, портьерами и множеством встроенных книжных шкафов. Он внимательно изучил мою визитную карточку и спросил:

— Могу я быть вам чем-нибудь полезен?

— Надеюсь, мистер Крофт. Мне бесконечно жаль отнимать у вас время, но я — агент страховой компании и в настоящее время расследую несчастный случай, происшедший в прошлый четверг с всемирно известным киноактером, мистером Чарльзом Хайбери. Кажется, в тот вечер вы ужинали вместе?

— Да, разумеется.

— В ходе встречи имел место некий удар?

— Не о ресторанный столик.

Я засмеялся.

— Нет, конечно. Однако…

В этом месте я сделал паузу, сверля его взглядом и надеясь на лучшее. Сработает мой блеф или я потерплю сокрушительное фиаско?

Крофт выглядел смущенным. Он потеребил галстук и выглянул в окно.

— Пожалуй, нам не помешало бы сделать по глотку. Как насчет ”скотча” с содовой?

Я внутренне ликовал: интуиция меня не подвела! Американец некоторое время возился возле бара и наконец вернулся с двумя бокалами.

— Не приступить ли нам прямо к делу? Чьи, собственно, интересы вы защищаете, мистер Бранвелл, и какие неприятности я могу навлечь на себя и на других, если позволю себе быть откровенным с вами?

— Абсолютно никаких. Я выступаю от имени страховщика, который, вследствие болезни мистера Хайбери, должен выплатить солидную сумму, затребованную его продюсером. В любом случае иск будет принят ко взысканию, но нам хотелось бы точно знать, что все-таки случилось. Мы не собираемся выдвигать против вас или кого-то еще какие бы то ни было обвинения.

— Надеюсь! — весело отозвался он и выпил свое виски. Наши взгляды встретились. Крофт поставил свой бокал на стол. — Вы же не думаете, что это я приложил руку?

Я осторожно ответил:

— Мистер Хайбери весьма смутно помнит, что произошло.

— Вот это странно. По-моему, на этот счет не может быть никаких сомнений.

Я сделал несколько глотков.

— Вы не могли бы подробно описать, как это началось?

Мистер Крофт заколебался.

— Ничего, если я сначала позвоню Хайбери — просто убедиться, что он не возражает?

— Ради Бога.

Он продолжал колебаться.

— Нет… Пожалуй, не стоит. Видимо, вам можно доверять… Нас было четверо: Чарльз с Дженет — вы знаете, это его жена, Дженет Вэл, и мы с Джой — это моя жена. Мы пригласили их в гости. Пили, закусывали, а потом сели играть в карты. Вы знаете канасту?