— Ладно, ты сильно ушел от темы. Давай к делу.

— Ты знаешь, чего я хочу. Просто посмотри, что ты уже для меня сделал…

— Дважды, — напомнил Кертис.

— Ты прав, ты прав. Дважды. Так вот, просто посмотри, что ты уже дважды для меня сделал: Элли стала мягкой, как китайский шелк. А ведь знаешь, когда она выходит из себя, с нею не так-то легко сладить. Но ты, — Роуди улыбнулся и покачал головой с чистым или притворным восхищением (он выглядел слишком уж впечатленным, и Кертис не был уверен, что он искренен), — ты можешь заставить ее жевать камни, чтобы она при этом думала, будто жует конфеты. И ведь это работает не только с ней! Я знаю, что ты проделываешь это по всему округу Треме — помогаешь все, кто в тебе нуждается.

— Я ничего не делаю.

— Разве ты не делал ничего для братьев Уоттерс в прошлом месяце, когда они поругались из-за магазина? Их мамочка ведь тут же прибежала к тебе, разве нет? Вот, о чем я тебе толкую.

Кертис пожал плечами.

— Я просто помогаю людям, когда могу, вот и все.

— У тебя потрясающий талант, парень. Люди приходят к тебе за помощью, потому что они знают, что у тебя есть этот дар — дар сглаживать ссоры и недопонимание, пока все это не стало непоправимым. Понимаешь, для тебя это настолько естественно, что ты проделываешь подобное, даже не задумываясь!

— Можешь бросать меня на сковороду, — усмехнулся Кертис.

— А?

— Ты меня уже так умаслил, что я полностью пропитался. Так что вперед: можешь меня приготовить.

Роуди рассмеялся. Этот взрывной смех оказался громким, как пистолетный выстрел, и его звук эхом рикошетил от стен станции, из-за чего несколько пассажиров, ожидавших прибытия поезда, оглянулись на Роуди и его друга. Кертис подумал, что его босс может снова посмотреть в свое тонированное окно, и уже через секунду ожидал услышать скрип ботинок Ол Крэба по мраморному полу — старик будет готов прочитать лекцию им обоим о том, что нельзя устраивать беспорядок «в его доме».

— Я поговорю с Элли, — вздохнул Кертис. Он согласился хотя бы для того, чтобы Роуди, наконец, убрался восвояси. — И каким ты хочешь, чтобы я выставил тебя на этот раз?

— Невиновным. Жертвой злого языка Джипа Байарда!

— Она, конечно, поймет, что в этом тоже есть правда, но не вся. Лучше признаться в худшем и отталкиваться уже от этого.

Роуди рассмеялся, рот растянулся в широкой улыбке. Но когда он понял, что Кертис не шутит, его улыбка увяла, и он резко нахмурился, над переносицей пролегли две напряженные морщинки: ему не понравилось то, что он услышал.

— Доверься мне, — успокоил его Кертис. Он подумал, что если б ему давали по десять центов каждый раз, когда ему приходилось это говорить, ему бы больше никогда не пришлось работать носильщиком.

Роуди продолжал хмуриться, но спорить не стал.

— Конечно. Я верю. Конечно. Я всегда тебе верю.

— Я схожу к ней завтра. На сегодня у меня планы.

— Вот как? Они связаны с какой-то женщиной?

— Ну ладно, — вздохнул Кертис. — Я иду на вечеринку в честь дня рождения Авы Гордон. Она пригласила меня, когда я встретил ее в среду. Я немного боюсь туда идти. Не думаю, что она…

— В общем, желаю тебе хорошо провести время, Длинноногий, — перебил его Роуди и похлопал по плечу, почти сразу же направившись к выходу. В последний момент он обернулся и подарил своему другу новое наставление: — Просто расслабься и делай, как я! — он ухмыльнулся, но затем снова нахмурился. — Ну, или… не всё делай, как я. Но в любом случае, спасибо, что выслушал!

На этом Роуди Паттерсон надел свою шляпу с оранжевым пером и покинул станцию, как если бы на Рэмпарт-Стрит его ждал свой собственный поезд.

— Сумки ждут на улице, парень, — обратился к нему молодой человек, возникший рядом с ним так внезапно, что Кертис испугался, что он затопчет его своими двухцветными ботинками. Человек был одет в синий костюм, который выглядел, как показалось Кертису, как прохладная вода Эдемского озера. Этот мужчина и сам был похож на ангела. За ним следовала эффектная женщина в обтягивающем платье, насмешливо посмотревшая на него, в руке она держала перламутровый мундштук.

— Да, сэр, сию секунду, — ответил слушатель, беря свою тележку и приступая к работе.

8

Доверься мне.

В сгущающихся сумерках, верхом на своем серебристом велосипеде с черными резиновыми ручками на руле, Кертис Мэйхью неуклонно продвигался к месту проведения вечеринки по случаю дня рождения Авы Гордон. Он старался сосредотачиваться только на волнительном предвкушении этого события, однако не мог этого сделать и винил себя за это.

Доверься мне. Эти два слова он сказал Роуди Паттерсону на станции сегодня днем.

Как? — спрашивал он себя. — Как я могу просить Роуди довериться мне, забывая при этом об Элли Колдуэлл?

В конце концов, он знал мисс Элеонор гораздо дольше, чем Роуди — она была замечательной девушкой и вдобавок красавицей. Она заслуживала лучшего, так почему же Кертис уговаривал сам себя выторговать у нее очередной шанс для Роуди, несмотря на то, что… Ну, хорошо, Роуди не был плохим. И, возможно, он действительно был хорош — для какой-нибудь другой женщины, но точно не для мисс Элеонор! И что бы Кертис ей ни сказал, что бы ни сделал, ничто не изменит того факта, что они с Роуди просто не подходят друг другу.

Так… что же делать?

Он двигался на восток по Рэмпарт-Стрит, не слишком спеша, но и не медля. Этим жарким субботним вечером на улице выстроился карнавал разноцветных автомобилей и тёк еле движущимся потоком по дороге. Разномастный транспорт на Рэмпарт-Стрит смешивался в единый калейдоскоп, что делало преодоление этой улицы не самым легким делом: некоторые граждане, отдавая дань традициям, продолжали передвигаться в конных экипажах, другие же — как и сам Кертис — предпочитали велосипеды. И более-менее быстрым передвижением, пожалуй, могли похвастаться лишь последние.

Кертис привык к этому маршруту, так как проезжал по нему каждый день, однако сегодня он несколько изменялся: после пересечения Канал-Стрит юноша планировал обогнуть Французский квартал и повернуть налево на углу Северной Рэмпарт-Стрит и улицы Губернатора Николлса, что должно было привести его в пригород Треме.

Пока он продолжал мерно крутить педали, в городе начали зажигаться уличные фонари, а большие здания в центре понемногу принялись испускать свет из множества квадратных окон. Кое-где среди наступающих сумерек стал загораться и пылать жидкий огонь красного, синего и зеленого неона. Воздух был напоен зноем, и в дыхании проносящегося мимо ветра Кертис улавливал пестрый букет запахов, хорошо ему знакомый и являющийся своеобразной визитной карточкой Нового Орлеана. Сначала до него донесся запах роз и других благоухающих цветов из магазина флориста Симонетти, что стоял под открытым небом недалеко от угла Рэмпарт- и Говенор-Стрит. Немного дальше дрейфовали теплые и сладкие запахи печенья, пирожных с глазурью и оладий с сахарной пудрой из пекарни миссис Делафосс — Кертис часто останавливался там по дороге домой, чтобы купить что-нибудь для своей мамы. Он чувствовал легкий укол стыда, потому что сегодня у него совсем не было на это времени. Затем воздух наполнялся ароматом крепкого кофе, который обжаривали и подавали в Центральном кафе, неподалеку от которого Кертис как раз пересек Канал-Стрит и услышал восьмикратный перестук колес собственного велосипеда, миновав четыре линии трамвайных путей. После этого к общему букету примешался горьковатый фимиам жженого ладана Французского квартала и прочие приправы жизни, сопутствующие ему и спешивающиеся в комплексный аромат, в котором можно было различить металл и выхлопные газы автомобилей и автобусов, проезжавших мимо. В довершение этого ансамбля послышались более приземленные запахи конского навоза, который был не только неотъемлемой частью некоторых видов транспорта Нового Орлеана, но и основной заботой уборщиков. Наконец, Кертис уловил илистый, болотный флер от реки, над которой в разгаре августа, казалось, сгущалось огромное желтое облако, окутывавшее столетние дубы и висевшее среди них подобно сверкающим нитям позолоченной паутины.