Но Бадрах не отозвался. Только процедил сквозь зубы тангутское слово «чика», что значит «собака». Его верблюды переступили через японца и медленно зашагали на юг. Зачем слова?.. Зачем гнев, боль, ненависть?.. Может быть, и хорошо, что японец выстрелом оборвал страдания отца?..

Тумурбатор появился в лагере экспедиции поздно вечером, зашел к Сандагу и Тимякову. Ученые обрадовались гостю, стали угощать его чаем.

— Бадзара и японца так и не удалось поймать, — сказал он, — должно быть, ускользнули в Нинся. Остальных выловили, так что теперь можете спокойно работать. Показал Пушкареву место, где нашли пиропы…

Он замялся, не зная, как сообщить о главной цели своего прихода. Сандаг пришел на выручку.

— Говорят, тебе разрешили привезти на заставу жену? Ты хочешь жениться?

Тумурбатор покраснел.

— Это так, — ответил он.

— Уж не наша ли Долгор вскружила тебе голову?

— Она самая.

Сандаг укоризненно покачал головой:

— Ты оставляешь экспедицию без повара.

Тумурбатор понял, что над ним подшучивают, и выпалил:

— Мы с Долгор приглашаем вас всех на свадьбу!

— Люблю прямой разговор, — произнес Тимяков. — Мы безоговорочно принимаем приглашение, хотя работы чертов воз. Но раз такое дело, работа подождет. Нет, Сандаг, вы не знаете, какое это счастье — быть женатым человеком!

— Догадываюсь. Особенно счастливы бывают супруги, когда жена в Москве, а муж в пустыне Гоби.

Тумурбатор не мог взять в толк, откуда ученым известно о том, что ему разрешили привезти жену на заставу и что он собирается жениться на Долгор. Долгор обо всем этом рассказать не могла — стеснялась. Даже Басманова ни о чем не подозревала. Откуда было ему знать, что в то время, пока он ловил заговорщиков, его отец Аюрзан оповестил о предстоящей свадьбе чуть ли не всю округу. И всех пригласил.

— Спасибо, Тумурбатор, за приглашение, — сказал Сандаг. — Мы обязательно будем. Мы с Андреем Дмитриевичем даже готовы быть родителями Долгор. Засылай сватов!

Тумурбатор не заставил себя ждать: на второй день он прислал сватов: Дамчига, Гончига и сомонного председателя Арабдана.

Узорную палатку — майхан раскинули в самом центре лагеря; считалось, что именно здесь живет Долгор. Около палатки стоял столик с разными кушаньями. Около этой палатки сваты остановили коней, слезли с них, привязали к столбу и стали ждать. Из палатки вышли Сандаг и Тимяков, закурили папиросы, протянули портсигары сватам. После чего Сандаг строго спросил:

— Кто вы такие и зачем сюда приехали? Кто вам разрешил привязывать коней к нашему столбу? Убирайтесь-ка подобру-поздорову!

Сандаг демонстративно выпятил грудь и сжал кулаки.

— Прослышали мы, что в этом нутуке[39] скрывается редкая драгоценность, — смиренно ответил Арабдан, — такой не найти в наших краях.

Сандаг задумался, потом пригласил гостей в палатку. Здесь собралась порядочная компания во главе с Валей и Пушкаревым. Долгор пряталась за тонкой занавеской.

Дамчиг вынул из мешка сваренную баранью голову и положил ее перед Тимяковым и Сандагом. Окорок с двумя ребрами, украшенный румяно обжаренными дольками бараньего сальника и нарезанным овечьим курдюком, он подал Басмановой. Нашлись подарки и для остальных. Появилась на столе водка, пельмени, лапша — гурэльтэ-хол. Приехали Аюрзан и его жена Даши-Дулма. Только жених Тумурбатор один скучал в своей юрте в объединении и проклинал всяческие обряды.

Пировали до утра. Лубсан, порядком захмелевший, щупал свои новые штаны, подаренные женихом, и рассказывал Пушкареву какую-то нескончаемую историю.

— А крепкий кумыс! — говорил Пушкарев.

Лубсан покачал головой.

— Это не кумыс. Это — такбатикба и марбамирба. Если хочешь знать, эта штука делается из арьки. Из арьки гонят арацу, из арацы — хуруцзу, из хуруцзы — ширацзу, из ширацзы — борацзу, а уж из борацзы — такбатикбу и марбамирбу.

— Ну и ну, длинная история у этого напитка. Давай, дед, еще нальем марбамирбы. Никогда не пил ничего подобного.

Тимяков спел «Варяга» и исполнил на хуре «Морин явлал» — маленькую пьесу, изображающую бег коня, чем привел гостей в неописуемый восторг.

Утром Долгор одели в красный плащ и усадили на коня. Лубсан сидел позади седла, придерживая невесту и закрывая ей лицо куском материи. Свадебная процессия направилась в объединение. Здесь снова устроили пир. Жених палкой пытался сдернуть занавеску с лица невесты, а свита Долгор не давала. Завязалась шутливая перебранка, жених все-таки добился своего. Был он в форме пограничника, на груди сверкал орден Полярной Звезды.

Кумыс лился рекой. Гости пели во все горло о том, что «много нас юрт зазывало, но мы торопились к одной».

Долгор, закрывая рукой рот, чтобы не выдать веселую улыбку, исполняла песню-плач:

Роль благопожелателя — еролчи взял на себя старый Лубсан. Он пел дребезжащим голосом, аккомпанируя себе на моринхуре:

— Тут и для вас есть кое-что полезное, спишите слова, — сказал Вале Тимяков, озорно улыбаясь.

Она покраснела, смутилась.

— Замуж пока не собираюсь.

— Отчего же? Жениха подыщем, двух красных верблюдов за ним дадим; вас на белую кошму усадим, лицом к огню, сделаем специальную прическу в виде рогов архара — видели у старух? А то еще тут принято переплетать волосы невесты и жениха, после чего муж и жена не имеют права называть друг друга по имени — мол, мы одно целое. Маленькое неудобство при исполнении служебных обязанностей, но ничего. — Он был словоохотлив и веселился от души.

А жених и невеста между тем приняли от Аюрзана на голубом хадаке[40] серебряную пиалу с молоком и стали по очереди пить из нее. Потом жених спрятал пиалу за пазуху, туда же положил косточку «шагай», которой будут их дети играть в бабки.

Перед отъездом Сандаг и Валя посадили Долгор у юрты на белую кошму и придавили подол ее халата камнями:

— Камень лежит там, куда брошен, невеста живет там, куда ее отдали.

Через два дня молодожены уехали на погранзаставу.

…В конце сентября из Улан-Батора прибыло несколько автоколонн: две партии геологов Восточной экспедиции, которые должны искать газ, а также воду в намеченных Басмановой местах. Приехали строители города и госхоза.

У подножия горы Дзун-Сайхан сделалось людно и шумно, как никогда. Всюду народ, машины, гомон, смех, крики — кутерьма, неразбериха.

Вскоре застучали топоры, завизжали пилы: это плот-ники строили временные жилища. А потом здесь вырастут настоящие дома с капитальными стенами.

Пушкарев и Басманова были в заботах: ведь на них теперь смотрели как на хозяев, на представителей Ученого комитета, которые знают, где размещаться, с чего начинать. Ведь они не поедут в Улан-Батор. Оставались и еще несколько сотрудников. Таким образом, предполагалось осуществлять тесную связь Ученого комитета с Восточной экспедицией, приехавшей из СССР на долгие годы, пока не будут подготовлены свои собственные национальные кадры.

Советский Союз прислал отборнейших из отборных.