— Хорошо, — согласился пилот.— Не будем терять времени. Грузи!

Через несколько минут Маттео, выпустивший «жабры-метки»*, и сцепки с малышами остались в небольшой пещере с уже начинающей набираться водой. А с крыши домейна стартовали три флайера, увозя оставшихся малышей и взрослых.

И только одинокая фигура истощившей свою энергию виртулы осталась лежать на крыше, дожидаясь, когда получится подняться и пойти отдохнуть.

Комментарий к Шоу начинается

*Лайтингеры отвечают за освещение, и все иллюзии связанные с его подачей. Визитехники обеспечивают техническую поддержку первых.

*Техники, используемые виртулами, подаются Хранительницами Судьбы для воздействия на людей и предметы физического мира.

* Капсулы при любой форс-мажорной ситуации защищают младенца от воздействия воды, огня и прочего.

* Метки-жабры появляются при угрозе длительного пребывания под водой только у Моркадо с неактивированными метками, последняя начинает выполнять роль жабр. Активированные метки превращаются в неудалимые шрамы.

Мечты, мечты …

Дуэт дивы и тенора, запахи, специально подобранные для шоу, чёткие движения девушек из гарема заставили зрителей испытывать чувство вдохновенного восторга от мира, созданного талантом Обелара, и восхищённый рокоток не один раз прозвучал над сценическим действием.

Время пролетело незаметно. Представление закончилось мощным вокалом дивы с потрясающим звуковидением и невероятными верхами для её тесситуры. Хор и тенор приятно оттеняли великолепное пение.

Финал был грандиозен!

По залу прошелся очередной гул восхищения, когда наложницы Герхарда растворялись в напускаемом визитехниками тумане одна за другой. Зато покинувшие сцену Олия и девушки отправились собираться домой.

***

Маттео вернулся на аэротакси, которое вызвал, добравшись до первого пункта проката на побережье. Небольшое копание при помощи электронного хакера в бортовом компьютере помогло ему немного подкорректировать маршрут, зафиксированный в центральной диспетчерской компании по перевозкам. Одежду сушить не пришлось: она была влагостойкая. Все только стали приходить в себя, поэтому никто не обратил внимания на отсутствие врача. Подхватив обессилившую Айшу, он быстро прошёл в медблок, благо её иссушенное годами тело ничего не весило. Положив виртулу в восстанавливающую капсулу, он требовательно проверил все записи. Убедившись, что улик, указывающих на их причастность к произошедшему не было, он блаженно растянулся на диване. Теперь надо дождаться возвращения девушек и подготовиться к побегу — его, Олии и Паолы.

***

Герхард поднялся, а вместе с ним и весь рукоплескающий зал. Таалора не отпускали несколько минут. Выражение лица Герхарда было довольным и умиротворённым. Вьюмейкер, как всегда, был гением экспромта. Девчонки произвели фурор.

Теперь оставалось получить желаемый документ, для которого привезли гербовую силбумагу, изготавливаемую именно для таких случаев. И гарантирующую, что всё, что на ней будет написано, уничтожить уже будет невозможно, как человеку, так и времени. И тогда можно будет считать, что вечер удался.

Спустившись из ложи на пьедестал, конунг первым делом обратился к маэстро. Пара тёплых слов привели того в состояние растроганности. Пожав ему руку, конунг перенёс своё внимание на альдермена: — Ёлле. давай сейчас подпишем всё.

Тот послушно кивнул и сделал знак двум подчинённым, чтобы те подошли. Между тем, указав ярлу на свою любимую наложницу, Герхард продолжил: — Крига, присмотри за ней.

Усмехнувшись, тот подошёл к Паоле поближе и прихватил девушку за локоток. Настал и её черёд: — Когда я приду в зал приёмов, ты должна быть рядом с троном, — безапелляционным тоном произнес Герхард. — Я так хочу!

Она согласно кивнула, давая понять ему, что проблем с ней не будет.

— А мне указаний дать не хочешь? — Раздался за его спиной голос Биорги.

— Конечно, дорогая! Можешь делать, что хочешь. — Мгновенно глянув на неё томно-издевательски, он принял соответствующее выражение лица, и отправился в кабинет Ёлле. За ним прошествовали сам именинник, ярлы, свидетели из аристократии, секретари.

Крига и Паола следовали сзади.

Конунгела была в ярости, но не смела показать это. Небольшое дружеское пожатие супругой альдермена руки Биорги немного успокоило её. Эта поддержка была важна сейчас, и если она до этого раздумывала, «стоит ли сегодня устроить моббинг* этой шалаве», то теперь было необходимо преподать урок выскочке— сейчас, на приёме, пока мужчины решают что-то очень важное. И возмущённая женская половина правящей аристократии также отправилась в зал приёмов.

***

Огромное пространство в цветовом сочетании охры и пурпура, с оттенками молочного и приглушенного зеленого, с парадным входом и креслами вдоль стен не располагало к длительному препровождению там. Но было отлично функционально приспособлено к приёмам и торжествам. Для конунга и его сопровождения установили небольшой подиум с троном. По бокам поставили красивые кресла для свиты.

Зал потихоньку заполнился народом. Но Паола отказалась присесть на место, предназначенное ей повелителем. Девушке просто хотелось постоять в сторонке до прихода конунга. То, что витало в воздухе вокруг неё и чувствовалось раннее, как неясное ощущение враждебности и презрения, теперь пульсировало волнами откровенного пренебрежения и осуждения. Внешне всё оставалось вроде бы приличным, но это если не присматриваться. Потому как она отлично видела, какие бросают взгляды в её сторону женщины, как откровенно её разглядывают мужчины.

И центром этой войны была Биорга, вставшая посередине зала, и буквально царившая там, окружённая аристократками, прекрасно понимающими, что каждая из них в любую минуту может оказаться на месте конунгелы. Паоле вдруг захотелось исчезнуть отсюда, убежать, спрятаться. Но Крига стоял рядом, и он навряд ли дал бы ей это сделать. В силу своей неопытности девушка не понимала, что сейчас, как никогда, надо собраться и дать отпор, если она не хочет растерять остатки своего самоуважения, и так попранного гролингами.

***

Помни, в нас есть семя жизни, дающее не только силу, но и саму жизнь.

«А может, это и есть тот стержень, который я ощущаю всё время? И мне надо просто позволить прорасти и жизни, и самой силе? — Паола впервые задумалась и вдруг ответила самой себе: — А разве я виновата в том, что меня сделали наложницей? Разве я виновата, что Рыжий предпочитает утешаться в моём обществе, игнорируя жену? И разве я виновата, что моё положение не дает даже возможности изменить что-то? Разве не они лишили меня свободы?» — Но здесь опять ей вспомнились слова виртулы:

«Значит, ты — жертва?»

«Нет! — вдруг ответила она самой себе. — Я — человек, и я рождена свободной! А это лишь обстоятельства, в которых я теперь живу. Они окончатся рано или поздно. Тем более, теперь есть надежда, что наши усилия вскоре увенчаются успехом. А если нет? — вдруг подумалось ей. — Но и тогда я не перестану быть свободной, пусть не физически. Им все равно не лишить меня моих чувств, желаний и надежды».

Внутри возникло чувство решимости и самоуважения. Она вдруг расправила плечи, подняла голову и посмотрела в зал.

Глядя в сторону Паолы, Биорга что-то сказала своим временным союзницам, и они тактично рассмеялись. Но это уже не задело девушку. К ней вернулись душевные силы, и она прошла со следующим за ней Кригой, и грациозно присела на место, предназначенное ей судьбой. Её лицо стало каким-то древним, мудрым, и от неё пошла волна уверенности и достоинства. Всем своим видом ей удалось подчеркнуть, что она имеет право сидеть здесь, по праву женщины, любимой конунгом, во власти которого были судьбы страны и всех этих людей.

И два взора схлестнулись где-то посередине между женщинами. Во взгляде Паолы читалось сочувствие конунгеле и жалость, в которой не было презрения. И оставалось удивляться: откуда в этой хрупкой и неопытной девушке столько внутреннего шарма и умения подчинять своей воле. Две женщины Герхарда смотрели в лицо друг другу, не замечая ни установившейся тишины, ни взоров, устремленных на них. Девчонка была спокойна. Биорга же пыталась олицетворять собой оскорбленную добродетель. Внезапно по лицу конунгелы пробежала тень, и рот скривился в усмешке. Она развернулась и с гордо поднятой головой покинула зал. Но это уже не имело никакого значения.