Изменить стиль страницы
Ночь, порожденье дня и мать рассвета,
Буди царевича в пурпурной колыбели.
И пусть природа вся, прося его лучей горячих,
В молитве радостно воскликнет: Бог наш, Солнце!
Ты каждый день даешь нам на земле
И лотоса тончайший аромат, и вкус плода.
В твоих лучах и камень обретает душу,
И взор твой движет временами года…
Ушедшие века! Да возродит вас Шива,
Дыханьем вечности в эфире освятив.
Скажите, сколько раз ничтожное людское племя
Бессмертного светила получало поцелуи?
Вставайте, смертные!.. Ведь вечный дух,
Несущий свет из глубины Вселенной,
Вот-вот появится пред нашими глазами
И землю влажную лучами напоит.

При первых же словах, произнесенных падиалом, факир вспомнил, что первый раз в своей жизни здесь, в Колодце молчания, забыл он прочитать молитву, которую каждый индиец должен повторять ежедневно при восходе и заходе солнца.

Поэтому он принял сон товарища за предупреждение богов и, простершись ниц, прочел громким голосом священный гимн, первую половину которого произнес во сне Дислад-Хамед. Потом, спустившись по ступенькам лестницы к самой воде, он совершил ритуальное омовение и прочитал традиционный речитатив, заканчивающий утреннюю церемонию:

Божественный источник, Дух Великий,
Сваямбхува, вышедший из яйца золотого,
Плывущий над бездной хаоса,
Дающий всему земному рост и силы,
Приди взглянуть на совершенство дел своих
Прими, божественный источник жизни.
Молитвы, гимны и обеты смертных,
На каменных, священных алтарях.

Укрепив себя молитвой, факир почувствовал прилив новой энергии и уверенности. Он поверил, что не пройдет и дня, как они выберутся на волю. Он поднялся к своему товарищу, еще спавшему, разбудил его и сказал:

– Падиал, во время твоего сна Вишну послал мне мысль и внушил план, от которого зависит наше спасение.

– Кто это говорит со мной? Где я? – спросил ночной сторож, унесенный сновидениями далеко от печальной действительности.

– Это я, Утсара, твой друг… Приди в себя, – отвечал факир.

– О! Зачем ты нарушил мой сон? Я был в своей хижине, в кругу семьи, приносил богам дары, совершал омовения и читал священные молитвы.

– Падиал, теперь не время спать, надо действовать, если ты хочешь увидеть свою семью наяву.

– Но ты сам знаешь, что нет никакой надежды выйти отсюда, мы столько раз пытались… А спать так приятно. Сон – это забвение…

– В том положении, в котором мы находимся, не имея пищи, чтобы подкрепить силы, сон – это смерть! А я не хочу здесь умирать.

– Что же ты хочешь?

– Я уже говорил, что получил внушение свыше. Слушай меня и не перебивай! Время не терпит, и если мы пропустим благоприятную минуту, нам придется ждать завтрашнего дня для исполнения моего плана. А кто знает, хватит ли у нас сил на это…

– Говори, я молчу.

– Ты заметил вчера светлый круг, когда солнце проходило над колодцем. Нет сомнения, что существует проход между водоемом перед лестницей, на которой мы стоим, и колодцем за стенами дворца. Так вот, когда сегодня снова появится этот круг, мы должны воспользоваться теми несколькими минутами, пока свет виден на дне колодца и указывает направление прохода, соединяющего два резервуара. Нырнув в воду, мы доберемся до светлого круга. А попав туда, нам ничего не будет стоить добраться до края колодца по внутренним выступам стен и выйти на свободу… Что ты скажешь о таком внушении? Не само ли небо послало мне его?.. Ты не отвечаешь!

– Увы, мой бедный Утсара! Очень вероятно, что твой план удастся, но…

– Ты не умеешь плавать? – прервал его факир.

– Плавать я умею, – грустно отвечал Дислад-Хамед, – но я никогда не нырял и не в силах буду следовать за тобой.

– Хорошо, – отвечал факир, – я попробую один. А результатом воспользуемся мы оба. Тебе даже легче будет, чем мне…

– Как! Ты хочешь меня покинуть и еще смеешься над моей жалкой участью…

– Клянусь Шивой, падиал! Ты еще не совсем, проснулся… Ребенок понял бы, что я говорю. Неужели тебе неизвестно, что я знаю все тайные ходы во дворце Омра? Никто и не заметит, я вернусь к тебе ночью через верхний люк, как я это сделал два дня тому назад.

– Прости меня, – сказал падиал, уже начавший дрожать всем телом при мысли, что останется один в этом мрачном подземелье, – но я так ослаб от голода, что не понял тебя.

– Знай, падиал, что Утсара не принадлежит к тем, кто бросает своих товарищей в несчастье. Хотя ты и виноват во всем, что произошло, но, клянусь тебе тенями предков, ты будешь спасен. Об одном только я прошу тебя – помоги мне отомстить злодею Кишнае.

– О! В этом охотно поклянусь тебе, – отвечал падиал таким искренним тоном, что исключало сомнения в его преданности.

– Хорошо, Дислад!.. Теперь позволь мне приготовиться… Когда появится световой круг, нельзя терять ни минуты.

Когда факир готовился к похищению ночного сторожа у тхагов, он снял всю одежду, и на нем оставалась только полоса легкой ткани, обернутой вокруг бедер.

Он снял ее и передал товарищу, чтобы ничто не мешало ему, когда он будет плыть вдоль узкой трубы, соединяющей два резервуара. Какой-нибудь самый незначительный выступ мог зацепить за полотно и помешать движению.

Сделав это, он набрал рукой воды и принялся растирать ею все суставы ног и рук, чтобы их не свело в самый критический момент его отважного плавания.

– Как жаль, что вчера я из-за тебя потерял свой кинжал, – сказал он падиалу, продолжая разминать суставы, – я выйду отсюда совсем беззащитный.

– Я нашел его, – отвечал сторож, – но не говорил тебе об этом, опасаясь, что ты снова попытаешься убить себя… Вот он!

– Благодарю… Он пригодится.

Затем он заплел длинные волосы, падавшие ему на плечи, и укрепил их узлом на макушке.

– Вот я и готов, – сказал он, – остается подождать… Главное – не пропустить нужной минуты и успеть воспользоваться этим кратким промежутком времени, когда проход будет освещен. Никогда еще время не было столь драгоценно для меня.

Стоя на последней ступеньке, вглядываясь в черную воду перед собой, факир и падиал с лихорадочным волнением ждали появления светлого круга, который должен был принести им или освобождение, или смерть.

…Они с нетерпением ждали какого бы то ни было конца. Они боялись, что не успеют обменяться впечатлениями до появления солнечного луча, так торопились они, но минуты казались им вечностью.

Готовясь прыгнуть в воду при первом появлении света, Утсара сказал своему товарищу:

– Как только я скроюсь, подымись по лестнице до того места, где лежат кости, и жди меня там. Если кругом дворца все пусто и если есть возможность проникнуть в него днем, я сейчас же приду освободить тебя.

– А если ты не придешь? – спросил падиал, вздрагивая.

– Неужели ты считаешь меня способным забыть свое обещание?

– Нет, но мне пришла в голову мысль…

– Какая?.. Ты колеблешься?.. Не бойся, я готов на все.

– Не может ли случиться, – продолжал нерешительно падиал, – что труба между этим водоемом и колодцем окажется настолько узкой, что ты, попав туда, не сможешь двинуться ни вперед, ни назад… В таком случае…

– Я погибну, захлебнувшись! Ты это хотел сказать?

– Да, я думал именно об этом.

– Так что ж, мой бедный Дислад-Хамед, я тоже думал об этом, но ни ты, ни я ничем здесь помочь не можем, а потому лучше не думать о худшем… Я проплыву или погибну… Если ты не увидишь меня через несколько часов, то напрасно будешь смотреть завтра в эту точку. Свет не покажется на дне водоема, если тело мое закроет собой трубу.