Изменить стиль страницы

С пульсирующими руками, она пронеслась по тропе. Три обиженных дуэргара остались позади. Впереди замаячил узкий проход. Упав на колени, она проползла последние шаги, а затем плюхнулась на живот и забралась в низкий туннель. Женщина отчаянно карабкалась вперед, покуда один из преследователей не успел схватить её за лодыжку и вытащить обратно.

Почти добралась. Почти в безопасности.

Что-то толкнулось о её ногу, испугав её. Голова женщины дернулась, и она болезненно ударилась о каменный потолок. Внезапно, она поняла, почему дуэргары привели с собой тощего мальчишку. Она была не единственной, проведшей разведку пещеры. Должно быть, они ожидали такого поворот — и привели с собой дуэргара, что был достаточно мал для того, чтобы пролезть в туннель.

По какой-то причине это понимание вызвало у неё больше гнева, чем страха. Молодой дуэргар уже ранен, и это был далеко не конец. Она убьет его, если понадобиться. Конечно, взрослые это знали.

Выскочив из туннеля, Бронвин рванула к ущелью, разгоняясь перед прыжком. Оказавшись у веревки, она выползла на отмеченное место. Сжав канат свободной рукой, женщина принялась пилить его ножом. Когда позади раздался полный ужаса крик молодого дуэргара, работа была почти закончена. Вопль стал громче, а потом начал затихать, оборвавшись громким всплеском. Бронвин пробормотала проклятья. Молодой дуэргар, полуслепой и, без сомнения, потерявший равновесие от боли, споткнулся и свалился в реку.

Крики взрослых дуэргаров и их громоподобные шаги заставили Бронвин испытать странное чувство облегчения. Они нашли другой путь в пещеру. Они поймают мальчишку прежде, чем течение смоет его слишком далеко.

Внезапно, веревку резко дернуло. Женщина уронила нож и всплеснула обеими руками, с недоверием глядя на тропу. Дуэргары сосредоточили свое внимание на ней, а не на утопающем мальчишке.

Охвативший Бронвин гнев прогнал даже парализующий страх перед водой. Она выкрикнула дворфское оскорбление — то, что почти гарантировало ей нарваться на бойню в таверне, убийство или небольшую войну.

И дворфы снова потянули веревку. На этот раз сильнее. Подрезанная веревка наконец поддалась, и Бронвин полетела над ущельем. Она заставила себя открыть глаза и сосредоточить внимание над быстро приближавшейся каменной стеной. Оказавшись у карниза, она отпустила веревку и перекатилась в бок.

Маневр поглотил часть удара, но женщина все же с ошеломляющей силой упала на каменный пол, отделавшись синяками. Перекатившись несколько раз, она тяжело врезалась в стену, оглушенная и страдающая от боли.

С обратной стороны ущелья донесся новый сердитый крик.

— Ты заключила сделку! — выл лидер. — Золото и топор!

Бронвин с трудом встала и посмотрела через ущелье, на прыгавшего и орущего дуэргара. В конце концов ему хватило наглости обвинить её в отказе от сделки. Тем не менее, у него было на то право. Она получила ожерелье, и обещала взамен топор. Подойдя к месту, где недавно оставила прекрасное оружие, она сунула руку в кучу гальки и извлекла его наружу. Подняв сверкающий топор, она занесла его для броска.

Оружие перелетело через ущелье, прямо к злым дуэргарам. Скривившись, они нырнули за кучу камней. Услышав тяжелый удар металла о камень — несколькими футами ниже — они выскочили и остановились на краю провала. Там, на небольшом выступе, быть может дестью футами ниже тропы, лежал топор.

— Упс, — небрежно сказала Бронвин.

Оставив дуэргаров решать сразу две проблемы — извлечение топора и спасение молодого сообщника — она развернулась и начала крутой подъем на поверхность. У неё почти не было сомнений в том, что дворфы сочтут наиболее важным.

* * * * *

Даг Зорет и забыл, как звучат весной разлившиеся речные воды. Робкая и сладкая, одновременно такая нетерпеливая и робкая, Дессарин пела вдали, и голос её был знаком, словно детская колыбельная. Волна резкой жестокой памяти нахлынула на него, воспоминания были достаточно сильны, чтобы заглушить звуки криков и страшный перестук копыт.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, он прочно обосновался в настоящем.

— Ждите здесь, — коротко бросил он пришедшим с ним мужчинам.

Этого они не ожидали. Они пытались спрятать свое удивление, но Даг все видел. Он мало что упускал, а выказывал еще меньше — именно это в немалой степени поспособствовало тому, что командовал здесь он.

Даг слишком хорошо понимал реакцию мужчин. Он знал, что они видели, глядя на него. Хрупкий человечек, на голову ниже большинства своих охранников, человек, не имевший особого опыта в обращении с коротким украшенным драгоценными камнями клинком, висевшем на бедре. Человек с очень бледной кожей, много лет проведший внутри стен. В общем, такой человек вряд ли мог бы отправиться в дикие предгорья в одиночку. Обычно Даг Зорет не сильно задумывался о подобном. Но здесь, в этом месте, детские воспоминания были сильны — достаточно сильны, чтобы лишить его силы, оставляя маленьким и слабым. Здесь он снова становился ребенком, отчаянно пытавшимся достичь поставленной цели. Теперь же он ощутил старое отчаяние, тень памяти глубокого звонкого голоса отца, говорящего:

— Когда услышишь пение Дессарин, сворачивай с дороги.

Даг Зорет повел поводьями, направляя коня на юг. Он сделал это столь резко, что животное всхрапнуло от боли, но все же последовала его приказу. Как и люди, оставшиеся позади, послушно дожидались его на восточной дороге в Трибор.

Он ехал несколько минут, прежде, чем смог сориентироваться. Старая тропа все еще была здесь, отмеченная не следами ног людей и лошадей, но тощими деревьями, которые некогда росли на открытой местности. Это стоило отметить, подумал Даг Зорет. Как быстро может вырасти дерево, выйдя из-под сени старого леса.

В голове его, нежданная и неприятная, зазвучала песня. Это была походная песня, старый гимн, восхваляющий Тира, бога справедливости. Отец частенько напевал её, чтобы отмерять путь, направляясь в деревню. Он говорил, что песня и дорога были одинаковой длины. Даг Зорет знал, что как только отпоет последний хор, лес уступит место поляне, и перед ним раскинется деревня.

При мысли о том, чтобы действительно дать песне голос, мужчина сжал губы в легкой циничной улыбке. Он сомневался, что его собственный бог, Цирик Безумный, слышал много песен. Но привычка была сильнее осторожности. Ступая по тропе, Даг вспоминал стихи и отмерял ими путь в глубине своего разума. Когда памятная песня закончилась, Даг Зорет действительно оказался на искомой поляне. Молодые деревья, тянувшиеся по краям, добились здесь больших успехов в возрождении леса.

Даг Зорет соскользнул с лошади. Он не привык к верховой езде, а потому поездка познакомила его с целым легионом новых мускулов. Хотя путешествие из дома в Темном Оплоте было долгим и трудным, тело неумолимо отказывалось становиться сильным и мускулистым. Зато с волей у человека все было хорошо, и он отбросил пульсирующую боль, как человек ничтожнее мог бы отмахнуться от мухи. Оставив лошадь пастись, он начал кружить по поляне.

Зрелище было одновременно чуждым и знакомым. Разумеется, все здания исчезли, сожженные дотла в ужасном налете, случившемся больше двадцати лет назад. Здесь да там ему то и дело попадались обугленные леса или разрушенный фундамент, прятавшиеся в путанице цветущей ежевики. Но деревня, где он родился, исчезла безвозвратно. А вместе с ней и наследие, которое Даг Зорет решил восстановить.

Разочарованный, он огляделся, ища все, что угодно, способное стать ориентиром. Годы изменили его больше, чем они изменили лес. Он больше не смотрел на вещи глазами мальчика, которому еще только предстояло пережить седьмую зиму. Тогда его мир состоял из этой крошечной деревни в предгорьях к югу от Холма Джундара. Теперь его мир стал шире и значительно отличался от того, что он мог вообразить себе в годы, проведенные в этом уединенном местечке — он отличался от всего, кроме, разумеется, набега, которым закончилось детство Дага.