Изменить стиль страницы

— Тук! Тук! К тебе можно? — в дверь просунулась кудрявая головка Кати. Она вошла, не дожидаясь приглашения, и посмотрев на приникшую лбом к стеклу Ангелину, шутливо процитировала:

— Сижу за решёткой в темнице сырой!

— Не смешно! — сухо ответила старшая сестра. Она вдруг оживилась и, спрыгнув с подоконника, плотно закрыла дверь.

Катя удивлённо следила за ней взглядом.

— И что это значит?

— Катя, помнишь, ты рассказывала, как сбегала из дома, когда тебя запирали?

— На память не жалуюсь.

— Послушай, мне сегодня вечером очень нужно попасть в одно место. Поможешь?

Зелёные глаза девочки заблестели от любопытства.

— У тебя свидание? С тем парнем, что тебя вчера притащил? Я слышала, как генерал с ним ругался. А кто он?

— Предатель — вот кто! — обиженно проворчала певица.

Огонёк любопытства в глазах Кати разгорался всё ярче.

— Почему предатель? Он тебя бросил? Ушёл к другой?

— Пусть идёт куда хочет! Слышать о нём больше не хочу! Так ты поможешь? У меня сегодня вечером выступление в клубе, если не приду — продюсер живьём съест!

Катя сразу поскучнела.

— Фу! Как банально!

— Катя! Это очень серьёзно. Если нарушу условия контракта — буду всю жизнь на него вкалывать как рабыня на плантации!

— Эх, значит, я опять одна в этом сумасшедшем доме останусь? — с грустью вздохнула девочка. — Ну ничего, вот летом закончу школу и всё — прощай навсегда, колония строгого режима!

— Почему одна я ведь…

— Что? Вернёшься — как бы не так!

Ангелина вздохнула, действительно разве оказавшись на свободе, она захочет снова вернуться в «заключение»? Тем более что все её вещи и документы остались на старой квартире!

— Ты права — не вернусь, но я не хочу, чтобы тебе из-за меня досталось. Если папа узнает…

— Да ничего он не узнает. Я договорюсь с соседкой по телефону, а когда ты по пожарной лестнице переберёшься к ней на балкон, я в этот момент буду играть в шахматы с твоим папочкой — железное алиби!

Ангелина почувствовала, как к горлу снова подступает тошнота.

— По пожарной лестнице? Но ведь у нас шестой этаж?

— Ну да, а Машка — на седьмом. Лестница совсем рядом с балконом проходит. Помнишь, мама ещё ругалась из-за этого, когда мы только переехали. Боялась, что к нам по ней или грабители или мальчики лазить будут. Но если тебе страшно…

— Нет, нет! — Ангелина взяла себя в руки. — Всё нормально, я смогу.

— А потом куда пойдёшь, на квартиру?

Ангелина вздрогнула, представив перспективу: ночь в пустой разгромленной кем-то, возможно убийцей, квартире!

— Нет, я у Щукиной переночую.

Катя закатила глаза:

— У Щукиной! Какое непростительное расточительство: на что ты тратишь свою свободу! Уж я бы точно нашла ей лучшее применение.

* * *

Белокурую подругу Маркина звали Надежда Агафонова. Напротив имени в отчёте Арбенина значились адрес и возраст дамы — 35 лет, а вот её семейное положение оказалось для Холмса сюрпризом. Когда, проводив нежданного гостя в комнату, женщина попросила говорить тише, чтобы не разбудить мужа Антон, мягко говоря, удивился. Да, конечно, и замужнее дамы заводят романы на стороне, но в данном случае он даже не подумал о такой возможности — уж слишком уверенно вела себя парочка: они никогда не прятались, словно ничего не опасались. Представившись, он молча гадал, как строить беседу дальше. Первоначальный план не годился, а белокурая красавица (она действительно была очень красива, несмотря на усталый вид) терпеливо ждала, разглядывая посетителя с лёгкой чуть грустной улыбкой. Молчание затягивалось. Это напрягало.

— Надежда Дмитриевна, возможно, я не вовремя, но мне очень нужно поговорить с вами об одном нашем общем знакомом: Маркине Денисе Анатольевиче.

Она не изменилась в лице, молча кивнула и жестом предложила следовать за ним на застеклённую лоджию. Там висел большой клетчатый гамак, стояли стол, несколько стульев и обогреватель.

— С ним что-то случилось? — спросила она, закуривая сигарету.

— Нет, не беспокойтесь, я просто хочу понять, что он за человек.

Она пожала плечами:

— Обычный человек, со своими причудами и недостатками, как и все мы. Почему вы решили спросить об этом именно меня? У него ведь есть мать, насколько мне известно.

— Какая мать не идеализирует своего ребёнка? А мне хотелось бы узнать беспристрастное мнение. Мне известно о ваших с ним отношениях, они…

— Были ошибкой! — закончила блондинка, глядя куда-то вдаль. — Я люблю мужа, с некоторых пор это не взаимно, а иногда так хочется почувствовать себя любимой и желанной. Но с Маркиным скучно — эти его занудные нравоучения…

— Простите, что?

— Есть у него такой пунктик: учить других жить. Понимаю, он психолог, но иногда это просто доходило до абсурда: проведёт со мной ночь, а потом читает мораль на тему что такое хорошо и что такое плохо! Мол, нельзя мужу изменять. К тому же к нему постоянно приходили какие-то женщины, видимо им эти «молебны» пришлись по душе. Впрочем, думаю, они там не только этим занимались. Несколько раз я находила в квартире чужое нижнее бельё.

Антон догадался, что речь идёт о съёмной квартире, в которой эти двое встречались.

— И поэтому вы решили с ним расстаться?

— Да, но последней каплей стала эта уродина! Вы бы видели, какое чучело я застала с ним в последний раз: страшная как Армагеддон! Волосы, не знавшие шампуня и расч1ски, по крайней мере, два месяца, жуткие очки и брекеты в придачу!

— Это же Лиза! — заволновался Антон. — Вам о ней что-нибудь известно.

— Нет, никогда раньше не видела.

— Жаль! Мне очень нужно найти эту девушку!

— Поищите в кунцкамере, — раздражённо посоветовала Надежда. — Или с Маркиным поговорите — она ведь к нему приходила! Я то здесь при чём.

Антон разочарованно вздохнул:

— Да, разумеется, я так и сделаю. Надежда Дмитриевна, а у вас случайно не осталось ключей от той квартиры?

— Нет. И никогда не было, мне кажется, он не хотел, чтобы кто-то был там без него.

— Почему? Разве это не обычное место для свиданий?

— Не совсем. Думаю, он использовал квартиру для работы — принимал пациентов неофициально. Я постоянно спотыкалась о какие-то странные шляпы, платья, парики…

— Парики? — Антон заерзал на месте от нетерпения — так ему хотелось оказаться в обсуждаемой квартире. Жаль, Арбенин не научил пользоваться отмычками. — Зачем ему всё это?

Женщина передёрнула плечами и затушила сигарету о край приспособленной под пепельницу тарелки.

— Не знаю. Вроде метод лечения у него такой — пациент меняет имидж, в смысле образ, становится кем-то другим и прежние проблемы на него больше не действуют. Что-то в этом роде — бред, в который он свято верил. Я всегда молча слушала восторженные речи по этому поводу, но когда он и меня захотел нарядить в какой-то маскарадный костюм — не выдержала. С тех пор мы не виделись.

Антон улыбнулся.

— Что вас так разозлило? Это был костюм бабы Яги?

— Нет, кажется, снежной королевы, но какая разница?

«Огромная!» — подумал Антон, хватаясь за мобильник.

Наскоро попрощавшись с хозяйкой, он побежал к машине, по пути набирая номер Рюмина. В ответ на его вопрос, Виталий Павлович рассказал, что Маркина два часа назад увезла скорая с приступом бронхиальной астмы. «Отлично, значит, у меня есть в запасе немного времени. Пока не о чем беспокоиться» — подумал Антон. Но, узнав, куда именно его отвезли, понял, что ошибся, потому что вот уже два часа Маркин Денис Анатольевич находился рядом с Кирой Тимохиной — в разных отделениях, но на одном этаже.

Глава 25

Май в который раз посмотрел на часы и, наконец, выключил свет. Бессмысленно мучить себя бессонницей, когда силы почти на исходе. Ему нужно поспать, а ждать неизвестно чего, хватаясь за пистолет при каждом шорохе — явно не выход. Он ждал весь день, ничем не выдавая своих чувств, однако ничего не произошло. Совсем ничего. Он не участвовал в переговорах руководства, но стоял в охране у дверей кабинета Воропаева, у него даже оружие не отобрали. Что бы это значило? Анита никому ничего не сказала или это затишье перед бурей? А что если как только он уснёт… Май запретил себе паниковать: он спит очень чутко и всегда сумеет за себя постоять — это, во-первых! А во-вторых, Воропаев хоть и силён в своей области, актёрской игре не обучен, виртуозно притворяться не умеет, а значит, по крайней мере, вечером он всё ещё считал его своим «верным псом». Звучит погано, но ободряюще.