Комкор видел судьбу выполнения задачи в этих батальонах. Если они, мол, не будут введены, и притом немедленно, то дивизия не справится со своей задачей. Ничего не оставалось другого, как выполнять указания старшего.

Солнце уже поднялось высоко. Жарко. Над землей, изрытой вдоль и поперек траншеями, висел густой дым от взрывов снарядов. К переднему краю стали выдвигаться два батальона — вторые эшелоны двух полков — наша надежда на перелом событий. Для их поддержки привлекалась вся дивизионная артиллерия, пришли в движение танки, нанесла удар эскадрилья штурмовиков.

Через час командир 308-го полка майор К. А. Андреев сообщил о захвате второй траншеи, начальник штаба 305-го полка майор П. Е. Кондрашев порадовал: в центре прорвана первая позиция. Командир 311-го полка подполковник Л. Н. Френкель докладывал, что подразделения успешно отразили сильную контратаку. В этом полку очень удачно подобрались командиры батальонов — майоры В. Я. Антропов, П. Д. Садовников, Ф. К. Ольховик. Серьезные, деловые, с боевой закалкой, получившие солидную практику в командовании отдельными батальонами. Каждый из них мог бы с успехом возглавить полк.

Среди них выделялся майор В. Я. Антропов. Он служил на Каспийской флотилии, воевал в батальоне моряков. Порывистый, смелый, находчивый, он был из тех счастливых офицеров, которые командовали легко, с подъемом и даже весело. Но ни у кого никогда не возникало сомнения в обоснованности его распоряжений и решений, ибо каждый знал твердо, что все он делал надежно, с умом и с чувством высокой личной ответственности за жизнь подчиненных и выполнение задачи.

На его батальон фашисты бросили более батальона с танками. Огонь нашей артиллерии сосредоточился на вражеских подразделениях. Ненадолго хватило выдержки у захватчиков — залегли, а минут через десять побежали к своим траншеям. Дружно поднялись наши подразделения, с ходу на двух участках прорвали первую позицию и двинулись дальше.

И вот командир 305-го полка доложил: взят Арнаутский. Невелик хутор, но ценность его в другом: прорвана вторая позиция и части могут уже смело продвигаться в глубину обороны. Обидно, что мы переместили свой НП, с него не просматривалось поле боя в центре полосы наступления. Командир полка уверял, что сам лично видит подразделения в хуторе, через полчаса туда переместится его НП.

Командир дивизии распорядился:

— Высылаю вам противотанковый дивизион. Закрепите хутор.

Не успел полковник С. И. Дунаев закончить разговор с командиром полка — вызвал к аппарату комкор. Комдив доложил об успехе.

Пока он выслушивал указания, я позвонил начальнику штаба полка майору П. Е. Кондрашову. Тот не сообщал о захвате хутора. Почему же тогда доложил командир полка? В трудном положении оказался начальник штаба, попал он между двух огней. На весах лежали правда и кривда. Что пересилит? Сказать правду — нанести удар по своему командиру, подтвердить ложь — сделаться соучастником обмана.

Но самый лучший вариант — быть честным. Плохую правду всегда нелегко сообщать. Кондрашев доложил, что вторая позиция противника проходит по восточной окраине хутора, наши батальоны залегли перед ней. Смельчаки проскочили вперед, к домам, но огнем были выбиты. Командир полка, наблюдая за обстановкой со своего НП, посчитал, что в хуторе уже основные силы третьего батальона.

Полковник С. И. Дунаев пошел на НП полка, надеясь исправить ошибку. Но захватить хутор не удалось. Первый бой — и первая серьезная оплошность штаба. Давно уже стало правилом: не докладывать в вышестоящий штаб обстановку, пока она прочно не улеглась, и тем более не проверена. В этом случае возникал некоторый разрыв во времени между происшедшими событиями и докладом о них, но зато сообщаемые данные отражали истинное положение частей и подразделений. Штабу полагалось не запаздывать, но и не спешить с докладом как плохого, так и хорошего, пока все не получило подтверждения по другим каналам.

Штаб корпуса потребовал представить письменное донесение с объяснением случившегося…

Этот суровый урок остался навсегда в памяти, и он больше не повторялся.

Успех обозначился на левом фланге в полосе наступления 311-го полка. Узким клином врезались батальоны в оборону врага. Противник, пытаясь срезать этот выступ, при поддержке огня трех дивизионов провел сильную контратаку по второму батальону. Мужественно бились наши бойцы, отражая удар. Десять танков горело. Но и тех, кто встал на их пути, становилось меньше. Погиб комбат майор Ф. К. Ольховик, тяжелое ранение получил его заместитель старший лейтенант П. А. Руденко, не стало двух командиров рот, а третий был ранен.

Места выбывших занимали другие, их никто не назначал, они сами брали на себя эти нелегкие обязанности. Самые смелые и решительные подавали голос: «Я принимаю командование». Никакой паузы. Даже пленный, доставленный на наш НП, заметил эту особенность. Когда он доложил все данные о своих частях, которые воевали против дивизии, я его спросил, как он оценивает действия на поле боя наших подразделений. Его больше всего удивило, что у нас в ротах «много офицеров», и он заявил:

— Выходит один из строя — сразу же появляется другой. Их заметно, они первыми поднимаются в атаку.

Срочно выдвинулся в 311-й полк противотанковый дивизион под командованием майора В. В. Тычинского. Он быстро вышел на связь.

— Пехота надежно держит рубеж, — с гордостью сообщал командир дивизиона. — Орудия развернуты. Два танка подбито. Контратака затухает.

Противник, занятый проведением контратаки, видимо, и не заметил, как батальон майора Антропова рывком проскочил вперед и с ходу ворвался в хутор Подгорный. После короткого боя хутор был занят. Об этом успехе сообщил командир полка подполковник Л. Н. Френкель, потом — начальник штаба капитан И. А. Меньщиков. Для закрепления достигнутого успеха командир полка выделил противотанковую батарею, саперный взвод, направил туда своего заместителя майора И. П. Рудко. Я выехал в полк. В. Я. Антропов расположился в кирпичном доме. Как всегда деятелен, слышались его четкие и уверенные команды. Он показал мне на местности, где расположены роты, куда выдвигаются орудия. Бойцы уже старательно окапывались: понимали, что успех надо закреплять. Противник бил из орудий по хутору.

По старым следам я вернулся на свой НП. Когда отдышался от бега, подумал: зачем же ходил в батальон? Какую пользу принес? Что сделал? Полтора часа не был на связи. Штаб корпуса не признавал заместителей, требовал, чтобы обстановку докладывал начальник штаба. Бесспорно, доклады НШ для вышестоящего штаба звучали более авторитетно, в них излагались не только сложившиеся условия и оценка обстановки, но и меры, принимаемые командованием по ее изменению. При этом старший, выслушав доклад, давал, минуя всякие передаточные звенья, необходимые указания.

В ходе боя серьезный экзамен выдержали связисты. Со всей очевидностью подтвердилось, что рота связи — не для дивизии, она рассчитана на организацию связи в полку и бригаде. Связисты делали все возможное, чтобы обеспечить устойчивую связь. В ходе такого боя буквально сгорала проводная связь. По 3–4 порыва в час на основных линиях связи. Вышли из строя за первые часы боя три радиостанции в батальонах. Но управление не прерывалось. Если случался порыв кабеля, для устранения его с обеих сторон поврежденного участка выбегали на линию связисты. Не один, а сразу двое — навстречу друг другу, что сокращало сроки восстановления линий. При нарушении проводной связи включались в работу радиостанции.

Самоотверженно трудились начальник связи майор К. М. Татур и его помощник по радио капитан Г. И. Проценко. Для них провода и радиостанции не просто средства связи, а словно живые существа, которые, как и все живое, требовали защиты, лечения, восстановления, а главное — бережного и чуткого к себе отношения. Они лелеяли связь, переживали за каждый ее обрыв, и потому она работала даже в самые напряженные периоды боя безотказно. Весь день на НП находился Проценко. Он умело направлял работу связистов, обеспечивая устойчивую связь командиру дивизии.