- Думаю, - сказал ротмистр фон Рибен, - человек с царской фамилией прав. Если уж начали вряд ли остановятся.

- А причём здесь моя фамилия? Я, что? Виноват, что ли? Это он носил мою фамилию, а не я его! Задушить было надо большевиков в зародыше. А он нюни развесил! И самого кокнули и мы страдаем.

- Либеральничал - сказал Воропанов.

- Да никто о большевиках и не слышал тогда – сказал фон Рибен. - Выскочили как чёртик из табакерки.

- А вы, наверное, Пётр Николаевич, лютеранского вероисповедания? – поинтересовался отец Глеб, оборвав не нужный и не уместный спор.

- Это почему? Ещё при матушке Екатерине Великой мои предки крестились в православие.

- Во! Все беды России от немцев да евреев! Троцкий, Каменев, Зиновьевы всякие! Ленин ихний, бают, немец.

- Да русский он – возразил Воропанов. – Что среди русских негодяев что ли мало? А, Илья Тимофеевич?

- Да не без этого. А Маркс? – не унимался Романов. – Он немец?

- Не совсем – сказал Воропанов. – Он выкрест. По крови – еврей, а по вере – немец.

- Да прекратите, вы! – сказал фон Рибен – И так тошно. Человека к расстрелу приговорили, а вы про Маркса спорите.

- Да ничего – сказал подъесаул – живой с живыми.

Он вздохнул, достал табак, бумагу, мундштук.

- Не надо – сказал отец Глеб. – Не оскверняй себя после исповеди.

- Хорошо, потерплю чуток – согласился Андрей и положил всё это на стол. – Курите, братцы.

Скрипнула дверь и конвойный крикнул:

- Зайцев, на выход!

- Ну, прощайте.

Его все обняли, а отец Глеб перекрестил, благословляя.

- Перед Отцом Небесным предстанешь ныне.

- Лучше скажи, батюшка, за что смерть принимаю?

- За Россию – ответил фон Рибен.

- За что же ещё? – удивился Воропанов.

- Да – подтвердил отец Глеб – и за веру православную.

- Ну, что ж – вздохнул бывший подъесаул, - будем считать, что я иду в последнюю атаку со своим Гундоровским Георгиевским полком, там, в степях под Херсоном. За Веру и Отечество!

Андрей взял мундштук со стола, повертел его в руках, положил на место, погладил его, прощаясь, сказал:

- Из нашей яблони.

Потом развернулся и твёрдо вышел из кельи.

Подъесаул Гундоровского полка спокойно, глядя в рыбьи водянистые глаза начальника лагеря, выслушал приговор. Затем его отвели на склад, где он сдал всю свою верхнюю одежду и босиком, в одних кальсонах и исподней рубашке пошёл впереди конвоиров, ступая голыми ногами по влажной земле и холодным камням.

Конвоиры вели его по тропинке, где несколько часов назад он шёл с женою. Конвоиры шли злые и недовольные. Андрей их понял.

- Привыкайте, ребятки, скоро работы будет много – сказал насмешливо.

- Да помолчи ты, и так тошно – сказал один из конвоиров и зло сплюнул.

Пришли к Безымянному озеру.

- Становись к обрыву – сказал хмуро конвоир, не глядя на подъесаула.

Андрей подчинился: встал – перекрестился, руки по швам, спокойно посмотрел на своих палачей.

- Ты уж прости нас, мил-человек.

- Бог простит – ответил Андрей.

Он покосился налево. Вот на этом бугорке несколько часов назад сидели они с Дуней, трава вон помята...

Раздался хлёсткий сдвоенный винтовочный выстрел. Андрея опрокинуло в чистую холодную синеву Безымянного озера.

Тело подъесаула Гундоровского Георгиевского полка медленно опускалось на дно в клубах красной крови.

_____________

А через девять месяцев Авдотья Зайцева родила третьего ребёнка, второго сына. Назвали Андреем.

26. 07.2018 г.