Изменить стиль страницы

   Агнесс теребила тонкими пальчиками полуоторванный краешек платья, украдкой бросая взгляды на бывшего послушника. Его тёплая улыбка, уверенный голос придали ей уверенности.

   - Меня зовут Агнесс, сестра Агнесс Фармер из Юрпрудского монастыря. Правда, я в монастыре совсем недавно.

   Виктор устало прислонился к решётчатой стене спиной.

   - Я даже в своих самых смелых мечтаниях не мог предположить, что повстречаю в этом царстве кошмаров столь очаровательную девушку, - произнёс он. - Позвольте полюбопытствовать, госпожа Агнесс, как вы попали в монастырь? Неужели у вас не было достойных женихов? Не будь вы монахиней, я предложил бы вам руку и сердце, едва увидев.

   Щёчки девушки зарделись, выдавая смущение.

   - Простите, что смутил вас, госпожа Агнесс, - чуть наклонился Виктор.

   - Не стоит извиняться, - пролепетала монахиня.

   Отвечать молодому человеку ей впрямь не хотелось, и отнюдь не потому, что он ей не нравился, наоборот, она испытывала к нему с каждым часом большую симпатию. У неё были причины скрывать истину. Она родилась в семье сельского старосты недалеко от Лавраца. С детства она мечтала о тихой спокойной жизни, обыкновенной семье, работящем муже. Со временем она, как и следовало ожидать, выросла, превратившись в первую красавицу на селе. Отец поначалу хотел отдать её замуж за кузнеца - довольно состоятельного по сельским меркам, обходительного и привлекательного парня пятидесяти лет от роду. Малышка Агнесс тоже была не против, да вмешался злой рок: откуда ни возьмись, примчалась жена кузнеца с пятью великовозрастными детьми, брошенная им несколько лет назад в Лавраце. Случилась эта оказия за день до намеченной свадьбы. Что делать? Пришлось разрывать помолвку, в срочном порядке подыскивать кандидатуру на роль мужа - приглашения-то разосланы, гости у порога толпятся, столы от кушаний ломятся, за священника с музыкантами уплачено... Как раз через село проезжал богатый купец, вызвавшийся добровольно помочь несчастной горе-невесте. Объёмное брюшко планируемого женишка внушало родителям надежду на то, что в браке их доченька также голодать не будет. Кто ж знал, что до момента бракосочетания он, воспользовавшись возможностью подкрепиться бесплатно, переест и скончается перед алтарём, не успев произнести клятвы верности?! Особенно расстроились, не считая невесты, родители Агнесс, втайне надеявшиеся заполучить богатство несостоявшегося покойного зятя. Праздничный банкет обернулся роскошной тризной. Раздосадованная невеста просидела три дня и три ночи, оплакивая судьбу-злодейку горючими слезами. "Успокойся, доченька! - увещевал прагматичный отец. - Ну, с первым не получилось, ну, со вторым, так с третьим обязательно повезёт! Приданое есть - и жених сыщется!" Обдумав положение, отец взял любимую дочурку, жену и поехал на ежегодную ярмарку, устраивавшуюся в Лавраце. Там сельский староста познакомился с натуральным дворянином, правда, из обнищавшего рода, но всё ж таки дворянином, подыскивавшим невесту для своего сыночка. Ударив по рукам, отцы семейств вернулись по домам готовиться к генеральным смотринам, то бишь к помолвке, и к предстоящей свадьбе. В назначенный день лаврасские дворяне посетили деревню, и тут выяснилось пренеприятнейшее обстоятельство: дворянский сын терпеть не мог спиртного - ни деревенской водки, ни вина. На почве неприятия даров бога Бухаиля между старостой и дворянами разгорелся нешуточный конфликт, приведший к изгнанию дворян из села. Старый дворянин тогда ещё пообещал отомстить, помнится. Спустя седмицу он прискакал с отрядом бойцов из Ордена Карающих, разговор вёл со священником, после чего священник обвинил Агнесс в колдовстве. К тому времени она, вконец разочаровавшись в перспективе замужества, сбежала из дому в Юрпрудский монастырь.

   Теперь, симпатизируя молодому человеку, она боялась очередной неудачи. Вдобавок к нависшей тени злого рока её тяготил обет безбрачия, который она собиралась дать при постриге. Девушка уже пару месяцев считала себя монахиней, не будучи ею на самом деле; она всего лишь готовилась к постригу. Ещё её мучил очень важный вопрос.

   - Господин Виктор, а как вы оказались в том ужасном зале, откуда спасли меня?

   - О! - бывший послушник еле смог подавить довольную ухмылку, будто ждал подобного вопроса. - Я узнал, что вас схватили культисты и решил спасти вас. К сожалению, я не успел спасти матушку Лазарию, да пребудет её душа в Царствии Небесном, - он изобразил скорбное выражение на лице. Не говорить же понравившейся девушке, что убегал от крысолюдов и брякнулся в какую-то яму в темноте, откуда совершенно случайно, против своей воли упал на голову Рогатому Кролику. "Эх, неподходящее место для комплиментов", - подумалось Виктору. Разговаривая с девушкой, он прикидывал варианты побега. Клетка с пленниками стояла у каменной стены, поблизости топтались двое серых крысолюдов с палками. Два выхода из зала призывно манили темнотой распахнутых настежь дверей. Бежать из места, доверху забитого нежитью высокого уровня? Подобная мысль могла прийти только Избранному. Вслух он спросил: - Эти мерзкие существа не навредили вам?

   Агнесс мотнула прекрасной головкой, что-то сказав. Раскаты барабанного боя заглушили её слова; на сцене намечалось значительное событие. Крысолюд-солист выбросил пустую бутылку в группку заседающих за столиком пропойц и пафосно заголосил, обводя присутствующих осоловелым взглядом:

   - А теперь трепещите, хвостатые порождения мрака и лысые обезьяны поверхности! - под "лысыми обезьянами" он имел в виду, естественно, запертых в клетке людей. - Перед вами предстанет сам князь нежити, повелитель ночи, наш горячо любимый царь - Шапочник!

   У Виктора забулькало в животе. Он ощутил страшное неудобство. В кишечнике у него происходили нехорошие процессы, вызванные, надо полагать, употреблением зелья ловкости старика Мали. Жаль, гигант бытовой алхимии не предупредил о дозировке и побочных действиях настойки. Боль накатывала волнами, сменявшимися безболезненным затишьем.

   Забили частой дробью барабаны, возвещая появление могучего существа. Крысолюды замерли в благоговейном трепете, уставившись на сцену, где должен появиться обещанный "князь нежити". Занавес раздвинулся, и на сцену выкатился громадных размеров гроб на колёсиках. Гроб? Нет, роскошный бронзовый саркофаг, испещрённый надписями! На боках и крышке саркофага были вырезаны сценки из жизни понтификов Виталийского королевства: церемония возведения в сан, исцеление больных, сжигание святым огнём толп еретиков с ведьмами и, в заключение, сцена соборования умирающего священнослужителя. На крышке центральное место занимало изображение словно бы спящего, готового вот-вот проснуться для Страшного Суда понтифика.

   "Откуда у них гроб главы Церкви?" - удивился Виктор.

   Серые крысолюды открыли дверцу клетки и бесцеремонно вытолкали узников наружу, закрутив руки за спиной. Люди пытались по возможности сопротивляться. Агнесс, например, упиралась ногами, и чудовищные грызуны, схватив её за волосы, поволокли к сцене. Бывший послушник больше преуспел в сопротивлении: он вырвался из лап конвоиров и, не вписавшись в поворот, упал на стол, испортив отдых четверым сидевшим крысолюдам. Поймав неугомонного человека, конвоиры стукнули его пару раз по голове. Тем не менее, наказание не повлияло на него успокаивающе. Вырываясь, он запел песню беглого каторжника, за что немедленно поплатился: удар концом палки под дых выбил из него воздух и желание сопротивляться. Остаток пути его протащили по полу.

   - Не рыпайся, дольше проживёшь, - заботливо прошипел в ухо Виктору хвостатый конвоир, подкрепляя слова чувствительным тычком под рёбра.

   Людей поставили на колени перед сценой, пригнув головы к полу.

   - Шапочник! Шапочник! Отец! Отец! - скандировали крысолюды.

   Своды зала дрожали от слитного голоса десятков чудовищ. Темп произносимых воззваний учащался, пока не превратился в рёв под бой барабанов. Внезапно звуки оборвались; барабаны умолкли, затих шум в зале. Краем глаза Виктор наблюдал за саркофагом. Со скрежетом отодвинулась крышка гроба, над краем показалась костлявая крысиная лапа. Пергаментная растрескавшаяся кожа с редкими белыми волосками навевала мысли о древности существа, покоившегося в бронзовом ящике, золотые перстни с драгоценными камнями на тонких скрюченных пальцах говорили о высоком положении мертвеца. На массивном кольце-печатке мерцали потусторонним зеленоватым светом инициалы хозяина - литера "А" и цифра "I". Что бы они значили? Неужели крысолюды ограбили могилу понтифика Антония Первого, виновника их возникновения?