Дома было темно и тихо. Элиза видела десятый сон, и, вполне вероятно, там транслировали мою страшную смерть. Небо, что только не полезет в голову.
Сняв с плеч куртку мистера Ортмана, которую он так и не забрал, бросила ее на кресло в гостиной. Скинула туфли и потянулась. Хорошо, что бывший начальник обещал поговорить с нынешним - выбить для меня выходной на завтра.
Все, о чем я могла мечтать, это горячий душ и постель. Лильса посоветовала принять успокоительное, а когда я сказала, что у меня ничего такого нет - всучила флакончик. Успокоительное, неизвестная магия и вино... даже представлять страшно завтрашнее утро.
Едва не уснув под горячими струями, я наскоро вытерлась, оделась и вприпрыжку помчалась в спальню. Рухнув в постель и зарывшись в одеяло, счастливо выдохнула: вот все и закончилось. Неудачно повернувшись, зашипела от боли - чем-то оцарапала руку. Заколкой, что ли?
Включив свет и борясь со слипающимися глазами, я начала искать эту гадкую вещицу. Вот только вместо нее нашла кроваво-алую розу. Черной атласной лентой к стеблю была привязана открытка:
«В следующий раз нам никто не помешает».
Слезы водопадом побежали по щекам. Погасив свет, я задернула шторы и выскочила из спальни. Надо было проверить дом - как-то же враг вошел?!
Но нигде ничего не обнаружила: окна и двери закрыты, следов взлома (из тех, что может обнаружить неспециалист) тоже не было. Оставалось только рухнуть в кресло в гостиной, закутаться все в ту же куртку и обессиленно расплакаться.
Я самозабвенно жалела себя. Кто-то проник в мой дом и мою спальню, Небо, такое чувство, будто меня и правда изнасиловали. Только не физически, а морально. Как теперь засыпать и просыпаться, как ходить в ванную комнату, зная, что в любую минуту кто-то может войти?
Я чутко прислушалась: не крадется ли кто-то? Впервые в жизни уютный дом показался мне враждебным.
На веки навалилась тяжесть, наверное, разом подействовали успокоительное, магия Лильсы и вино.
Очень странно спать и понимать - это сон. Видимо, так и работает обещанный «отрез плохих воспоминаний». Я гуляла по яркому лугу, под голубым небом. Грелась на солнышке и лакомилась крупной, спелой земляникой. Безмятежность и покой, стрекот насекомых и чириканье редких птиц. Мне не хотелось просыпаться, но пришлось. А кто бы смог удержать сон, если в реальности в дом привели слона?
Как выяснилось, не слона. Это проснувшаяся Элиза умудрилась грохнуть подвесной посудный шкаф. По крайней мере, такой вывод можно было сделать из ее ругани. Вздохнув и потянувшись, я села. Разом свалились на пол и куртка, и плед. Пледом меня явно накрыла сестрица. Надо же, недолгое одиночество пробудило в ней сострадание?
Если я выживу, эту неделю помечу в календаре. Такая жирная, чернильно-черная полоса, после которой просто обязано наступить безоблачное счастье. Главное, чтобы это счастье настигло меня при жизни, а не на небе.
В комнату вошла Элиза. Легким, пружинистым шагом возмутительно здорового человека. Она несла поднос с чашками и печеньем и казалась довольной собой и жизнью.
- Доброе утро, Мэнди, - негромко сказала она. - Я приготовила успокоительный сбор.
- Это ты прямо вовремя сделала, - протянула я. - То, что нужно этим утром. Как давно ты ходишь?
«Как давно ты мне лжешь», вот что значил мой вопрос на самом деле, и сестра это поняла. Поставив поднос и сев напротив, она произнесла:
- Позволь мне объясниться. Я знаю, ты можешь быть острой на язык. Но... Я виновата, видит Небо, виновата перед тобой. Именно поэтому я не стала пытаться врать, что встала только сегодня. Что увидела твою грязную, рваную одежду и так испугалась, что смогла встать.
- Я бы не поверила.
- Но и подкопаться к этой версии было бы практически невозможно, - хмыкнула Элиза. - Но я не буду врать. Больше это не имеет смысла.
Ей успокоительный сбор пригодился куда больше, чем мне. Отпивая крошечные глотки и смаргивая слезы, Элиза рассказывала историю простого человеческого идиотизма.
- Наши родители, твой отец и моя мать, хотели как лучше. И лучшее они видели в моем браке с наследником рода Оран.
А я вспомнила слова рыжей дежурной в клинике «заведующий вейскским целительским корпусом. Зирт Оран».
- И знаешь, он был довольно мил. - Элиза отставила в сторону чашку и утерла ладонью слезы. - Галантен, дарил цветы, водил в театр. Ты в это время догрызала науку и готовилась выходить на работу. А дальше...
Я кивнула, а дальше случилась авария. Отец успел пристроить меня в контору и погиб. Вместе со своей женой, матерью Элизы.
- От интарийцев нам достались не только прогрессивные законы, но и институт «младших жен».
Кто-то может подумать, что если есть младшая жена, то будет и старшая. Нет, отнюдь. Правильно говорить не «младшая жена», а «младшая в семье». Не имеющая права голоса, целиком и полностью зависящая даже не от воли мужа, а от решений главы рода. Для чего это нужно интарийцам - неизвестно, но люди быстро нашли способ использования такого брачного обряда.
- У меня сильный колдовской дар, - продолжала рассказывать Элиза, - и впереди сверкало счастливое будущее. Ученичество в клинике и последующая работа маго-педиатром. Вот только родители оставили договор в подвешенном состоянии, и господину Орану-старшему удалось вывернуть его в свою пользу. Первое, что он сделал после похорон, - запретил мне ученичество. Мое здоровье не должно быть подорвано, ведь ему необходимо не менее пяти внуков.
Я подтолкнула к ней свою чашку. Пятеро детей - это смерть для магического дара. Всякий раз, как ведьма вынашивает ребенка, она делится с ним собственной магией. Двое детей - вот тот максимум, который позволит матери остаться на прежнем уровне магической силы.
- Тогда же я заявила на тебя, что это ты подстроила аварию. Я хотела, чтобы и тебе было плохо - ведь твою волю родители не насиловали, не принуждали тебя к браку с незнакомым человеком. Оставив в итоге практически рабыней, заложницей чужой семьи. Прости меня, если сможешь.
- И как это перекликается с твоей ложью?
- Лазейка, - пожала плечами Элиза, - если они не воспользуются договором, в течение года он будет аннулирован. А кому нужна инвалидка? Вдруг я так и не встану на ноги? Кто им рожать-то будет? Дети-маги - высшая ценность на брачном рынке, но если кобыла с изъяном - стоимость падает. Астаэл ненавидит Орана и согласилась помочь.
- Ты должна была сказать мне.
- Я боялась, что ты мне отомстишь, - неловко пожала плечами Элиза.
Нет, я совершенно точно помечу эту неделю жирной черной линией.
- Садись в свою коляску, балбеска, - проворчала я. - У нас есть проблемы и похуже.
И ошарашила Элизу своими новостями. Она внимательно выслушала, допила мой чай и пожала плечами:
- Защиту никто не взламывал. Прости, но время от времени я делала тебе сонный отвар и перепроверяла щиты. Накладывала новые и одновременно заклинала твои ключи - чтобы ты могла войти в дом. Я боялась, что Оран может прийти и лично проверить мое здоровье. А коляска больше не имеет смысла - Астаэл сказала, что документы уже у него.
- Значит, надо что-то придумать.
- Это бесполезно, - криво улыбнулась Элиза. - Мой будущий супруг - брат главы терапевтического отделения. Они уже давно мысленно родили, воспитали и удачно продали моих дочерей. А сыновей выучили и пристроили в клинику.
Во мне бурлил настоящий коктейль чувств - и злость, и сочувствие, и даже страх. Участи призера-производителя я не желала даже Элизе. Небо, как же порой полезно вовремя поговорить! Надеюсь, не вовремя - тоже поможет.
- Мы обязательно что-нибудь придумаем...
В конце фразы я зевнула и тут же извинилась. Элиза покачала головой:
- Не стоит просить прощения, на тебе «пелена покоя», странно, что ты вообще столько времени продержалась вне сна. И, касаясь все того же, прости меня, если сможешь. Я должна была все тебе рассказать. Когда ты отказалась оставлять меня в клинике, когда взвалила на себя ответственность за сводную сестру-инвалида. Я должна была понять, что ты не... Что ты - не я.