Пламя белых свечей мерцало, отражаясь от похожих на камень лиц. Вокруг них на стенах висели антикварные гобелены и картины, вызывавшие у Линкольна такое чувство, будто он шагнул назад в прошлое. Он буквально видел себя вновь там, в те более невинные годы - когда вампиры владели этой Землёй. Тогда люди в страхе бежали от них.

Тогда видящие ещё не вторглись в их мир.

В те годы, пока не пришли видящие, худшее, чего им приходилось бояться - это обозлившиеся селяне с мечами или время от времени вампир, выживший из ума и напавший на одного из своих.

Линкольн знал, что картины, висевшие на стенах, были настоящими. Большинство работ изъяты из музеев и частных коллекций. Другие собраны во время многочисленных войн. Предыдущий владелец дома был коллекционером во всех отношениях: искусства, антиквариата, музыки, даже дорогих машин и других механизмов.

Но теперь Константин мёртв.

То, что эта группа стареющих ископаемых выбрала собраться здесь, в доме, принадлежавшем их уже мёртвому владыке, содержало в себе своего рода послание, намеренное или нет.

Константин был тем, кто вёл переговоры о перемирии с видящим. Константин был тем, кто отдал принадлежавшее им по праву.

Хуже того, он сделал это исключительно из страха.

Страха перед неизвестным. Страха перед силой, которую они ещё не понимали.

Теперь эти напуганные мягкотелые вампиры просили Линкольна, сознательно или нет, вернуть их во времена Константина.

Этого Линкольн сделать не мог. И не стал бы.

Более того, он едва ли мог питать что-то, кроме презрения к любому, кто лелеял детское желание вернуть прошлое. Прошлое никогда не вернётся. Любой, кто верил в обратное, лишь вводил себя в заблуждение - специфическое сочетание событий, образующих любой момент времени, по необходимости и природе своей было скоротечным и непостоянным. Едва оно заканчивалось, его уже нельзя увидеть вновь.

Это очень человеческий каприз - ныть, когда мир вокруг тебя эволюционировал раньше, чем ты был готов.

Линкольн знал, что Константин не был таким безупречным лидером, каким они его считали.

По правде говоря, Константин поставил мир с видящими превыше долгосрочной безопасности и сохранности их собственной расы. Такой поступок недопустим. Это измена - предательство не только по отношению к его роли их защитника и владыки, но и по отношению к самой крови.

Линкольн знал, что именно клинок Брика в итоге отсек голову Константина.

Истории о том, что экстрасенсы убили Константина, были чистой выдумкой. Линкольн знал это, потому что лично там присутствовал. Он преклонил колено перед их молодым королём в ту самую ночь, когда руки и одежда его нового короля все ещё были покрыты кровью Константина.

В конце концов, и вопреки своей относительной молодости, Брик сделал то, на что не осмеливался ни один другой вампир: он положил конец нелепому и изменническому перемирию с видящими. Он положил конец старому, коррумпированному и бесполезному правлению Константина. Более того, Брик пообещал пойти дальше. Он намеревался положить конец всем перемириям - положить конец пресмыкательству и жизни в тени.

Брик был прогрессивным деятелем.

Как и сам Линкольн, Брик скорбел из-за того, что их вид так долго был лишён своего законного места в мире. Линкольн не знал, почему столько представителей их вида отказывались жить в соответствии с их истинной судьбой. Он не знал, то ли несколько трусов промыли мозги остальным, то ли извращённая привычка сформировалась, а потом бесконтрольно распространилась. Иногда он гадал, не слишком ли просто все складывалось для его расы - не привело ли изобилие роскоши к трусости и отсутствию силы воли.

Какова бы ни была причина, он знал, что эти вещи должны измениться.

Брик тоже в это верил.

Убрать Константина было очевидным и необходимым первым шагом. То, что Брик сделал это через считанные дни после того, как заявил о своём намерении, демонстрировало глубинную преданность своим словам, и это тронуло душу Линкольна. Уже по этой одной причине Линкольн преклонил колено.

Уже по этой одной причине Линкольн отдал свою жизнь служению ему.

Он давно ждал лидера, который будет действовать, а не только произносить пустые слова.

Теперь, глядя на живое наследие Константина в форме оставшегося после него Совета, Линкольн ловил себя на мысли, что Брик был прав на их счёт. Они забыли, как сражаться, как даже собрать волю в кулак и сделать то, что должно быть сделано. Ожирев на дани крови, они превратились из волков в овец. Из хищников в домашних животных.

Предав кровь, они утратили её силу.

- Линкольн? - рявкнул Малакай, привлекая взгляд Линкольна обратно к себе. - Как наш бесстрашный лидер планирует разобраться с этим? Очевидно, что некоторые среди нас сильно недооценили это создание. Ты не можешь винить нас за желание знать, был ли наш король в их числе?

Линкольн нахмурился.

Окрасившиеся багрянцем глаза Малакая ожесточились.

- Чтобы пойти против этого животного сейчас, нам понадобится армия. Судя по тому, что я видел в профиле этого существа, я сильно подозреваю, что он хочет этого. Очевидно, он намеревается совершить против нас геноцид, если сумеет. Или хотя бы в высшей мере ослабить нас и окончательно загнать в подполье.

Линкольн кивнул, притворяясь, будто размышляет над его словами.

В это время он взглянул в сторону камина, на Дориана.

Вампир с бело-светлыми волосами теперь использовал короткий нож с костяной ручкой, чтобы почистить под ногтями. Его губы бантиком сосредоточенно поджались. Его глаза - застывшие окровавленные бассейны - резко оттенялись кровавым цветком, расцветшим в центре.

Пребывал ли Дориан в покое или в движении, Линкольн никогда не видел, чтобы этот кровавый оттенок угасал.

Дориан всегда охотился. Охота являлась естественным состоянием Дориана.

Его наружность напоминала маскировку, обманку. С его по-детски округлым личиком, полными губами и бело-светлыми волосами многим людям он казался ангелочком. Его одежда тоже обезоруживала: мягкая куртка из коричневой кожи, белая футболка, дизайнерские джинсы. Баскетбольные кеды красовались на ногах, один чёрный, другой красный, с белыми носками. Он напоминал богатого студента колледжа или, возможно, молодого программиста, работающего над техническим старт-апом. Линкольн даже видел Дориана на скейтборде.

Конечно, он видел и то, как Дориан тем самым скейтбордом крушит черепа.

Маскировка менее удачно работала на других вампирах.

Каждый вампир за тем столом прекрасно знал, что представляет собой Дориан.

Глаза Линкольна вернулись к Малакаю.

- Чего ты хочешь от меня, друг?

- Я сказал тебе, чего я хочу! - Малакай навалился на стол, хмурясь. - Я хочу, чтобы ты его убил. Выманил в сторону от его людей и выпил досуха.

Линкольн вздохнул, скрещивая руки на широкой груди.

- А я уже сказал тебе, это не вариант. Проблема куда более сложна.

- Сложна? Из-за чего? Хочешь сказать, из-за секретного плана Брика, который каким-то образом подразумевает, чтобы этот экстрасенс оставался в живых? - процедил Малакай, не скрывая презрения. - Ладно. Если он не может быть убит, убеди Чарльза контролировать его. Заплати ему, если придётся.

Линкольн уже качал головой.

- Время для таких переговоров прошло, - угрюмо сказал он. - Возможно, мы сможем договориться с ней, если придёт время, но он безнадёжен. Мы также больше не можем доверять Чарльзу. Мы должны посмотреть правде в глаза, друзья. Мы причинили вред и выпустили на свободу опасное животное, которое теперь вознамерилось нас сокрушить, - когда Малакай раскрыл рот, Линкольн заговорил резче. - Твой король прекрасно это осознает. Именно поэтому ты должен верить ему и позволить использовать этот факт в нашу выгоду.

Харкнесс, пожилой вампир, привлёк взгляд Линкольна к другому краю стола.

- Договориться с женщиной? - его чёрная стриженая борода приподнималась и опадала, когда он говорил. - Разве она не убила Константина, нашего короля? Неважно, она ли занесла меч, но она начала разрушать наши активы ещё до того, как мы освободили её пару.