— Глазам своим не верю! — проговорил Александр, любуясь братом. — Но кто выдал тебе этакое?

   — Бицик-Берке, что от великого хана приезжал.

   — А что тебе это стоило?

Андрей помолчал. Затем, сощурясь и как бы простовато улыбаясь, сказал:

   — А белого кречета своего, когда охотились, подарил ему.

Византийские полукружия чёрных бровей Александра так и пошли кверху.

Но Андрей, делая вид, что и не замечает ничего, потянувшись опять за фарфоровым кувшином, сказал с притворным сокрушением:

   — Доселе скорблю!.. Такого мне кречета и не сыскать более! Почитай, полгода все гнездари-сокольники мои по всей Каме рыщут, а этакой птицы найти не могут.

Александр расхохотался до слёз.

   — Ах ты, повеса! — воскликнул он. — Я вижу: мне в науку к тебе поступить придётся!..

Невский поднял свой кубок и протянул к брату.

   — Будем здоровы! — провозгласил Александр, и они, не отрываясь, осушили бокалы.

Уже сильно снизилась в молочно-прозрачном сосуде колышущаяся тень, означавшая верхнюю границу вина.

Андрей взялся было за серебряный колокольчик, чтобы позвать слугу. Но Александр покачал головою и слегка призащитил согнутой ладонью края своего бокала.

   — Хватит, хватит! — проговорил он.

Андрей знал брата и потому не стал его приневоливать. Но, однако, звонко расхохотался.

   — Ты чего? — спросил Александр.

   — Старика Геродота вспомнил.

   — Что там у него?

   — Когда он у нас по Днепру проезжал, его больше всего, чудака этакого, то удивило, что народ Росс пьёт вино, не разбавляя его водою!..

   — Пожалуй, и нам сегодня не худо бы водой разбавлять! — пошутил Невский,

Андрей даже подскочил на кресле.

   — Этакое святотатство совершить!.. Да ты знаешь ли, что́ мы с тобой пьём?

   — Нет.

   — Ну так вот! Это винцо ещё к деду Всеволоду пришло — вместе с грузинкой его, с княгиней Марией... Вину этому уже за полсотни годов... Хорош внучек, почтил нектар дедовский...

   — Нектар нектаром, а безумье одинаков!..

   — Какое безумье?

   — Неужто не знаешь? Ну, хмель. Не мною сказано — дедами же: «Пьяному мужу и море — за лужу, а лужа — по уши».

   — Однако же и это деды сказали: «Лучше дубинное битье, чем бесхмельное питьё».

   — Как, как? — переспросил Александр, и, когда Андрей повторил ему пословицу, он от всего сердца расхохотался. — Ну, силён в обороне! — сказал он. — А ну, померяемся!

И между братьями начался как бы некий застольный поединок — словами народной мудрости, речениями великих мужей и государей — касательно вина, хмеля и пьянства.

   — «Питва — не битва!» — бросил Александр неосторожное слово.

Андрей вспыхнул и вскочил с места.

   — Или я в битвах захребетник?.. — вскричал он.

Александр быстро подошёл к нему, ласково налёг руками на оба плеча его и втиснул вглубь кресла.

   — Полно, полно!.. Да разве я к тому?.. Витязь! Всё это говорят. Да и мне ли не помнить?! В сорок втором — на льдах на Чудском — без тебя я погиб бы!..

Андрей быстро успокоился, и поединок продолжался.

   — Дед наш Владимир, тот понимал: «Веселье Руси есть нити!» Оттого и к мухометанам не пошёл[22], в ихнюю веру! — сказал он, вызывая брата на ответ.

Александр Ярославич попробовал поразить брата ссылкою на отцов церкви, но Андрей искусно отвёл удар:

   — А это не святые ли отцы сказали: «Ино дело — пьянство злое, а ино дело — питьё в меру, и в подобное время, и во славу божию»?

   — Что ж!.. — воскликнул, смеясь, Александр. — Коли святые отцы не помогают, так я тебе от старика Чингисхана скажу нечто!..

И Александр Ярославич на память, по-монгольски, привёл из книги запретов и поучений великого императора Азии. По-русски это звучало бы так: «В вине и водке нет пользы для ума и художеств. Государь, жадный к водке и к вину, не может произвести великих дел, мыслен и великих учреждений».

Но Андрей напомнил ему тоже из «Ясы»[23] Чингисхана:

   — «Если уж нет средства от пьянства, то должно напиваться в месяц три раза. Если — один раз, то это ещё лучше. Если совсем не пить, что может быть почтеннее? Однако где ж мы найдём такое существо?!»

Он считал уже себя победителем. Однако не так думал Александр. Он поднялся и, рассекая ребром ладони воздух, закончил Чингисханово изречение, конец которого нарочно был утаён Андреем:

   — «Но когда бы нашлось такое существо, то оно достойно всякого почтенья...»

Признавая себя побеждённым, Андрей склонил голову и развёл руками.

Упоминанье о Чингисхане повлекло к разговору о татарах. Прежде чем приступить к нему, Андрей Ярославич подошёл к двери, проверил её и широко раздвинул в обе стороны тяжёлую, на кольцах завесу, дабы хорошо, была видна дверь. Затем, взявшись за оконные скобы, закрыл вдвижную оконную раму, которая вся, словно соты, состояла из множества свинцовых угловато-округлых ячеек со вставленными в них стёклами.

И только тогда, вернувшись к столу, заговорил с братом. Лицо его стало угрюмым.

Александр, расположась в кресле, с тревогой наблюдал за всеми его мероприятиями, которые явно должны были предшествовать некой тайной беседе.

Однако сперва Андрей Ярославич коснулся дел на западных рубежах. Смерть Фридриха Гогенштауфена; наступившая за нею смута, в Германии; самозванцы там, выдававшие себя за покойного императора, один из которых добрался аж до Владимира на Клязьме, ища себе помощи; прекращенье притока свежих сил из Vaterland’a рижским рыцарям; предстоящая смена магистра;, наконец, союз и родство Даниила с Миндовгом — всё это служило как бы только подступом к главному, разговору — о татарах.

А его-то и не состоялось!..

   — Уж тебе ль не ведать, что́ и как там, на Западе! — начал было свой главный разговор Андрей Ярославич. — Тогда дозволь же прямо спросить: а не лепо ли ны бяшеть, братие[24]?.. — Он усмехнулся. — Не пора ли нам схватить сего Батыя, схватить сего Сартака за их поганые пятки, да и об землю башкой?!

Невский, едва с уст брата Андрея сорвалось имя татарского хана, с шумом отодвинулся в кресле и опрокинул хрустальный бокал с ещё не допитым вином; бокал, загремев о посуду, покатился к краю стола, красное пятно расплылось по скатерти. Донельзя огорчённый Александр вскочил и, поморщась, покачал головой.

   — Вот видишь, Геродот-то и прав, — сказал он, — лучше бы разбавлять вино водичкою! Ну ладно, пока без хозяйки живёшь... Говорят, солью надо скатерть посыпать...

Взяв из судка солонку, он отсыпал на большую ладонь немного соли и принялся посыпать ею пятно.

   — Ух, до чего же у тебя жарко! — проговорил он, отодвигаясь от стола вместе с креслом. — Или то от вина? И пошто ты окна закрыл?

Не дожидаясь ответа, Александр Ярославич подошёл к окну и опустил раму.

Свежий утренний воздух с запахом сена хлынул в комнату. Повернувшись спиною к брату, слегка прислонясь к косяку и слегка пригнувшись, Александр дышал...

Андрей Ярославич, болезненно сведя брови, смотрел в спину брата. Ему стало понятно всё...

Ни с кем, никогда ещё Александр Ярославич не говаривал дурного слова о татарах! Даже иголки, вгоняемые под ногти, что так любили в Орде, добыли бы у него только ту подноготную правду, что ни с братом, ни с женою, ни с сыном и уж подавно ни с советником не произносил он, князь Новгорода, ни единого хулящего слова против ли великого хана или же держателя Поволжского улуса — Батыя.

...Невский повернулся к брату. Теперь лицо его, против стремящих Андрею в глаза утренних лучей, показывалось в чёрной тени, и Андрею трудно было судить, что за выраженье было на лице брата. Вероятно, весёлое, судя по голосу и по словам, которые он произнёс.

   — До чего же бабы хороши у тебя по двору ходят, Андрюша! — сказал Александр. — У меня в Новгороде не вижу таких!.. Стало быть, не всех же татарин угнал!.. Али подрасти успели?..