- Все в порядке? – судя по прекратившемуся звуку шагов, Пикс остановился.
- Чертовы доспехи, - пробормотала Гермиона. – Почему ты мне не сказал, что посреди коридора лежат доспехи?
- Я иду под стеной, - недоуменно проговорил Джимми. – Как ты и советовала. Давай руку.
Гермиона вытянула вперед руку, но тронула пальцами лишь воздух.
- Джимми, ты где?
- Я здесь, - его голос звучал неуверенно. – Только я не могу.
- Что ты не можешь? – она повернулась на месте и почувствовала, как знакомые липкие щупальца гладят ее спину.
- Я не могу шагнуть. Я не вижу, куда идти.
- Но мы же шли! – в отчаянии проговорила Гермиона. – Мы же только что шли. В башню Гриффиндора, Джимми!
- Хорошо, дай только понять, где мы.
Гермиона резко повернула голову на звук его голоса, но позади нее тут же раздался какой-то шорох.
- Ты тоже это слышал? – тихо спросила она.
- Что слышал?
- Шорох, - прошептала Гермиона и повернулась влево. За спиной снова зашуршало, и она отшатнулась назад. Спина ощутила холодный камень стены. Вспомнив, что Джимми шел под стеной, она попыталась успокоиться. Нужно было всего лишь понять, в какой он стороне.
- Джимми, скажи что-то, - попросила она.
- Мы потерялись? – вопрос Пикса эхом прокатился по пустому коридору, звук заметался, отбиваясь от стен, долетая до потолка и обрушиваясь оттуда на пол вместе с тьмой.
- Перестань паниковать, - бессмысленные слова, произнесенные дрожащим голосом, разбились на тысячи отголосков. Гермиона принялась шарить рукой по стене, не понимая сама, чего хочет этим добиться. Пальцы скользили по холодному, чуть влажному камню дюйм за дюймом, когда вдруг ощущение изменилось. Рука скользнула по камню и вдруг провалилась в нечто густое и вязкое. Оно было одновременно и обжигающим, словно пламя, и холодным, словно лед. Оно клубилось вокруг руки едва ощутимым облаком, оно стекало с пальцев тяжелыми липкими каплями, оно обволакивало, словно стремясь заковать в цепи. Оно ласкало кожу и одновременно впивалось в нее тысячами игл. Гермиона почувствовала, как что-то ползет по руке, подбирается к ее локтю. Она попыталась отойти, но камня стены не было, была лишь странная субстанция, которая не отпускала ее, не давал сделать и шагу, растворяя в себе, рассеивая все тело на миллиарды частиц и собирая его снова. Крик застыл в горле, так и не дойдя до связок. Глаза застилал туман, словно тьма вокруг могла стать еще темнее, еще непрогляднее. Уши словно залили водой, и сквозь эту воду она услышала удивленный возглас Джимми Пикса.
- Ай, Гермиона!
- Что, - губы пошевелились сами по себе, и звук ее голоса словно разорвал пелену вокруг нее. Под пальцами снова был холодный камень стены. И только сердце бешено колотилось в груди, не давая забыть о том, что еще миг назад все было иначе.
- Гермиона, меня как будто что-то кусает!
- Беги, - выдохнула Гермиона и сделала шаг. А за ним еще один. И еще.
И тьма отступила. Ноги сами искали дорогу к убежищу. Где-то за спиной послышался первый неуверенный шаг Джимми.
- Ну же, соберись! – громко сказала Гермиона, продолжая шагать. – Только начни двигаться – и оно тебя отпустит.
За спиной раздались еще два шага, затем на миг стихли, а потом вновь уверенно застучали по камню коридора подошвы тяжелых ботинок Джимми Пикса.
- Что это было? – спросил он где-то совсем недалеко.
- Я сама не знаю. Спроси у Малфоя. А лучше не спрашивай. Ни у меня, ни у него, - Гермиона вспомнила, что уже застряла один раз в темном коридоре ночью.
- С чего ты взяла, что надо просто идти?
- Но ты идешь! – она подавила в себе желание рассмеяться. – И пока ты идешь Джимми, тьма тебя не нагонит. Главное не останавливаться.
Уже в гостиной она попыталась рассмотреть свою руку в свете мерцавших за окном молний. Было ли это игрой света, или же пальцы левой руки действительно посерели – Гермионе думать не хотелось. Она забралась в кресло, обняла руками колени и принялась размышлять, старательно отгоняя сон. Благо, в голове было много мыслей. Так много, что их точно должно было хватить до утра.
Глава 11
До самого утра Гермиона не сомкнула глаз. Дело было вовсе не в предостережениях Малфоя или страхе перед тем, что за ними стояло. Вместо сна были размышления: о причинах обрушения башни Рейвенкло, о том, что МакГонагалл собралась эвакуировать всех студентов и почему-то о Малфое. Он, несомненно, знал больше, чем все в школе вместе взятые. Он знал о причинах дождя, знал, чем он грозит, знал чары, помогающие от него уберечься, умел их накладывать. Но он молчал. Гермиона понимала, что будь на месте Малфоя она или кто угодно другой, она бы уже давно дала руководству школы полную и исчерпывающую информацию о происходящем, поделилась бы всем, что ей известно. Малфой же подавал информацию дозировано, как будто забавляясь незнанием остальных, пытаясь всем что-то доказать и упиваясь собственным превосходством. Гермиона поняла бы его: сложно было быть хоть сколько-нибудь известным, когда в одной школе с тобой учится Гарри Поттер. И вот теперь, когда Гарри не стало, да еще и все знания были в руках Малфоя, тот словно отыгрывался за все те семь лет, что он провел на втором плане. Это невероятно раздражало. Хотелось выпытать из него информацию, выведать все, что известно ему. То ли от недостатка сна, то ли от злости на давнего недруга за то, что теперь они все от него зависят, за то, что она сама должна теперь быть с ним учтивой и практически вымаливать ответы на свои вопросы, Гермиона уже не считала Непростительные заклятия такими уж непростительными. Несмотря на всю свою напыщенность, Малфой был трусом. А значит, пара Круциатусов могла бы достаточно быстро развязать ему язык. Гермиона содрогнулась от собственных мыслей, ужаснувшись тому, какой жестокой сделали ее последние события.
«Прекрати, - сказала она сама себе, - да, он последний червяк, который не хочет помогать остальным, да еще и трус к тому же. Но прежде всего – он живой человек. Чем ты тогда лучше Лестрейнджей или Кэрроу? Ничем». Это помогло. Мысль о Круциатусах отступила. Подружиться с Малфоем тоже было не слишком хорошей идеей. По крайней мере, с точки зрения возможности ее претворения в жизнь. Он не шел на контакт, избегал всех – то ли от чувства собственного превосходства, то ли от чувства вины перед магическим сообществом.
Так Гермиона и просидела до самого утра: потирая виски и пытаясь прогнать образ Малфоя, который настойчиво маячил перед глазами, а за его спиной рушились башни, бежали люди, разбивались стекла и ломались пополам многовековые деревья Запретного леса. Вокруг царила настоящая буря, и от этого образ каменно спокойного Малфоя был еще более пугающим и зловещим.
Наконец, в гостиную начали спускаться студенты, и Гермиона поднялась из кресла. Говорили, что наступило утро, что сейчас нужно идти на завтрак, но она не верила. Ее ночь тянулась уже третьи сутки, и до рассвета было еще очень далеко. Он почти превратился в сказку, в миф, а надежда дожить до восхода солнца была так призрачна, что Гермиона предпочитала об этом не думать. Наступило последнее утро ее жизни.
Большой Зал был сер и неприветлив. Гермиона окинула взглядом знамена факультетов, и на глаза навернулись непрошеные слезы. От веселых цветов остались лишь призраки, подернутые сизой дымкой. Некогда ярко-золотой лев Гриффиндора стал грязно-желтым, и кроваво-алый фон его теперь имел крайне неубедительный терракотовый цвет. Бронзовый орел Рейвенкло словно потрескался и потускнел, раскрывая клюв в беззвучном крике о помощи на светло-бирюзовом до серого фоне. Черный барсук Хаффлпаффа, казалось, выплакал весь свой цвет и теперь стал грифельным на бледно-желтом фоне, словно знамя потерли ластиком. Даже серебристая змея Слизерина теперь была скромного циркониевого цвета, а гордость в ее глазах сменилась страхом, словно она пыталась раствориться на оливковом поле, которое еще хранило память о цвете молодой травы. Гермиона бросила короткий взгляд на студентов Рейвенкло, которые жались друг к другу, и вздохнула. Если бы только сейчас с ними была Луна Лавгуд, она бы точно смогла их подбодрить и внушить надежду на лучшее. Но, к сожалению, ее сразу после Битвы за Хогвартс забрал отец и увез из страны, невзирая на протесты. Впрочем, Луна писала письма. Долгие, полные жизнелюбия, с внушительными пачками колдографий из далекой-далекой Скандинавии, где они с отцом пытались отыскать редких животных, а заодно и душевное спокойствие. Гермиона не знала, как далеко простирается влияние дождя, и поэтому ей оставалось только надеяться на то, что Луна в безопасности. В зал постепенно стекались студенты других факультетов, а вслед за ними и преподаватели стали занимать места за своим столом. Гермиона почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд и обернулась. Малфой кривил губы в презрительной ухмылке, глядя на нее. В голове снова вспыхнула искрой мысль о Круциатусе, и Гермиона чуть не взмахнула руками, надеясь ее отогнать подальше. На плечи свинцом опускалась усталость, а голову словно сдавило тугими обручами, поэтому она не сразу заметила, что в Зале смолкли даже редкие разговоры и вялые приветствия. Студенты один за другим поворачивали головы в сторону преподавательского стола, и Гермиона повернулась вместе с ними. МакГонагалл уже поднялась со своего места и теперь ждала, пока все внимание будет приковано к ней.