Кейт старалась не расплакаться.

— Давайте закурим, — предложила она. Так и сделали. Рут и Кейт понимали, какими сильными и здоровыми они сейчас кажутся Джейн, но минуты шли, и больная сама помогла им забыть об этом. Она сохраняла такое спокойствие, что невольно успокаивала подруг.

— Врачи думают, что мне не так уж долго осталось жить, — сказала Джейн, помолчав.

Кейт видела, что самообладание это ненаигранно. Джейн именно такая, она принимает свою смерть спокойно. «А я?» — спросила она себя.

Рут внимательно следила за пеплом, падавшим с сигареты Джейн. Вспомнив о ней, Джейн с трудом подносила руку ко рту и медленно отводила назад. Потом совсем задремала. Подруги переглянулись: что делать? «Пусть спит», — жестом ответила Рут. Кейт осторожно вынула сигарету из беспомощных пальцев.

Но тут Джейн проснулась. Медленно поднесла руку ко рту, словно продолжая движение, начатое раньше. Удивилась, что пальцы пусты.

— Где моя сигарета?

У Рут разрывалось сердце. Она поднялась, чтобы попрощаться.

Джейн, даже если и заметила что-то, не подала виду. Она сказала просто:

— Я была рада с вами познакомиться, Рут. Хотелось бы повидать вас снова. Но если это не суждено, давайте прощаться сейчас…

Поцеловав ее, Рут выбежала из комнаты. Теперь она знала: Джейн чувствует, что происходит у них с Майклом. И одобряет.

Оставшись с больной, Кейт заставила себя успокоиться. Джейн предложила подруге выбрать на память одну из ее шалей — говорила об этом неторопливо, спокойно. Кейт не могла говорить в таком же обыденном тоне.

— Нет, нет, тебе незачем сейчас об этом думать, — протестовала она.

— Но тебе всегда нравилась эта шаль, — настаивала Джейн. — Ведь ты помнишь?

Кейт молчала, пораженная тем, что Джейн на пороге смерти делает подарки.

В этот момент в комнату заглянула Розмари и услышала эти слова.

— Я думаю, Кейт, она действительно хочет, чтобы ты взяла эту шаль. Для Джейн это очень важно — оставить что-то на память своим подругам.

— Ну что ж, в таком случае… — сказала Кейт, борясь со слезами, — я очень рада. Шаль такая красивая. Спасибо, Джейн.

Выйдя из хосписа, друзья Джейн зашли в ближайший кабачок на берегу реки. Слишком они были расстроенны, чтобы сразу ехать домой. День был серый, холодный и не способствовал поднятию духа. Они говорили о Джейн, о том, как ее спасти, защитить. Каждый чувствовал: что они ни делали для нее в прошлом — сообща ли, порознь ли, — этого было недостаточно, чтобы доказать ей свою любовь. А сейчас — поздно. Поздно что-либо делать для нее. Они совершенно бессильны.

Джейн тоже с грустью думала о друзьях. Особенно занимал ее мысли Майкл. С одной стороны, раздражало, что он говорил только о забастовке, когда они так недолго были наедине. С другой стороны, она волновалась, что его ждут неприятности.

— Майкл заладил про свою забастовку, — пробормотала она, обращаясь к матери, — как будто она меня волнует.

Слегка подремав, она продолжала:

— Мам, ты бы выяснила, что происходит у Майкла. Я волнуюсь. Мне все кажется, что его арестуют.

— Не волнуйся, милая. Его выпустили на поруки и можно не сомневаться: он не будет снова рисковать.

— Но ты не знаешь, как это бывает. У него в районе живут люди, которым не нравятся забастовщики. Они могут натворить дел.

— Каких дел? У них очень тихий квартал.

— Могут запустить кирпичом в окно, да мало ли что. У меня плохие предчувствия.

Джейн продолжала волноваться до тех пор, пока Ричард не сообщил, что звонил Майклу и у него все в порядке. Она знала брата: он выложит правду, не приукрашивая, какая бы она ни была.

Вечером семья отправилась в Дэри-коттедж, а Розмари осталась одна с дочерью на целые сутки. Когда все ушли, Розмари охватила тоска. Хоспис, обычно уютный, как родной дом, казался вымершим: родственники больных давно разошлись по домам, а сестры заняты пациентами. Розмари боялась, что ей не удастся скрыть плохое настроение от дочери, вызванное еще и тем, что Ричард собрался назад в Америку, а семья не считала это правильным.

Но ей не следовало волноваться. Джейн вполне дружески болтала с Сарой, еще одной медсестрой, которая старалась поудобнее устроить ее на ночь.

Сделав для больной все возможное, сестра обратилась к матери:

— У вас все в порядке? Может, дать еще одну подушку? Или выпить чего-нибудь горяченького? Если вам что-то захочется ночью — не стесняйтесь, берите на кухне. — Сара не предлагала, она скорее настаивала.

Из соседней палаты донеслись голоса:

— Ну как, мистер Дик, может, сегодня выпьем шерри, для разнообразия?

— Спасибо, сестрица. Я уж, как всегда, хлопну коньячку.

Это звучало как предложение выпить стаканчик на ночь у себя дома: на лекарственных столиках у сестер было для желающих и спиртное. Итак, прожит еще один день, и Джейн засыпает вполне спокойная и умиротворенная.

Глава 13

Розмари совершенно не подозревала, что врачей и медсестер беспокоило ее настроение. Адела услышала (и передала) одну незначительную фразу. Когда они вдвоем массировали ноги Джейн, Розмари сказала:

— Ну вот, теперь и я умею и буду то же самое делать тебе дома.

Адела очень расстроилась. Неужели мать не понимает, что ее дочь никогда не вернется домой? Возникла опасность, что и у Джейн появится такое же настроение и она не будет готова принять спокойно свою смерть. Медсестры решили поговорить с Розмари начистоту. И вот однажды Сара отозвала ее в сторону.

— Что вы думаете по поводу Джейн? — спросила она, пытливо глядя в глаза матери.

Розмари моментально поняла, в чем дело.

— Я знаю, что Джейн осталось недолго жить, — сказала она. — Моя дочь больна серьезнее, чем думали люди. Я вижу, как она заметно слабеет.

У Розмари теплилась робкая надежда, что ей удастся еще взять дочь домой, и в то же время она не сомневалась, что смерть ее близка.

Не было смысла говорить о чем-то еще. Вдруг Сара просияла.

— Она потрясающая девчонка! — сказала она.

Розмари благодарно улыбнулась, она была тронута. Две женщины сообщили друг другу гораздо больше, чем те слова, которые произнесли. Это взаимопонимание, возникающее так быстро и легко, и было частью атмосферы хосписа. Теперь и Джейн была к ней причастна. Всю жизнь она не так быстро сходилась с людьми, как ей бы хотелось, не сразу сдавала свои «бастионы». Старалась держать незнакомых людей на расстоянии. А теперь была близка со всеми, кто входил к ней в спальню, легко и быстро отзывалась на душевное тепло. Иногда Джейн была готова к серьезному разговору, а иногда наслаждалась «легкой болтовней», которая приносит такое облегчение больным, когда есть желание общаться, но нет сил на серьезные споры. Медперсонал хосписа знал, как помогает «легкая болтовня» людям, прикованным к постели.

Джейн всегда была чистюлей и наслаждалась ощущением свежести своего тела. Сейчас так называемая «мокрая простыня», когда ее мыли в постели, требуя минимума движений, больше всего напоминала ей, какое это было удовольствие — отдыхать в теплой ванне. Она призналась Дороти, что ей страшно нравится прикосновение мокрой губки, и просила не спешить с процедурой. Дороти, идя ей навстречу, растянула удовольствие. У медсестры никогда не было настоящей морской губки, и она с удивлением заметила, какая она нежная. Для Джейн этого было достаточно. Не успела Розмари переступить порог ее комнаты, она сказала:

— Мам, когда поедешь за покупками, пожалуйста, возьми из моих денег и купи настоящую губку для Дороти. Только очень хорошую, Дороти так добра ко мне. Хочется подарить ей что-то нужное на каждый день. — Джейн часто размышляла, кому что подарить, и попросила мать сделать для всех сестер цветочные горшки, когда она вернется к своим занятиям.

Старик, лежащий в палате за стеной, начал кашлять, громко и с надрывом. Джейн сначала беспокойно зашевелилась, потом сказала:

— Эта боль начинает меня мучить, нельзя ли сделать еще одну инъекцию?