− Ну, чего заснул, проходи! Следующий!
Процедура опознания прошла быстро. Пришедший мегалон спрятал детектор и скомандовал:
− Всем идти за мной.
Через пять минут группа подошла к узкому, похожему на щель, проходу. Смыкающиеся на десятиметровой высоте спекшиеся до стеклянной поверхности глыбы отработанной породы, надежно маскировали проход между ними. Если не знать, что эта небольшая выемка не продолжается дальше, то обнаружить щель было невозможно. Черная, с бесчисленными прожилками ярко красного цвета поверхность глыб, служила прекрасной маскировкой, сливаясь в единый сплошной фон. Идущий впереди мегалон ловко скользнул в проход. Боди обернулся к пришедшим с ним мегалонам и сказал:
− Придется потерпеть. Пара порезов только украшают настоящего мегалона.
Одобрительное гмыканье было ему ответом. Минуты через три, протиснувшиеся сквозь щель мегалоны оказались на небольшой, ярко освещенной полной луной площадке. Ее поверхность в дополнение к отраженному свету, светилась слабым флюоресцирующим сиянием, придававшему стоявшим на ней людям странный призрачный вид. На небольшом возвышении стоял Марк. Он ждал, пока вновь прибывшие мегалоны подойдут ближе. Едва они обступили его со всех сторон, Марк сказал:
− Время нас торопит. Так как цели и задачи нашего, пока маленького союза всем известны, то есть, борьба за лучшую долю, то я буду говорить по существу. Мы, свободные мегалоны, хотим, чтобы права и привилегии интеллактов, а также тех людей, которые называют себя жрецами и предиктами в Храме Творения, также принадлежали и нам. То, как мы живем, больше похоже на унизительное рабство. Мы прислуживаем интеллактам, добывая пищу на полях, работаем в концентраторах Ресурса, чтобы интеллакты и жрецы жили, как им заблагорассудиться. Они имеют время, чтобы свободно общаться, иметь свободные семьи, жить дольше чем любой мегалон вдвое, а то и втрое! Вы все, кто сейчас стоит передо мной, знаете, что еще несколько месяцев и для нас наступит срок ухода в Медцентр! Нам жрецы и предикты на Откровении говорят, что так повелели боги Лакки! Но почему?! Разве мы не такие же люди, как и избранные богами Лакки интеллакты и жрецы?! Что в нас есть такого порочного, что мы после двадцати пяти лет должны уходить навсегда, едва почувствовав, что такое жизнь!? Я вас спрашиваю, это и есть милость богов Лакки?!
Собравшиеся глухо зарычали в бессильной ярости. Марк выбросил вперед руку и, потрясая кулаком, с жаром продолжил:
− Нас ублажают подачками, разрешая в короткий миг свободы нажраться эля и как пустые оболочки от пивных контейнеров, таращиться на экраны видеопластов с флетболом. И даже позволяют разбить друг другу морды, чтобы мы выпустили пар! А я вот что вам скажу – нас намеренно оболванивают! Чтобы никто не посмел даже подумать о том, как мы живем!
«Правильно!». «Чтоб так эти бездельники жили, как мы!». «Пусть поковыряются в грязи!». «Давить их, заставить работать наравне с нами!». «Проклятые интеллакты!..».
Марк, наклонив голову, слушал эти, полные горечи, злобы и ярости тихие проклятия. Он понимал, что ничего другого от своих собратьев сейчас не услышит. …
− Братья! Мне понятно и близко ваше отчаяние, бессилие и злость!. Но подумайте, разве эти, как вы говорите, нахлебники и бездельники по своей воле так живут? Я слышал недавно разговор двух интеллактов. Как вы думаете, они были счастливы, рассказывая друг другу, что в следующей декаде каждый из них уйдет в Медцентр, о чем им было дано знать на Откровении у предикта? А ведь этим парням не было и двадцати пяти! Вот и соображайте, кто главный виновник всех наших бед? Разве интеллакты или жрецы? Они такие же подневольные люди, как и мы, разве только им разрешено иметь чуть больше в жизни, что, впрочем, еще горше сознавать, расставаясь с такими благами!
− Ты о чем говоришь, брат? – посыпались отовсюду вопросы.
− Может, то, что я скажу, вам покажется бредом, но это только на первый взгляд. Вы должны преодолеть вбитые в наши головы законы чужой воли. Эти законы несправедливы, потому что они против нашей жизни, против того, что мы называем свободой! Эти законы – законы Священного Кодекса богов Лакки! Вот что я вам скажу!
Поначалу молчание сковало плотную массу людей. Никто не понял сразу, что было им только что сказано. Боги Лакки не могли быть причастны к бедствиям и страданиям мегалонов… Они давали саму жизнь, пищу и кров… Они давали мегалонам возможность провести дни свои в покорности с тем, чтобы там, в мире богов Лакки, куда уходят все жители Аврелиона, они смогли возродиться к счастливой и вечной жизни! Страдания им заповеданы для того, чтобы ценить милость и великодушие богов Лакки, награждающих покорных и верных счастьем и долголетием в своем мире…
Марк видел написанное на лицах недоумение, непонимание и страх. Все знали, что бывает за непокорность. Сине-алая волна «смирительной рубашки» отбивала любую мысль о противодействии воле богов Лакки. Что уж там говорить о каком-то неповиновении! Разбить эти оковы, вырвать сознание людей из цепей духовного рабства будет непросто! Он сам еще недавно даже и не помышлял о таких кощунственных мыслях. Но истину правды и света ему открыл один малознакомый человек. Он не совсем походил на мегалона. И облик интеллакта для него был чуждым. Капюшон скрывал лицо.
Каждый раз при встрече с ним, Марк хотел увидеть, что за человек скрывается за низко надвинутой до красивого излома полных губ кромкой грубой ткани капюшона. Что-то в нем было чужое. Оно сквозило и в походке и в том, как он говорит. Его голос был лишен всякой выразительной окраски и звучал всегда ровно, на одном тоне, как будто с Марком разговаривал один из информтерминалов. И хотя он всегда держался все время в тени на протяжении всех их встреч, Марк успел заметить, что его губы оставались неподвижными. Многое еще тогда показалось Марку неестественным и в фигуре, и в осанке и росте этого человека. Он был выше любого из самых высоких парней-мегалонов.
Марк приходил заранее в одну из парковых зон, где можно было найти укромных уголок. На это место указал ему сам незнакомец, когда в один из вечеров внезапно появился перед Марком. Марк возвращался из бара и был несколько навеселе. Потому он, оставаясь в приподнятом настроении, решил, что еще одно развлечение ему не помешает. Он с легкостью согласился на предложение незнакомого верзилы пройтись рядом.
Марк не очень удивился, когда верзила, обращаясь к нему, назвал его по имени. Марк хмыкнул: «Мы что, знакомы, парень? Я тебя знаю?». «Ты не можешь меня знать, но звать меня можешь Смитом». «Это что за имя такое?» − хохотнул Марк. – «Прямо как кличка для собаки!». «Это старинное имя…» − ровным тоном произнес Верзила. Марк уже про себя решил, что имя Верзила было бы гораздо лучше для этого парня. Но если Смит, то пусть будет Смит. Ха! Смит меж тем из-под низко надвинутого на лицо капюшона … как будто угадал мысли Марка. «Ты можешь меня звать, как тебе понравиться, хоть Верзилой, но сначала мы должны договориться, − мы с тобой встретимся несколько раз. Я хочу изложить важную информацию. Тебе нужно лишь прийти на место, которое я тебе укажу».
Марк был несколько удивлен тем, что этот Смит как-то смог догадаться о его мыслях. «Ну, может, я сам это сказал вслух?.. Чего по-пьяному делу не скажешь! − подумал Марк и спросил: − Это хоть будет интересная информация? Если анекдоты, то, пожалуй, я согласен. Будет что парням рассказывать в баре за кружечкой эля!». «Тебе решать, что ты будешь рассказывать своим парням, но информация, о которой ты узнаешь, может стоить тебе преждевременного ухода в Медцентр. Ты понял меня?» − сухо, но вместе с тем повелительным тоном сказал Смит. Странное дело, но Марк, вместо того, чтобы взбрыкнуть, так как с детства не любил приказных слов, тут вдруг стушевался и коротко ответил: «Я понял…».
Хмель быстро улетучился из головы. Марк внимательно взглянул на Смита и робко, совсем не в свойственной ему манере, спросил: «Я могу узнать, − кто вы?». Смит даже не повернул головы. Его голос прозвучал так же сухо и повелительно, будто он отдавал приказ к немедленному и беспрекословному повиновению: «Ты придешь завтра в это же время в пятый сектор Главного парка к третьей аллее. У развилки сядешь на первую скамью». «Хорошо, я понял». «Сейчас ты можешь идти» − слетели из-под капюшона слова Смита.