В особых случаях на секретных совещаниях присутствовали представители Советской коммунистической партии (имеется в виду ВКП(б). – А.П.). В ряде случаев при рассмотрении военных проблем, связанных с партизанским движением, на совещаниях присутствовали представители Красной армии. Со временем число информаторов разведотдела возросло почти до 30 человек. В тех же случаях, когда проводились международные конференции или другие совещания международного характера, число сотрудников отдела значительно увеличивалось.

По прошествии определенного времени оказалось, что собранных ранее базовых данных недостаточно. Поэтому появилась настоятельная необходимость пополнять их за счет информации, получаемой непосредственно от сотрудников разведотдела, непрерывно работающих во всех странах. В организационном отделе штаб-квартиры Коминтерна долгое время существовала практика направлять во все партии специальных эмиссаров для оказания помощи в решении организационных проблем. Затем рамки такой работы расширялись, и в их задачи стали включать также и разведывательную деятельность. В соответствии с таким курсом я был направлен в 1927 году. в Скандинавские страны, где занимался разведдеятельностью компартий по проблемам экономики, политики и важных военных вопросов этих стран. Я начал работать в Дании. В соответствии с полученными указаниями, я выполнял функции активного руководителя наряду с руководством партии, присутствовал на различных собраниях и конференциях, а также посещал основные партийные организации в стране. Когда позволяло время, занимался разведработой по политическим и экономическим проблемам Дании. Свои наблюдения и добытые сведения обсуждал с партийными представителями и в свои донесения в Москву включал и их мнения. Из Дании я переехал в Швецию, где таким же образом занимался изучением разнообразных проблем. В 1928 году принимал участие в работе политического комитета II международного конгресса Коминтерна, после чего снова был направлен в Скандинавию. На этот раз главным образом из-за ситуации, сложившейся в компартии Норвегии. И в Норвегии я действовал теми же методами, как в Швеции и Дании. Однако партийные проблемы оказались там далеко не простыми, в результате чего разведдеятельность в политической и экономической областях осуществлялась не так, как замышлялось. В этот период перед возвращением домой пришло распоряжение посетить Англию, где предстояло изучить состояние рабочего движения, позиции коммунистической партии, политическую и экономическую ситуацию в стране в 1929 году и представить соответствующую информацию. Я получил указание никоим образом не вмешиваться во внутрипартийную борьбу. Это вполне совпадало с моим личным намерением и позволило уделить больше, чем в Скандинавии, внимания политической и экономической разведдеятельности.

Вернувшись в Москву, я, разумеется, передал в разведотдел свое очередное сообщение. Кроме того, я откровенно проанализировал и доложил все, что оказалось не совсем удачным в моих поездках по сбору развединформации и в исследованиях в странах, которые посетил. Кроме того, я высказал некоторые существенные предложения. В частности, предлагал, чтобы фундаментальная и всесторонняя разведывательная программа была отделена от внутренних распрей в борьбе за власть местных компартий. В случае же необходимости для решения чисто внутренних национальных и частных партийных проблем следует посылать специальных эмиссаров, способных если и не полностью, то хотя бы частично посвятить себя разведдеятельности в области экономики, внутренней администрации, внешней политики, а при необходимости и по военным проблемам в широком смысле. Такого рода разделение в работе, отмечал я, также абсолютно необходимо для сохранения секретности разведдеятельности. Еще определеннее, чем прежде, я предложил также, чтобы лица, ведущие разведдеятельность в других странах, исходя из соображений секретности, были полностью отделены от структуры Коминтерна. После этого в моей работе обозначались некоторые перемены, хотя не ясно, в какой мере это явилось следствием сделанных мной предложений. Тем не менее отчетливо проявились существенные изменения как в организации моей следующей поездки, а это была поездка в Китай, так и в сфере предписанных мне обязанностей. В то же время претерпели полное изменение мои личные отношения с тесно контактировавшими прежде со мной лицами, а также с Коминтерном.

Способы моей связи с орготделом Коминтерна в период моей разведдеятельности в Скандинавских странах и в Англии были простыми. Свою корреспонденцию в Москву я посылал через местные партии или пользовался услугами центрального берлинского отделения связи. Время от времени посылал телеграммы по тем же каналам связи. В большинстве случаев я сам ездил в Берлин, чтобы обеспечить отправку моих сообщений. Другими словами, я совершенно не располагал собственными средствами связи.

КАРДИНАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В РАЗВЕДДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПЕРИОД С 1929 ПО 1941 ГОД

В конце лета 1929 года, когда я возвратился из Скандинавии и Англии, мои официальные отношения с Коминтерном были прерваны. И работал я в своем номере в гостинице и в других помещениях. За исключением служебных, мои контакты с другими товарищами из Коминтерна были прекращены, и я встречался только с двумя-тремя ответственными лицами, которые имели непосредственное отношение к моей работе. В связи с моей поездкой в Китай состоялись совещания с рядом членов Коминтерна и других коммунистических организаций. С самого начала план моей поездки разрабатывался в соответствии с курсом, в основе которого лежали отделение разведработы от других видов деятельности и соблюдение секретности. В результате же проведенных совещаний курс на такого рода разделение стал прослеживаться еще более отчетливо, чем прежде. Среди лиц, принимавших участие в таких совещаниях, были не только представители Советской компартии и ее Центрального комитета, но и Красной армии, а также группа сотрудников четвертого управления – разведывательного органа Красной армии[13]. С этой группой отрабатывалась, главным образом, техническая сторона моей будущей разведдеятельности. На одном совещании присутствовали два сотрудника Народного комиссариата иностранных дел Советского Союза, с которыми обсуждались политические аспекты моей разведработы. После этого два или три раза меня приглашали в так называемое четвертое управление. Там шла речь о технической стороне моей работы в Китае, а затем и в Японии. В результате отделения от Коминтерна отчетливо определились изменения в характере предписанных мне обязанностей. Мне запрещалось вступать в какие-либо отношения с коммунистическими партиями в Китае и Японии: я не мог вступать с ними в контакт, разумеется, по своему собственному усмотрению и не имел права даже помогать им.

Основная задача моей разведдеятельности состояла в анализе и оценке политической обстановки. Вторая задача заключалась в сборе информации по основным аспектам экономики страны, особенно экономики военного времени. Третьей задачей являлся сбор военной информации. Что касается информации по партийным проблемам, то мне предписывалось собирать только особо важную. Причем я не имел права получать ее по партийным каналам, а только из других источников. Полученную информацию периодически отправлял из Китая, в отношении же Японии такого рода разведдеятельностью совершенно не занимался.

Мне совершенно не было разъяснено, в каких отношениях я буду находиться с Москвой с организационной точки зрения. Поэтому мне не было ясно, к какому ведомству принадлежу. Разумеется, я не задавал никаких вопросов по этому поводу. Поэтому и по сей день не знаю, относился ли я к штаб-квартире Коминтерна, или был сотрудником так называемого четвертого управления, или был приписан к какой-либо другой организации, например, к Народному комиссариату иностранных дел Советского Союза или к Центральному комитету Советской коммунистической партии. Если же судить по характеру моих обязанностей и получаемых указаний, то можно сделать следующие выводы.