— Что там случилось? — спросила она, кивнув на развороченное черно-алое нутро. Без черного плаща и белой маски антар почти ничем не отличался от людей, и пожарник не понял, кто перед ним.

— Кто его знает, — пожал он плечами. — Поздно вызвали нас, конечно, тяжело теперь тушить. Говорят, там внутри люди были. Дети вроде как. Да в такой огонь уже и не полезешь, сам сгоришь. Совсем никак — балки наверху почти все обвалились.

Крина молча разглядывала стреляющее пламя.

— Вы не подумайте, у меня у самого двое детишек, — начал вдруг оправдываться человек. — Пробовали мы — да куда там. Не пройти.

— А где дети-то? — вдруг грубо перебила его девушка.

— Дак в дальней квартире, первый этаж, — засуетился пожарный. — Вон та женщина, которую увели, мать их. Так и сказала — маленькая совсем, младенчик, и парнишка там был у нее.

Крина, дернув плечом, отвернулась.

— Пожалуй, я в обход пойду, — сказала она. — А то здесь дымом сильно воняет.

И пошла — обратно по дороге, откуда появилась.

В соседнем дворе оказался отличный проход к горящему строению.

«Что я делаю?» — мысленно задала себе вопрос Крина. Никто из известных ей антаров не полез бы спасать человеческих детей.

«Видимо, Тиур прав, и мозги у меня набекрень», — решила она про себя.

Окно разбилось на удивление легко. Браслет на руке Крины в виде голубой ящерки ожил, засветился, и маленькое животное вползло под кожу.

С этого мгновения счет пошел на секунды.

Она влетела в желтые языки, точно мотылек, не останавливаясь, проскочила в комнату. Сквозь бушующее пламя увидела: на кровати — вернее, на том, что от нее оставалось, лежала черная головешка, очертания которой напоминали тело. Видимо, человек прилег и заснул. И задохнулся, когда начался пожар.

Кто бы это ни был, он, по крайней мере, не страдал, сгорая заживо.

Как там сказал пожарный — парнишка и маленькая девочка?

Время, время!

Ящерка нестерпимо жгла кожу.

Крина с размаху выбила дверь в соседнее помещение. На удивление, огонь сюда почти не добрался.

В коричневой кроватке, крепко запелёнатый, лежал ребенок. Девушка схватила завернутое тельце, прижала к себе и бросилась обратно.

Браслет уже почти проявился снаружи.

Она спрыгнула в сад, разросшийся позади дома. На той стороне слышались крики и шум. Здесь было тихо — только покорно шелестела опадающая листва. Никого из людей.

Крина развернула тряпки. Малышка лежала недвижно, спокойно, не подавая признаков жизни.

Голубое свечение медленно угасало.

Девушка закрыла глаза и потянулась к Грани. Мир сделался зыбок; отодвинулся, качнулся, остался далеко позади. Призрачный туннель. Тонкий силуэт посередине Перехода — еще не там, но уже и не здесь.

Браслет вспыхнул и окаменел — привычным, свернувшимся кольцом животным.

Крина в бешенстве ударила рукой по земле. Несколько мелких камешков больно впились в ладонь. Это было второй раз на её памяти — когда она не смогла вытащить, забрать желаемое у Грани. Тогда… Нет, лучше не вспоминать.

Человеческий ребенок, казалось, мирно спал. Ей захотелось заплакать.

Ну почему, почему, она не может быть, как все антары? Как все остальные? Какое ей дело до людишек?

Было еще одно средство спасти малышку. Она потрогала языком заметно подросшие клыки. За год они должны были уже достигнуть нужной величины.

Крина наклонилась над беззащитной белой шейкой. Девушка хорошо помнила, что обращение человека в антара карается смертной казнью.

Глава третья

Острые неровные коронки легко вошли в нежную кожу Шарлотты. Венум, заключенный в них, высвободился медленно, осторожно, неторопливо проникая в ткани и капилляры.

Крина с отвращением оторвалась от мягкой шеи человеческого детеныша и сплюнула. В чем Тиур точно ошибался, так это в том, что прокусывать еще теплое людское мясо гораздо приятнее, чем пить холодную кровь из бокала тонкого стекла.

Она наклонилась над светло-розовым, посеревшим от многочисленных стирок одеяльцем. Девочка так и лежала неподвижно. Полное превращение займет не меньше трех суток, а пока надо разобраться с тем, куда пристроить младенца.

Крина задумалась. Матери теперь ребенка вряд ли вернешь. Та может сильно удивиться, увидев, что малышка предпочитает немного другое питание. Да и пожарный видел её — если вдруг Крину поймают стражи, то даже Тиур не сможет спасти девушку от суда. Нет, слишком, слишком рискованно.

Может быть, подбросить? Человеческое сострадание, насколько она наслышана, не знает границ. Вряд ли люди смогут пройти мимо лежащего на пороге детеныша из их рода.

Крина завернула углы пеленки, накинула сверху одеяльце, легко поднялась с земли. Придется завернуть немного с пути в старый квартал — так близко от сгоревшего дома подкидыша оставлять неразумно. Лишь бы не раскричался по дороге.

Она побежала со всей скоростью, на которую только был способен антар. Приземистые дома сливались в однообразную серую ленту. Под ногами попадались отколотые камни мостовой, куски черепицы, которой местные подростки привыкли швыряться друг в друга.

Позади остались несколько улочек папертас — района бедноты, в которой разломанные заборы, местами упавшие прямо на дорогу, чередовались с проваленными дырами тротуара, сколоченного из старых, отсыревших досок. Полуголые деревья скрючились в ожидании подступающих холодов.

Антар пересекла последний поворот, отделявший её от домов, разительно отличавшихся от оставшихся позади. Высокие красные крыши, обновленные не больше года назад, подкрашенные рыжим ставни, тщательно выложенная брусчатка. Даже темные стволы в проносящихся мимо садах — и те были как следует выбелены у самого основания и аккуратно подстрижены на верхушках.

Крина остановилась и оглянулась. Вокруг было тихо — в этот час жители старого квартала предпочитали сидеть по домам. Некоторые окна призывно светили мягким, оранжевым светом. Ближайший дом был в десяти шагах от нее.

Одеяльце в её руках зашевелилось. Девушка мельком глянула вниз. Ребенок распахнул потемневшие глаза будущего антара и округлил рот, похоже, собираясь закричать на всё Анарео.

— Тсссс! — зашипела Крина, поспешно рисуя на покрытой маленькими волосками головке знак Грани. — Тише ты! — Одеяло успокоилось: детеныш зевнул во весь рот и следом мгновенно уснул. Она прислушалась: вроде тихо.

Надо скорее отделаться от младенца, пока он не созвал сюда всех стражей города.

Девушка шагнула к крыльцу и положила сверток на самую нижнюю ступеньку. Громко ударила в лакированную, массивную дверь, и сразу же, обогнув дом с другой стороны, побежала вперед.

Сердце тяжело стучало. Где-то через два перекрестка Крина остановилась. Тревога и беспокойство разом навалились на неё.

«А что, если его найдут слишком поздно? — вдруг подумалось антару. — Или не возьмут?». Тиур говорил, что некоторые людишки закапывают своих новорожденных.

Ужас одолел девушку. Крина потерла лицо, отгоняя прочь страшные мысли.

«Все с ним будет хорошо», — убежденно сказала она, чуть ли не вслух. И повторила:

«Все будет хорошо».

Через полчаса городские ворота закроются, а браслет так часто использовать нельзя.

«Думай о себе, Крина. Думай о себе».

Анастасия пришла домой позже обычно. Хозяйку привычно встретил прохладный полумрак. Повесив теплый плащ на металлический крючок в прихожей, она разулась и зажгла свет.

Четыре комнаты для неё одной.

Родителей не стало еще в те далекие времена, когда Анастасия заканчивала обучение. Супруг и дети медицинским работникам, работающим с кровью и оказывающим помощь антарам, не полагались — так гласил Договор. Справедливо: взамен ей достались красивый дом в одном из лучших районов Анарео, зарплата в звонких сангсах*, бесплатная медпомощь и много чего еще, на что ни один житель в этом городе не мог бы рассчитывать.

«Кошку завести, что ли. Уж больно пусто в доме, да и места на пятерых хватит», — подумалось женщине.