Грета сглотнула.

— Я не уронила над ним ни одной слезинки. И даже не смогла найти того, кто это сделал. Вернулась обратно — и предложила хозяину в обмен на прощение хорошую мыслишку — как заработать много золота.

Так мы стали отлавливать пиявок. По одной, осторожно. Заметали все следы — выяснили у пленных, что стражи могут взять только свежий след, не дольше двух-трехдневной давности — поэтому в основном брали тех, кто ехал из города в Приграничье.

Она подняла нож и слегка выпрямилась, видимо, устав.

Грета не теряла ни секунды — повернула голову и вцепилась зубами в руку, прижавшую ошейник к земле.

Иветта взвизгнула, выпуская звенья, и замахнулась ножом. Поздно — антар уже откатилась в сторону.

Еще миг, и она поднялась в полный рост.

— Я тебя убью! Убью! Убью!

Они кружили друг напротив друга. Убийца не спускала глаз с жертвы, загнанной в угол.

Та в отчаянии подняла цепь перед собой.

— Попробуй только, — зашипела Иветта, и кинулась, рассчитывая воткнуть нож прямо в живот.

Грете оставалось только одно — закричать, что она и сделала.

Противница от неожиданности промахнулась, и антар толкнула её к стене. Разглядев, что оглушенная женщина пытается встать, она набросилась на врага, принявшись колотить изо всех сил кулаками по чему попало.

В ответ воровка ударила девушку коленом в живот. Внутри все ожгло дикой болью, и Грете показалось, что в легких закончился воздух.

Иветта вновь села на нее сверху, пригвоздив ладонью горло к полу, другой рукой шаря в темноте по соломе, в попытках отыскать выпавший нож.

Мощный удар вынес дверь с петель.

В проеме возникла огромная фигура.

Ворвавшийся лунный свет уронил свой блик на лезвие топора, с размаху опустившегося туда, где затылок Иветты соединялся с шеей.

Грета, поспешно отталкиваясь, выбралась из-под безвольного тела.

Над ней грудой мяса возвышался Кирис.

— Дура баба, — недовольно цыкнул он. — И чего не сиделось на месте! Никак от заскоков не могла избавиться. Дались ей эти антары!

Только сейчас девушка увидела, что лезвие глубоко засело в черепе, и из страшной раны на пол срываются крупные, тяжелые капли.

Она дернулась, всхлипнула.

А затем завизжала.

Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы нежданный спаситель не отвесил бы ей оплеуху.

— Тихо ты! Чего орешь!

Кирис, кряхтя, присел на корточки, подсовывая руки под неподвижную Иветту. Затем встал, перехватив ношу поудобнее.

Кровь все капала, набираясь в темную лужицу. Громила заметил — осторожно положил тело назад, содрал с него рубаху, замотал шею и только затем поднялся вновь.

— Прибери здесь, — сказал сухо. И переступил за порог, не оглядываясь, толкнув дверь плечом.

Голова воровки мотнулась на прощание, словно Иветта превратилась в тряпичную куклу.

Грета, дрожа от страха и подступающего холода, закуталась в дырявое одеяло. Сердце еще бешено колотилось, но пальцы и ступни уже начали снова замерзать.

Когда Рист убивал рикутов, это казалось каким-то ненастоящим. Точно скажи этим людям подняться — и они встанут, как ни в чем ни бывало.

То, как Кирис хладнокровно прикончил бывшую напарницу, вселило в девушку ужас. Она привыкла смотреть на кровь в своем бокале — на холодную, разогретую, остывшую, но никогда еще не видела её такой — вытекающей по каплям из мертвого тела.

Грета никак не могла оторвать взгляд от места, где несколько минут назад лежала мертвая Иветта. Странная мысль, от которой её замутило, закралась в голову.

Сколько же она нормально не ела? Три дня? Четыре?

Лунный луч блеснул, окунаясь в стынущую на полу лужицу. От крови поднимался легкий парок.

Антар нервно облизала губы. Нет, ни за что. Лучше умереть.

Но голод был сильнее — он ворочался, проедая дыру в животе, и тянул из тела последние силы. Знакомый запах защекотал ноздри, скользнул по горлу и поднял внутри невыносимую волну, скрутив желудок в приступе жажды.

И Грета не выдержала.

Глава двадцать четвертая

Дождь кончился внезапно, словно кто-то там, наверху, закрутил небесные вентили до упора. С намокших желтых листьев то и дело срывались крупные капли. Умытый холодным дождем осенний лес немного приободрился: в чаще, где ветви деревьев еще были прикрыты листвой, зазвенел одинокий голос белобровника.

Рист посмотрел на пасмурно-серое небо, и провел рукой по волосам, стряхивая лишнюю воду. Он не любил сырость; но сейчас, после долгой, тяжелой жажды прохлада дождя казалась спасительным чудом. Несколько глотков собранной живительной влаги помогли обрести ясность ума, несмотря на то, что жар так и держался, а рана беспрерывно пульсировала и горела.

Страж с трудом встал. Ладонь скользнула по шершавому стволу; он сделал несколько шагов. Что ж, идти можно, хоть и не с той скоростью, к которой привык. Вопрос только, куда?

Грета, если все хорошо, наверняка движется в Лисир, и уже добралась до первого крупного города на своем пути. Но до него больше суток ходьбы, которых у Риста нет, если, конечно, в планы стража не входило остаться без одной руки.

Заразу нужно остановить, а сделать это без лекарств не просто трудно — невозможно.

Он задумался.

В нескольких часах ходьбы отсюда лежит перекресток, одна из линий которого тянется к деревне под названием Фурта, а оттуда почти сразу же втекает в Юргу — небольшое поселение, которое и городом-то назвать язык не повернется. Но у Юрги есть одно неоспоримое преимущество — Рист точно помнил, что в ней находится не меньше двух аптечных заведений.

Если поторопиться — страж будет там уже вечером.

Свежий воздух после дождя приятно холодил, пока Рист был в перелеске. Но как только он вышел на прямую дорогу, поднялся сильный ветер, разбудивший в нем непреодолимое желание горячего чая и теплой крыши над головой.

Несмотря на холод, грязь под ногами упорно не желала замерзать, и на перекрестке порядком выдохшийся страж приостановился отдохнуть. Унылая распутица уходила вдаль расквашенной колеей.

На вязкой глине отчетливо проступали следы — кто-то совсем недавно проехал здесь на телеге, причем, если судить по отпечатку, одно из колес было сильно расхлябано. Рист не удивился — жители Фурты часто ездили в Юргу по своим делам, а иногда забирались и совсем далеко, вплоть до подступов к Приграничью.

В запах сырости вплетались вонь конского навоза, горечь полыни, росшей на бездорожье, и едва ощутимый, но очень знакомый аромат. Прежде чем страж успел вдохнуть и растворить его в собственных ощущениях, память вздрогнула и инстинктивно выдала ответ.

Грета.

Не далее как час назад, на этом самом месте, стояла дочь его самого близкого друга — Тиура.

Или… проезжала?

Рист нагнулся, дотронулся до следа, вдохнул запахи, которые все вместе образовывали жуткую мешанину.

И почуял, нет — увидел.

Старая, заезженная телега — скрипучее дерево, которое ни с чем не перепутаешь. Две измученные слякотью и непогодой кобылы — тяжелый дух лошадиного пота.

Удушливый смрад того, кто правил повозкой.

Почти рядом — незнакомый запах злобы и ненависти, желания крушить и убивать. Женщина — не слишком молодая, но и не старая.

И — испуг, смятение, боль. Грета.

Рист в ярости отшвырнул ногой подвернувшийся кривой сук, наполовину утопленный в глинистом киселе.

Почему, почему именно сейчас?!

Следы вели в Фурту. Об этой деревне страж был немало наслышан. Лет десять-пятнадцать назад через нее можно было проезжать без затруднений. Но потом вдруг что-то неуловимо изменилось — и путники перестали заглядывать сюда без особой нужды. Да и сам он не стал бы забредать в Фурту в одиночку. Гиблое место, притон для ворья разного рода. А жулье, как известно, если держится вместе, может дать довольно серьезный отпор.

Впрочем, с виду жители были весьма законопослушны — по крайней мере, дуцент от них поступал регулярно, и детей они записывали в городе через месяц после рождения, как и полагалось, и брачный возраст соблюдали, рожая не раньше, чем через семь лет. Потому их особо не трогали ни рикуты, ни стражи.