Я кинула на Давида через стол укоряющий взгляд, но Борис Иосифович, судя по его спокойному виду, ничуть не обиделся.
- Марк – это моё разочарование. Наверное, мне следовало уделять ему больше времени, но я был занят… - Борис Иосифович указал рукой на внука. – Этого мальчика я попытался спасти. Забрал его у никчёмных родителей и воспитал. Вложил в него всё, что мог. А он не оценил. А всё почему? Потому что времена такие, кошмарные. Попомните моё слово, милочка, всё это приведёт нас к катастрофе. Мальчик вырвался в мир, и опошлился.
- Это называется взрослением, дед.
- Ты заразился развратом у своего отца.
Я смотрела в свою тарелку, и понимала, что не могу съесть ни ложки.
- Во времена моего отца, деда, всё было правильнее, культурнее. Никто не думал о том, как справить нужду, все думали, как правильно жениться. И женились, раз и на всю жизнь. А сейчас?
- Ты тоже не пример для подражания, - заметил Давид. И шутливо погрозил деду пальцем. – Ты думаешь, я ничего не знаю?
- А я себя в пример никому и не ставлю. Поэтому живу здесь, очень тихо, обдумываю свои ошибки. Люся мне помогает. Я ей всё про себя рассказал. Она одна может меня в чём-то обличить, и я ей поверю.
- Господь с Вами, Борис Иосифович, - испуганно забормотала экономка у него за плечом, натирая полотенцем хрустальную конфетницу. Кажется, Давид прав, она без конца что-то трёт и чистит. – Вы святой человек, кто вас в чём обличить может?
- Молчи, дурында. Я тебе всё сказал про себя, ты когда-нибудь моим правнукам перескажешь. Я-то их вряд ли дождусь, а у тебя миссия.
- А может, ты мне расскажешь, а я передам? – насмешливо переспросил Давид.
- Ты ещё не дорос. Я хотел одно время, а потом выяснилось, что глупо ещё дело. Всё, что мог, ты испортил. – Борис Иосифович снова на меня посмотрел. – Был у меня приятель, Митя Потапов, хороший был человек, душевный…
Давид с готовностью поддакнул.
- Ага, сидели вместе.
Я от неожиданной информации глаза вытаращила, а Кравец-старший на внука рукой махнул.
- Ты то дело тёмное не вспоминай, тебя тогда ещё и в проекте не было, и папаши твоего, кстати, тоже. Так вот, вас не было, а мы тогда ещё друг другу поклялись, что придёт день, и станут наши семьи одним целым. Мы через десятилетия эту клятву пронесли, вам, молокососам, этого не понять. Старших надо слушать, раз своих мозгов у вас нет, а не хорохориться. Сказали деды как надо, так благодарны будьте. – Борис Иосифович, кажется, тоже про обед позабыл, на стуле откинулся, гладил себя по щетинистому подбородку, окунувшись в воспоминания. – Вот родилась бы у Митьки девка, а не сын, всё по-другому бы вышло. Я бы Марка на ней женил, глядишь, у него бы совесть и мозги проявились, а так… - Он рукой безнадёжно махнул. – Момент упущен был. А этот, - он указал на Давида, - уже самостоятельный вырос, образованный. Сам, говорит, хочу решения принимать.
- Я же сделал, как ты хотел. Я женился. Но мне не понравилось, имею право.
- Надо было обождать, - наставительно проговорил Борис Иосифович. – А не с плеча рубить.
- Сколько ждать? Лет до сорока?
- Скажите, милочка, вы замужем?
Весьма странный вопрос. Я поводила ложкой в супе, всё же рискнула взглянуть Борису Иосифовичу в лицо, головой покачала.
- Что так? В вашем возрасте уже пора рожать.
Я моргнула. Мне неожиданно стало смешно.
- Я принца жду.
- О-о. Это интересно.
Я глянула через стол на Давида, тот никаких возгласов не выдавал, но смотрел насмешливо и заинтересованно. Я же притворилась воодушевлённой, плечами пожала.
- Думаю, у меня ещё есть время. И определённая надежда. Ведь кому-то они встречаются.
- А вам встречались?
- В кино, - со всей серьёзностью ответила я.
- А я? – удивился Давид.
- Не знаю, не уверена, - решила я не щадить его чувства, и пока Борис Иосифович отвернулся, показала любимому язык.
- Вот видишь, дед, стоило познакомить с тобой девушку, так я уже и не принц. А потомок какого-то тёмного прошлого.
- Ничего тёмного в моём прошлом нет, - деловито проговорил Борис Иосифович, неожиданно вспомнив об остывающем супе и взявшись за ложку. – Разве немного мутного.
- Спасибо, успокоил.
- Раньше времена другие были. Чуть отступил от черты, так ты уже не такой, как все. А я лишь хотел заниматься любимым делом. А меня спекулянтом называли.
- Так ведь приторговывал, дед.
- А ты считаешь, что те, кто меня обвинял, и клеймо мне на лбу ставил, антиквариат не уважали? Ещё как уважали! А серёжки жёнам, а колечко любовнице? И не абы что, не новодел какой-нибудь, а подавай им с камушком драгоценным, да с легендой мистической, чтобы дыхание перехватило. – Борис Иосифович странно, зловеще усмехнулся, после чего развёл руками. – Люди глупы и корыстны, испокон веков так было. На этом и стою, и тебе в наследство передам. Да ты и сам всё знаешь.
- Ты под впечатлением? – спросил меня Давид, когда обед, наконец, закончился. Мы с ним покинули столовую, и я, признаться, вздохнула с облегчением. Не скажу, что Борис Иосифович смущал или угнетал меня своими вопросами в лоб, но определённый дискомфорт я под его сверлящим взглядом ощущала. И меня он всерьёз не воспринимал, очередная подружка, которую внук непонятно для чего притащил в дом, несерьёзно. И из-за этого «несерьёзно» я переживала. По крайней мере, ощущала стойкое разочарование. И Давид совсем не спешил меня успокоить или переубедить. Все речи деда он воспринимал, как должное.
Я обогнала его на пару шагов, подошла к окну в коридоре, и выглянула на улицу, отодвинув занавеску. А на его вопрос ответила неопределённо:
- Наверное. Я никогда не встречала таких людей, как Борис Иосифович. Он вращается в своей вселенной.
- Это точно. И вся его вселенная умещается в этом доме.
- А ты на него злишься?
- Я? – Он вроде бы удивился. – За что?
- За свой брак. За то, что он в какой-то момент убедил тебя, что знает лучше.
Давид помолчал, я поняла, что сказала нечто неприятное для него, а когда заговорил, в его голосе прозвучали язвительные нотки.
- А может он и, правда, знает лучше? Может, это я всё испортил?
Я на него посмотрела, а он отвернулся. И только отрывисто проговорил:
- Поехали в город.
Неудачный день.
Мы мчались по шоссе по направлению к городу, молчали, а я смотрела в окно. Думала, если честно, даже не о Давиде, о чём-то своём, но достаточно неприятном и беспокоящем. О том, что я как-то незаметно влезла в его дела, отношения, и почему меня всё это так сильно заботит. Для чего мне себя терзать? Тем более из-за того, что было до меня.
- Что не так? – в какой-то момент не выдержал молчания и спросил Давид, кинув на меня серьёзный взгляд. – Я зря тебя позвал с собой?
Я отвела взгляд от окна.
- Нет. Я рада, что позвал.
- Тогда что?
- Давид, я не расстроена и не злюсь. Что тебя так беспокоит?
- Ты всю дорогу молчишь. Вряд ли это закончится чем-то хорошим.
Мои губы тронула улыбка.
- Я не могу всегда быть в хорошем настроении. Это как раз ненормально.
- Но что-то тебя беспокоит, - настаивал он. – Дед наговорил лишнего.
- Борис Иосифович тут совершенно не при чём. Просто каждый раз, как всплывает имя твоей бывшей жены, ты меняешься в лице. Ты начинаешь язвить, фыркать, даже грубить. А я не знаю, как на это реагировать.
Давид сжал и разжал пальцы на руле, смотрел на дорогу перед собой, а после паузы возразил:
- Ты не права. – Но вышло у него несколько неуверенно.
Я разгладила ткань юбки на коленях, решила с ним не спорить:
- Не права, так не права.
Он всё же кинул на меня выразительный взгляд.
- Лид, чего ты добиваешься? Чтобы я перед тобой душу открыл, чтобы тебе спокойнее стало?
- Очень сомневаюсь, что мне станет спокойнее.
- Я вот тоже так думаю!
Я сделала осторожный вдох, на него не смотрела, уставилась в одну точку перед собой. И буквально заставила себя произнести: