- Спасибо вам большое, дорогие целители души и тела, - сказал он в полупоклоне. – Вы оказали поистине великую услугу Бокучару и всей деревне. Но теперь, когда все невзгоды остались позади, я бы хотел…

Оборвал он сам себя на полуслове и жестом подозвал сына кухарки, который положил на стол перед знахарями крохотный мешок, в котором, что-то жалобно зазвенело.

- Что это? – спросил Олег.

- Ваша награда, конечно же. Я не смею вас больше задерживать. Думаю, что вы и сами рветесь в путь-дорогу, в поисках нуждающихся.

- Сколько здесь? – поинтересовался Теодор Кительсон.

- Шесть златцев. По три на каждого, если делить поровну. Но тут я вам не советник. Как делить - решайте сами.

- Знаешь ли ты, советник, что князь Златолюб, предложил Захару звание княжеского знахаря,  три сотни златцев в год, да еще усадьбу в довесок?

- Этого в письме не было, - сказал Мокроус.

- Не люблю хвастаться, - сказал Теодор Кительсон.

- Что ж, почести великие, нет слов, но я вам не могу предложить большего, чем уже предложил. Так что, либо берите, либо уходите с пустыми руками.

- Послушай, советник, я как знахарь не могу поступиться своим долгом и покинуть человека, который все еще пляшет на грани болезни.

- Он здоров.

- Откуда тебе знать?

- Честно. Он сам сказал мне. Да, что вы так смотрите? Неужели наместник не расскажет того, что творится у него на душе своему советнику? Да что же смешного я вам сказал? Чего смеетесь?

- Когда же он успел тебе это сказать? – спросил сквозь улыбку Олег.

- Он сказал об этом в письме.

- Можно взглянуть?

- Конечно, нет! – запротестовал Мокроус.

- А написано оно было когда?

- Это не важно.

- Захар, я предлагаю побеспокоить наместника, и выяснить так ли это все. Что-то мне не больно-то верится в эту историю.

- Поддерживаю, – сказал Теодор Кительсон.

- Я не позволю вам побеспокоить сон Бокучара! – сказал Мокроус и потрусил к лестнице, ведущей в покои наместника. – Не вынуждайте звать мечников.

Дверь позади Мокроуса открылась, в проеме показался Бокучар. Глаза его были раскрыты от испуга.

- Знахари, - позвал Бокучар.

- Да? – одновременно откликнулись целители и вскочили со своих мест.

- Мне нужна ваша помощь, - сказал наместник и скрылся в глубине комнаты.

Мокроус с кислым лицом посторонился и пропустил их.

- Я сделаю вид, что этого разговора не было, - сказал Теодор Кительсон и поднялся наверх.

- Еще неизвестно, кто теперь имеет больший вес при наместнике, да, советник? – сказал Олег и с довольной улыбкой проследовал за ученым.

- Что случилось? – спросил Теодор Кительсон, когда Олег закрыл дверь.

- Я не знаю, - сказал Леший. – Я раздевался и тут это.

Он скинул одежду. Старая и дряблая кожа наместника покрылась наростами бурого цвета. Большие и малые пятна поясом окружили живот Лешего. Теодор Кительсон повернул наместника на свет, и провел пальцем по неизвестным образованиям.

- Больно?

- Ничего не чувствую.

- Похоже на кору, - сказал Олег.

- Отруби мне голову, если это не кора! – воскликнул Теодор Кительсон.

- Как кора? Откуда она здесь? Это болезнь, Тео? Новая хворь?

- Возможно, твоя душа меняет тело под привычный для нее облик. Но я не уверен. Черт, да разве можно хоть в чем-то быть уверенным, когда дело касается переселенной души!

- А как ты себя чувствуешь? – спросил Олег.

- Никак. Я все еще не ощущаю этого тела. Ни тепла, ни холода, ни даже боли. Вот, смотри.

Леший взял нож и уже хотел порезать себе предплечье, но Теодор Кительсон успел предотвратить кровавую демонстрацию.

- Спокойно. Сейчас мы что-нибудь придумаем.

Некоторое время Теодор Кительсон походил кругами по комнате. Олег молча сидел на дубовом сундуке, а Леший разглядывал наросты в утренних лучах, что заливали комнату сквозь окно.

- Так, ничего дельного в моей голове нет. А у вас?

Олег помотал головой. Леший, даже не стал отвечать.

- Значит, сделаем так. Я поеду в нашу хижину, и привезу оттуда все книги, что у меня есть. Придется выжимать новые знания из старых. А вы пока останетесь здесь. Делать нечего. Олег, приглядишь за нашим другом?

- Само собой, Тео.

Какое-то время после отъезда Олег и Леший провели в комнате наместника. Так как полноценный человеческий сон для Лешего все еще был недосягаем, – почти все ночи он проводил за тяжелыми думами, - Олег улегся на кровать наместника и проспал до обеда.

 - Олег, - Леший сел возле Олега и осторожно толкнул его в плечо.

- А? Да?

- Олег, расскажи мне, как тут все утроено.

- Ну, видишь ли, это кровать и на ней спят.

- Да нет, - перебил Леший, - в деревне. Как тут люди живут. Что делают. И что я, как наместник, должен делать.

- Ого. Это хороший вопрос.

Олег выглянул на улицу - никого. Крестьяне разъехались по работам.

- Пошли, пройдемся.

- Пошли.

Мокроус, как ни старался увязаться за наместником, придумывая предлоги на ходу, но ничего путного так и не сообразил, а потому дальше крыльца не вышел.

- Так что ты хочешь знать? – сказал Олег и сам удивился тем ноткам, что прозвучали в его голосе. Точно такие же интонации сквозили в речи Теодора Кительсона, когда он готовился показать всю глубину знаний.

По мнению самых светлых умов тех времен, устройство Тридевятого Царства близилось к совершенству. Взятое за основу деление людей по происхождению и по достатку приводило к тому, что богатые и знатные богатели и обретали все новые поводы гордиться своей родословной, а нищие и безродные появлялись на свет и помирали в лохмотьях, тихо и незаметно, как первый снег, выпавший ночью. Но все-таки богатым и бедным приходилось сотрудничать, несмотря на огромную яму, что зияла меду ними. Иначе как богатый станет богаче, а бедный еще беднее? Так устроилось все вокруг. Лысовка не была исключением. Наместник, которого назначал князь, следил за тем, чтобы крестьяне занимались каждый своим делом. Дело это, к слову, выбиралось в соответствии с теми дарами матушки-природы, которые можно было обратить в золото. Местность вокруг Лысовки не могла похвастаться плодородной почвой, или же реками кишащими рыбой. Про Глухой Бор крестьяне позабыли, как только выяснилось, что в лесу есть хозяин. Некоторые говорили, что в лесу том ведьма живет, что еще сильнее отбило охоту соваться под темные ветви. Так и вышло, что деревня перебивалась тем, что росло на полях вокруг, да скотом в сто голов. Почти все, что получалось после уборки, обработки, скрутки, варки и рубки отходило наместнику. Он, в свою очередь, отсылал одну пятую князю, а всем остальным распоряжался, как хотел. А хотел он чаще всего побыстрее продать эти товары на ярмарке, или же выменять на предметы роскоши, вино или одежду. Так шел за годом год.

- Ничего не пойму, - сказал Леший, выслушав рассказ Олега, - зачем отдавать все наместнику. Зачем мне столько всего?

- Тебя надо спросить, - посмеялся Олег. – Думаю, что чем больше ты имеешь, тем больше хочешь. Вот наместник имеет власть, да? Ему мало. Он хочет еще и все товары получать вместе с властью. Как только он отобрал почти весь урожай, его вновь гложет лютый голод и он придумывает недельный налог. Налога стало мало? Надо придумать наказание за какой-нибудь проступок! Крестьяне слишком зашуганы, чтобы совершить какой-либо проступок? Значит, надо объявить проступком то, что еще вчера им не было. И так до конца дней, пока наместник не помрет с жиру.

- А что потом?

- Придет новый и все начнется сызнова.

- Значит, я умираю? – спросил Леший и обхватил свой огромный живот. – Умираю с жиру?

- Это так говорят. Не думаю, что ты умрешь от этого. Ты заметно похудел.

- А от чего тогда я умру?

- Не знаю.

- Как интересно, - сказал Леший, повторяя за Теодором Кительсоном.

- Да, интересно.

- А те люди, что каждый день едут в поле, они счастливы?

- Вряд ли, это можно назвать счастьем. Правда и на несчастье это не похоже. Они не знают другой жизни. Когда-то и я не знал. Тео открыл мне глаза на многое. Показал мир через книги.