- Так, говори скорее, если и правда понял, - сказал Олег, все еще не понимая, в здравом ли уме его друг.

- Помнишь, когда-то давно, я тебе рассказывал о том, что в лесу растут… Хотя сейчас уже не растут, но раньше росли светящиеся грибы? Lucidus fungi. Помнишь?

- Те, из которых ведьмы делают свои круги, чтобы общаться на огромных расстояниях? Те, что росли в том овраге с кикиморой?

- Именно! В корыте, в котором я лежал, было масло из этих самых грибов.

- Почему ты так уверен?

- Запах. Почти давящая сырость. Это точно запах грибов.

- Но почему именно эти?

- Помнишь, как мечники забежали в пламя? Они бежали спасать Вереса. Но почему? Я никогда не поверю, что они были настолько ему преданны. Поверю, но только в одном случае: если они были лишены воли. Помнишь истощенные тела в сарае? Так вот. Я думаю, что Верес истощал тело, и тем самым окончательно ломал уже изрядно надломленный дух, после чего, человек превращался в пустой футляр, в котором прорастал светящийся гриб. Это как те грибы, что прирастают к дереву и питаются за его счет, только вместо дерева – человек.

- Это ужасно. Но как он ими управлял?

- Я не уверен. Возможно, он и сам был человеком лишь отчасти. Он мог быть первым подобным существом. Отцом этих несчастных. Он единственный был в здравом уме, но то, что мечники бросались за ним в огонь, говорит о том, что он имел с ними постоянную мысленную связь. Значит, и он был заражен. Это просто поражает. Неужели он настолько сильно изучил природу этого чуда природы, которым раньше пользовались лишь ведьмы?

- Тео, - обеспокоенно спросил Олег.

- Да?

- А если он не был в здравом уме?

- То есть как? Ты же сам с ним говорил. Он явно был в своем уме.

- Но ведь, это мог быть и не он. А кто-то другой вещающий через него. Кто-то кого даже не было в Выселках.

- Почему ты так решил? Я не нахожу тому подтверждений.

- Значит это не так. Забудем. Я просто подумал…

- Олег, мне что-то не по себе, - сказал ученый, и разум его скрылся за темной пеленой.

Почтового ворона же допросил Леший, но птица заявила, что знать не знает ни о каких письмах, и сбежала при первой же возможности, оставив неразрешенной загадку о соратнике или хозяине Вереса.

Так, прыгая с одного острова сознания на другой, периодически утопая в безмолвном сумраке, Теодор Кительсон проболел до весны. Когда теплое, жгучее солнце проникло через круглое окно в потолке, ученый попросил Олега передвинуть кровать на это место. Он еще не знал о том, как на него повлияет светило, но что-то внутри подсказало, что так будет лучше. И правда. Пролежав так целый день, он почувствовал себя лучше и вместо одной лепешки, съел немного супа, который Олег сварил на скорую руку из того, что было. Теодор Кительсон еще долго восхищался этим «великолепным в своей скромности» супом.

С тех пор дела пошли на поправку. Ученый креп с каждым днем, проведенным на солнце. Ему пришла в голову мысль, что когда-то он слышал о пользе открытого солнца при избавлении от плесени в амбарах, а потому с еще большим воодушевлением он выбирался сначала на холм над убежищем, а затем и вовсе просил Олега вывезти его в ближайшее поле, чтобы вновь ощутить земной простор.

- Олег, что там с колесом?

- Я почти закончил, - сказал тот, выглядывая из-за телеги, которая с некоторых пор перешла в их полное распоряжение.

Теодор Кительсон все еще не мог ехать верхом, а потому катался в телеге.

- Это хорошо. Я думаю нам пора возвращаться.

Ученый встал и потянулся. Он расправил плечи и наполнил грудь щекочущим и свежим запахом поля. Пчела поворчала около его ног и полетела прочь. Где-то позади Олег гремел инструментами, пытаясь приладить колесо.

- Знаешь, ведь уже можно и рыбу ловить, - сказал ученый.

- Ага.

- Наедимся скоро, - довольно заметил Теодор Кительсон и представил золотистую чешую запеченной рыбы, украшенную кольцами лука и дольками картошки. Его желудок гулко подыграл приятным мыслям.

- Я закончил. Ты готов ехать?

- Поехали.

Ученый подобрал с земли рубаху и пошел к телеге. Жизнь вернулась в южные земли, а так как Теодор Кительсон сам стал их частью, с тех пор как в нем поселилась живица духа, он буквально ожил вместе с природой. Его лицо округлилось, руки окрепли, ноги больше не были похожи на тонкие лапки насекомого, волосы перестали выпадать, вновь появилась щегольская бородка, а кожа из пепельно-бледной превратилась в смуглую, впитав в себя приветливые весенние лучи.

Перед тем как они выехали на тракт, ученый заметил, как небольшая стая волков скрылась в тенистой роще по другую сторону поля. Это натолкнуло его на мысли.

- Знаешь ли ты, что человек состоит из животного? – спросил Теодор Кительсон.

- Состоит? Как меч из железа?

- Попробуем посмотреть и так, как ты сказал. Меч имеет железный клинок и рукоять. Ведь так?

- Да.

- Если железный клинок – есть животное, которое по своей природе агрессивно, безжалостно, беспощадно и слепо, то, что такое рукоять?

- Ум?

- Скорее душа. Нечто тонкое и изящное. Что-то неуловимое, но позволяющее держать зверя на привязи.

- Значит человек – зверь с душой.

- Я бы сказал, что человек – это душа, смотрящая на мир глазами зверя. Да, душа должна быть первостепенна.

- А что тогда звери?

- А что они?

- У них есть душа?

- Это хороший вопрос. Скорее всего, в них есть нечто, что можно назвать духом. Это что-то заполняет мышцы, кости и сосуды, но не дает разума. Разум дает душа, а она есть только у людей.

- Не только. Не забывай, есть еще много разумных существ на свете помимо людей.

- Да, твоя правда. В моих краях, - несмотря на то, что Теодор Кительсон уже много лет прожил в Тридевятом Царстве, он все еще не считал эти земли домом, - нет никого, кто мог бы посоперничать с человеком в уме. Властители сочли опасным иметь под боком разумных существ, которые превосходят нас во врожденных талантах. Так началось истребление. Правители воспользовались разрозненностью и дикостью духов. Они сжигали леса, перекрывали реки, заваливали пещеры, что только не делали для «очищения». Это было ужасно.

- Кто-то едет впереди.

- Где?

- Вон там, за деревьями, - указал Олег. – Сейчас покажется. Что будем делать?

- Ничего, езжай спокойно. Они нас наверняка заметили еще издали.

Олег сжал сильнее поводья, хоть в этом не было никакой нужды, ведь лошадь шла тише некуда. Навстречу ехал один человек. Когда телеги сблизились, Олег рассмотрел сидящего на козлах человека. Это был кучерявый юноша, с небольшой, пока еще кое-как растущей бородой. Одет он был совсем просто и неприметно, что и выдало в нем крестьянина. Когда телеги сблизились, юноша сказал:

- Доброго дня, господа.

Олег оторопел от такого обращения, а потом понял, что вся его одежда, и даже слегка пыльная рубашка Теодора Кительсона выглядели намного богаче, чем одежда крестьянина.

- Доброго, братец! – весело сказал Теодор Кительсон, и помахал платком, которым до того стер пот со лба.

Олег пересекся взглядом с молодцем лишь на миг, но что-то знакомое он в них увидел. Когда телеги разъехались, Олег сказал, не оборачиваясь:

- Тео, он смотрит в след?

- Да, смотрит. А что тут такого. Новые лица увидел, вот и смотрит.

- Не думаю. Мнится мне, что знаю я его.

- Откуда?

- Не уверен я, но взгляд его, уж больно знаком. Ну да ладно, едем.

- Едем, к тому же я не закончил свою мысль. Так вот, истребление…

***

Весь следующий день шел проливной дождь, да такой, что дальше собственной руки ничего не видать. Теодор Кительсон, который в пасмурную погоду хандрил, развалился на кровати и толковал Олегу, сидящему за столом, о замечательном труде замечательного человека. Книга та называлась «Государь и государство», автором ее был некто Никола, которого за любовь к дурманящим травам прозвали Маковое Поле. По словам Теодора Кительсона, нельзя оценивать этот труд с пренебрежением, ведь каковы бы не были пристрастия автора, он все же изложил крайне верные мысли, а потому надо с ним считаться. Олега заинтересовала книга, а потому он крайне огорчился, когда узнал, что последний экземпляр сожгли вместе с последним обладателем. «Книга несет очень верные мысли, мой друг, а потому опасна», - сказал Теодор Кительсон, отчего желание юноши прочесть ее лишь усилилось. Дальше их беседа пошла о давно затерянных и утраченных книгах, и о людях, которые приложили руку к их исчезновению. Теодор Кительсон не стеснялся в выражениях и называл их своими именами. Олег вспомнил, что когда-то в детстве он слышал сказ о «Глубинной книге», и что в ней записано все, что было и будет на всем свете, на что ученый возразил, что, скорее всего, имелась в виду «Голубиная книга», в которой ведется учет перелетов птиц, и писем ими доставляемых. Затем мысли их направились к кольцу перевертышу, которое все также сидело на пальце Олега.