- Бураевская Бэлла?

- Как вы сказали? Бэлла? Бэлла… - Семенюк болезненно поморщился, потер лоб и вдруг обрадовался. - Вы знаете, вспомнил интересную мысль! Ее высказал лермонтовский Печорин: «Радости забываются, а печали никогда». Вероятно, поэтому, мысленно перелистывая еще раз страницы Достоевского, мы в первую очередь вспоминаем такие мрачные эпизоды, как убийство старухи-процентщицы, или жуткие сны Раскольникова, или фантастическую и вместе с тем до жути реальную сцену самоубийства Кириллова…

Лицо Семенюка сделалось отчужденным. Он уставился взглядом в пространство, будто выступал перед большой аудиторией или, на спор, дословно вспоминал давно прочитанное. Из прошлой встречи Степан Степанович знал, что если сейчас Семенюка не остановить, то его запала хватит минут на десять. Тратить понапрасну время было ни к чему. Стуков совсем уже собрался перебить собеседника, как в квартиру заглянула женщина, с которой Степан Степанович беседовал на лестничной площадке и которая открывала ему дверь.

- Николай Петрович, - проговорила она, - после ухода Игоря Владимировича ему принесли телеграмму. Я за нее расписалась. Возьмите, пожалуйста, - и подала Семенюку телеграфный бланк.

- Спасибо, Вера Павловна, - с замедлением, уже после ухода женщины, проговорил Семенюк, неторопливо прочитал телеграмму и показал ее Степану Степановичу со словами:

- Полюбуйтесь, дорогой. Круговая забота обо мне.

Телеграмма была послана из райцентра накануне вечером и адресована Айрапетову Игорю. Текст ее был, в общем-то, ясным и в то же время несколько загадочным: «Николай Петрович опять хотел уехать Новосибирска зпт не понимаю твоего равнодушия его судьбе». Подписи в телеграмме не было.

Степан Степанович, улыбнувшись, спросил:

- Кто это так трогательно о вас заботится? Семенюк пожал плечами:

- Вероятно, Игорек знает, коль скоро ему адресована сия депеша.

- Игорь ваш племянник?

- Сын моей младшей сестрички. Способный гинеколог. На днях защищает кандидатскую. Коллеги пророчат ему блистательную карьеру. - Семенюк неожиданно замолчал и, мучительно напрягая память, уставился на Степана Степановича. - Запамятовал, дорогой мой: на чем мы остановились?

- Вы не сказали, знакомы или нет с Бэллой Бураевской.

- Бураевская, Бураевская… - повторяя фамилию, начал тереть лоб Семенюк. - Как вы сказали? Бэлла Бураевская… К сожалению, не имею чести знать.

- К кому же вы ездили в райцентр? - спросил Степан Степанович и тут же уточнил: - Как имя и фамилия знакомой вашего племянника?

- Лидия… Я ее называю Лидочкой. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная. А фамилия… Фамилия… Похоже, Чурина.

- Может быть, Чурсина?

- Да, да, да! Совершенно правильно, Лидия Ивановна Чурсина, - обрадовался Семенюк. - Простите великодушно старую развалину. Полнейший склероз начинается. Один мой знакомый любил говорить: «Бей склероз в зачатке!» Хотя… У меня всегда была отвратительная память на фамилии.

- Давно вы знакомы с Чурсиной?

- Давно, давно, очень давно, - Семенюк закивал головой и совершенно неожиданно сник.

«В беседе быстро истощается», - вспомнил Степан Степанович заключение врачей-психиатров. Чтобы сэкономить время, он решил не давать больше Семенюку возможности отклоняться от темы и стал задавать ему конкретные вопросы:

- Когда вы, Николай Петрович, были у Лидии Ивановны Чурсиной последний раз?

- Сущий пустяк. - Семенюк поднял голову. - Не дальше прошедшего воскресенья. Помнится, в тот день у Лидочки произошла какая-то неприятность.

- Она вам жаловалась?

- Что вы! Лидочка очень мужественная девушка. Всегда веселенькая такая, а на этот раз была очень скучной.

- Где она работала? Или работает, - быстро поправился Степан Степанович.

Семенюк задумался, потер лоб:

- Вот этого, дорогой мой, сказать не могу. К моему стыду, ни разу не поинтересовался местом ее работы.

Знаю, с работы всегда нарядненькая прибегает. Вероятно, занята интеллектуальным трудом.

- Вы сказали, что Лидия Ивановна - знакомая вашего племянника. Как они познакомились?

- Опять не могу сказать, - Семенюк развел руками. - Право, такие подробности меня никогда не интересовали. Лидочка всегда очень приветливо меня встречала.

- Вы к ней ездили по делам?

- Что вы, дорогой мой. Какие могут быть дела у старика с молоденькой девушкой? - Семенюк поморщился. - Ездил я в райцентр - как на своеобразную дачу. Какая там великолепная природа! Воздух…

- Кроме Лидии Ивановны, у вас еще есть знакомые в райцентре? - не давая Семенюку повторяться, спросил Степан Степанович.

- К сожалению, никого нет. Только одна Лидочка. Знаете, очень устаю сидеть в этих стенах. Раньше мне Игорек позволял совершать вечерние прогулки, изредка бывать у Лидочки. Сейчас запретил и эти маленькие радости. Утверждает, что сильно ухудшилось здоровье. Я напротив, никаких ухудшений не чувствую. Игорек не хочет слушать, уговорил Веру Павловну не выпускать меня из дома. Он очень заботлив.

Степан Степанович, слушая Семенюка, внимательно изучал телеграмму. «По всей вероятности, ее послала Бураевская». В таком случае, почему она заявила Бирюкову, что встретила Семенюка на вокзале впервые и дала ему деньги чисто из жалости? Почему Семенюк отрицает знакомство с ней? Если не Бураевская, то кто из райцентра не может понять равнодушия Игоря Айрапетова к судьбе Семенюка?» - спросил себя Степан Степанович, возвращая Семенюку телеграфный бланк, который до этого держал в своей руке.

- Положите на журнальный столик, - устало попросил Семенюк. - Игорек придет с работы, прочтет. Сегодня он должен рано вернуться.

Стуков поднялся из кресла, подошел к столику. Взгляд его задержался на хрустальной пепельнице, точнее, на лежащей в ней распечатанной пачке сигарет «Наша марка». Точно такая пачка из-под сигарет найдена в обворованном магазине райцентра и сейчас находится в оперативно-техническом отделе на исследовании.

- Вы курите, Николай Петрович? - быстро спросил Стуков, показывая на лежащую в пепельнице пачку.

- Что вы, дорогой мой, - испуганно отмахнулся Семенюк. - Это Игорек постоянно коптит, - и тут же предложил: - Если хотите, закуривайте, закуривайте. Я привык к табачному дыму.

- Хорошие сигареты. Где Игорь их покупает? Семенюк привычно развел руками:

- Не могу сказать. Знаю лишь, Игорек постоянно курит «Нашу марку». У него полно этих сигарет. Если нравятся, можете взять.

- Неудобно опустошать чужие запасы, - Степан Степанович улыбнулся. - Однако, с вашего позволения, от этой пачки не откажусь.

- Сущий пустяк! Берите, берите, - Семенюк тяжело стал подниматься, намереваясь показать, где еще лежат сигареты, но Стуков предусмотрительно остановил его и, осторожно положив в карман пачку из пепельницы, сел на свое место.

- Скажите, Николай Петрович, вам не приходилось в райцентре ремонтировать электросварочный агрегат? - спросил он.

На лице Семенюка появилось такое выражение, словно он решал непосильную умственную задачу. Ожидая ответа, Степан Степанович про себя отметил, что врачи-психиатры, давая заключение о невменяемости Семенюка, по всей вероятности, не ошиблись.

- Да, да, да! - вдруг радостно закивал головой Семенюк. - Приходилось, дорогой мой, приходилось устранять неисправность. Не так давно, будучи у Лидочки, я помог механикам найти фазу. В бытность мою на кафедре электросварки подобные повреждения умели устранять даже студенты-третьекурсники, - и Семенюк с упоением окунулся в теоретические рассуждения.

- Николай Петрович, - прервал его Стуков и показал на часы, - у меня время ограничено.

Семенюк замолк, несколько секунд удивленно смотрел на Степана Степановича и устало проговорил:

- Какая жалость… Уходите? Позвольте вас проводить. - Нет, нет, - Степан Степанович предупреждающе поднял ладони. - Не нарушайте запрет племянника.

- Да, мой дорогой, да… - Семенюк вздохнул и опустил голову на грудь. - Отвратительная штука - одиночество. Безмерно благодарен вам за содержательную беседу, - почти шепотом проговорил он.