— Что это за пословица, которую ты все время твердишь?

— «Le ntombazane izinkanyezi emehlweni akhe bayokhanya njengokukhanya ebusuku», — ответила она на зулу^[12].

Я кивнула.

— «Девушка со звездами в глазах будет сверкать, как лунный свет»… Позволь мне сиять, мам.

Она вздохнула, но кивнула.

— Знаю, тебе неприятно слышать это, но запомни, ты должна суметь защитить свое сердце, Гвиневра, или на этот раз оно действительно разобьется.

Илай

Тайги лаял, прыгая вокруг ног Масоа. Он даже повыл на луну. Я не мог винить его. Я сам никогда в своей жизни не видел такого скопления звезд в одном месте. Как будто кто-то разбросал миллионы маленьких бриллиантов на темной простыне. Тонкий месяц устроился слева от них.

— Ну что, городской пижон. — Ко мне подошел Малик и положил руку мне на плечо. — Как тебе Сайпресс?

— Такой же красивый, как и в рассказах Гвиневры, — ответил я, когда мы остановились у озера, в котором отражалось небо.

Тайги подбежал ко мне с палкой в зубах. Это напомнило мне о наших с ним пробежках. Я бросил ему палку. Он поймал ее и положил возле моих ног. Опустившись на колени, я потрепал его за холку.

— Пойдем завтра на пробежку?

— Эй, Тайги! Ты не туда побежал! — Джереми похлопал, призывая собаку подойти к нему.

Но Тайги улегся на спину, повернувшись лапками вверх так, чтобы я почесал ему живот.

— Он слишком долго пробыл в городе, у него теперь путаница в голове, — заметил Масоа и свистнул.

Этого хватило, чтобы Тайги молниеносно вскочил на ноги и подбежал к отцу.

— Увидимся, ребята. Я передам Гвен, что вы ушли.

— До встречи, Масоа.

Парни расходились с ухмылками на лицах. Рой покачал головой и добавил:

— Удачи!

Они удалились, оставив нас с Масоа на берегу.  И наступила тишина.

— Как долго ты встречаешься с моей дочерью? — спросил мужчина, наклонившись вперед и бросив камень в воду.

У него были настолько чистые глаза, что в них отражались вода и небо.

— Недолго. Какое-то время мы были своего рода друзьями.

— «Своего рода друзьями». И что это значит?

— Мы ругались и постоянно подшучивали друг над другом, хотя, думаю, это я начал, назвав ее Аферисткой.

Он встал как вкопанный.

— Ты назвал мою дочь Аферисткой?

— Да, назвал после того, как узнал, сколько моя мама заплатила за ее картину. А она в ответ назвала меня Доктором Кретином. Иногда, клянусь, она все еще так думает, — усмехнулся я.

— А не должен ли ты сейчас пытаться понравиться мне и продемонстрировать полный набор джентльменских манер?

— О, я и пытаюсь, только осторожно. Кроме того, это всего лишь первый день нашего знакомства, вам предстоит еще несколько раундов, сэр. И потом, только потом, когда вы будете готовы полюбить меня, вы полюбите.

Я засунул руки в карманы, вновь взглянув на небо. Мне казалось, я могу смотреть на звезды вечность.

— Та история с твоим отцом, это правда?

Это единственное, что разозлило меня. Я повернулся к нему и серьезно произнес:

— Если вы хотите знать что-нибудь обо мне, сэр, тогда, пожалуйста, запомните: никогда в жизни я не буду лгать, используя имя моего отца, и не стану использовать свою семью для достижения личных целей. Есть линия, которую я не преступлю никогда. Для меня это — семья.

— Все в порядке? — Гвиневра держала на подносе холодный чай.

— Все хорошо, — ответил Масоа.

Я кивнул, поблагодарив за чай.

— Ну что же, пап, это был длинный день. Я покажу Илаю его комнату.

— Ту, что в подвале. — Его глаза сузились.

— Конечно, — ответила она, потянув меня за руку, когда подошла ее мама.

— Спокойной ночи, — пожелал я ее матери.

Гвиневра повела меня в дом.

— Поздравляю, ты выдержал первый раунд.

Она провела меня через холл вниз. Я заметил, что пол здесь ужасно скрипит.

— Не поэтому ли он решил разместить меня здесь?

В голове даже мелькнула мысль: «Уж не нарочно ли Масоа сделал здесь доски такими скрипучими?»

Она зажгла светильник, осветивший стену, заполненную книгами, — та примыкала к гигантскому зеркалу шкафа. Пол покрывал белоснежный ковер. Моя сумка уже лежала возле еще одной двери, которая, как я могу предположить, была ванной.

— А твои вещи…

Гвиневра прервала меня поцелуем, обвив руками мою шею, и я обнял ее, прикусил ее нижнюю губу, и она приоткрыла рот, тихо простонав, когда я сжал ее ягодицы. Ее груди уперлись в мою грудь, и я почувствовал свою твердость.

— Прости, — прошептала она, когда мы отодвинулись друг от друга. — Я давно хотела сделать это.

— Даже не смей извиняться за такой поцелуй! — Я запустил руки в задние карманы ее штанов. Мы ничего не говорили, просто смотрели друг другу в глаза, а ее пальчики теребили ворот моей рубашки.

— Я должна уйти прежде, чем у тебя начнутся проблемы. — Она уставилась на мои губы.

— Должна…

Но я не хотел, чтобы она уходила.

— Спокойной ночи, Илай.

— Спокойной ночи, Гвиневра.

Никто из нас не пошевелился.

— Отпусти меня, Илай.

Убрав руки, но не отойдя от нее, я ждал, что она уйдет сама, но Гвиневра не уходила.

— Ты сама не хочешь уходить.

— Я надеялась, ты меня еще подержишь. Спокойной ночи, — сказала она, проходя мимо.

Я поймал ее за руку, притянул к себе и страстно поцеловал. Положив руки ей на бедра, словно пушинку, я легко приподнял ее, и она тут же обвила меня ногами. Она гладила мои волосы.

Боже, она понятия не имеет, какая вкусная!

— Гвен? — сверху позвала мама.

Вздохнув, мы оторвались друг от друга, и я отпустил ее. Гвиневра подошла к лестнице, спешно приводя в порядок свою одежду.

— Увидимся утром.

— Я буду здесь, — ответил я, и когда она поднималась, ступеньки скрипели от каждого ее шага. — И… Гвиневра?

— Да?

— В следующий раз я не отпущу тебя, — продолжил я.

— Отлично! Мне понравилось, как ты держал меня, — подмигнула она.

Когда она ушла, я разделся и отправился в душ.

Я пылал от страсти!

Глава 22

Террор и смертельный выстрел

Гвиневра

— Прости, ты пропустил пробежку сегодня утром? — спросила я у Илая, когда мы вышли на лесную тропинку за моим домом.

Он был одет, как для пробежки: в ту же синюю футболку без рукавов с капюшоном и в темные свободные штаны для бега.

— Все нормально, мы оба проспали. И потом, один я бы мог здесь запросто заблудиться. — Илай бросил палку Тайги, который тут же помчался ее ловить.

Мои родители шли на несколько шагов впереди нас, держась за руки. Когда я была маленькой, то считала, что публичное выражение нежных чувств друг к другу — это самая постыдная вещь на свете. Теперь же, наблюдая за ними, я надеялась в их возрасте состоять в таких же нежных отношениях.

— Как давно твои родители женаты? — Илай наклонился к подбежавшему к нему Тайги.

— Они поженились на следующий день после маминого девятнадцатилетия. Вообще-то, они сбежали из дома после того, как мой дедушка попросил их подождать.

— Да ты что?! — Илай с интересом посмотрел на моего отца, и я понимала почему. Всем казалось, что отец — ярый приверженец установленных правил.

— Он романтик, в то время как мама более трезвомыслящая, и она сказала, что уже тогда была уверена, что больше ни с кем не свяжет свою жизнь. Тогда зачем им ждать? И это сработало.

— То есть все те книги в подвале принадлежат ему? — Илай усмехнулся. — В них много секса…

— Это мои книги. И они совсем не сексуальные, хотя и вгоняют в краску. Мой папа предпочитает триллеры и мистику с долей романтики в них. Его любимые книги посвящены Второй Мировой Войне. Если и есть кто-то, любящий разглагольствовать о книгах больше, чем я, так это мой отец.