Когда Ульяна выводила буквы любимой перьевой ручкой, из глаз капали слезы, размывая строчки, приходилось переписывать заново. Она не знала, отправит ли письмо на этот раз или опять уберет в шкатулку-фолиант, но продолжала писать. Сегодня, казалось, пришло время. Она верила, что сон, который ей снится почти каждую ночь обязательно сбудется. И многие бы поверили на ее месте, ведь она однажды уже встретила на улице мужчину, который во сне гулял с ней у моря, взяла собаку, точно такую же, как та, что бегала за мячом по мелководью.

Многие бы поверили, но человек склонен сомневаться и каждому необычному событию все же находить здравые толкование. Когда необъяснимое получает объяснение, становится легче и почва под ногами твердеет. Люди стремятся избегать сыпучих песков и вязких болот. Быть может, образ встретившегося ей когда-то незнакомого мужчины подсознательно запечатлелся в мозге, а после сновидения она узнала его на улице. Очень логично. Да и собака. Найти того самого пса не так и сложно. Даже рыжего бретонского гриффона. В конце концов, это не розовый слон и не синяя птица.

Будущее, которое во сне становилось настоящим, а утром превращалось в прошлое, притягивало и манило, становилось целью, заветной мечтой.

Ульяна, словно Золушка, отделяющая мак от проса, перебирала все события последних дней, сопоставляла их с ночными видениями и пыталась понять в каком отрезке времени находится она сама.

Помешивая суп, хрупкая женщина с призрачными крыльями витала где-то в облаках, и только выскочившая из часов кукушка вернула ее на кухню, опустив сначала с небес на сосновую ветку в лесу. Ульяна поднесла ложечку ароматного бульона ко рту и подула, заставляя жидкость всколыхнуться и улечься плавной волной. Непомусен приподнял морду и навострил ушки, аппетит вернулся к нему и он дожидался обеда. Ульяна почувствовала во рту нежный вкус готового рисового супа с овощами и зеленью и выключила конфорку.

Вдруг ей показалось, что все это было уже сегодня. Что суп она давно сварила и даже сытно пообедала. Ульяна знала, что ее новый друг, бретонский гриффон, доест весь перелитый и остуженный для него куриный бульон с зеленью, чем очень и порадует ее.

Она открыла холодильник и достала Камамбер.

Ощущение нормального хода времени, линейного и одномерного, вернулось только тогда, когда в квартиру позвонили. Ульяна убрала письмо, которое почти закончила, в шкатулку и поспешила открыть дверь. Непомусен гавкнул пару раз, но хозяйка пригрозила ему, и тот послушно замолк.

— Доченька, здравствуй! Знакомьтесь! — еще с порога начала Ольга Викторовна. Пожилая, ухоженная дама сняла маленькую аккуратную шляпу цвета советского школьного платья, и продолжила: — Эдуард, сын моей хорошей подруги тети Светы! Он проводил меня. Ты же не против напоить нас чаем? Вот пирог. Вкуснейший! Эдик, а это моя Ульяна!

— Здравствуйте! Проходите, конечно. Сейчас чайник поставлю!

— Добрый вечер! Очень приятно! Благодарю за приглашение! — Эдуард поправил зачесанные на сторону волосы и протянул большой букет роз Ульяне. Молодой парень с бородой был похож на мальчика из сказки о потерянном времени. — Это вам. Я рад знакомству!

Сняв пальто и одернув полы дорогого пиджака, он, не разуваясь, прошел к раковине помыть руки. Ульяна вздохнула и растерянно посмотрела на маму. Она много раз пыталась объяснить, что сама обустроит личную жизнь, но ее слова не имели никакого действия и Ольга Викторовна все еще пыталась найти дочери жениха. Оставшись без супруга, мама решила, направить свои довольно незначительные силы на счастье любимого дитя.

— Что такое? — Ольга Викторовна приподняла брови. — Он помог мне пирог донести. Вот еще, смотри! Захватила твои вещи детские. Там диапроектор, твой любимый медведь, который тебе отец привез. Все таки память. Пусть все это у тебя хранится. Я бы сама это не донесла. Ты же знаешь!

Мама поцеловала дочку в щеку и шепотом добавила:

— И переоденься, дорогая! Не хорошо в таком виде гостей встречать.

Ульяна привыкала относиться ко всем поступкам матери спокойно и терпеливо. И ей это почти удавалось. Она знала, что маму нельзя тревожить и расстраивать, и старалась потакать ей и не спорить. Но характер Ульяны, взрывной женщины, давно сбежавшей из под родительской опеки, не всегда позволял следовать гуманному решению. Поэтому их взаимная любовь крепла на расстоянии, но при общении иной раз давала значимые трещины. Ссориться же при посторонних людях ни одна женщина, ни вторая никогда себе не позволяли. Ульяна, записывая в голове все, что могла бы высказать маме, молча пошла сменить домашние почти пижамные голубенькие штаны и растянутое, удобное и очень мягкое поло на полюбившееся маме черное платье с белым воротничком.

— О! Вы просто восхитительны! Настоящая леди! А какая у вас замечательная собака! Первый раз такую вижу! — Эдик заметил рыжего бретонского гриффона и переключил внимание на собаку. — Ее можно погладить?

— Не думаю, что это хорошая идея. Сначала надо бы, как минимум, познакомиться, — раздражение смиренной дочери пыталось вылиться на приторно любезного Эдика. Но увидев упрек в глазах мамы, Ульяна сменила тон: — Это Непомусен! Такое имя он получил при втором рождении. Я нашла его умирающим на улице. — Непомусен, это Эдуард!

— Вот как? Непомусен. Интересная кличка! А вы знаете, что в Древнем Египте матери давали детям два имени? Одно настоящее, тайное, а второе, так сказать, общественное, известное всем. Это была попытка защититься от злых духов.

— Как интересно! И что же? Никто не знал настоящего имени человека? — мама поддержала беседу, и показала дочке кивком головы, чтобы она не держала гостя в коридоре, а проводила в комнату.

— Садитесь к столу. Я сейчас принесу чай и угощение, — смиренно, чересчур покорно сказала Ульяна.

Эдик, поблагодарив снова за приглашение, сел на край дивана:

— Имя знали только мать ребеночка и богиня Исида. Все остальные пользовались, так сказать, ложным именем. Не знаю, говорила вам Светлана Михайловна или нет, но и я практически до школы был не Эдиком, а Русланом. В свидетельстве то я, конечно, Эдуард. При поступлении в первый класс учительница потребовала, чтобы меня звали так, как в документах, а не каким-то вторым именем.

— И как же ваши друзья отреагировали на такое изменение? Им, наверное, непривычно было звать вас Эдиком. Зачем же мама поставила вас в такое неловкое положение? Как вы пережили смену имени? — это Ульяна принесла поднос и задала вопросы гостю, выставляя на стол чайную посуду, нарезанный на ровные кусочки вишневый пирог, раскладывая кружевные белые салфетки и серебряные ложечки.

— Друзья привыкли. Но, конечно, не сразу. Я сам то еще долго отзывался на имя Руслан, но мама очень переживала за мое здоровье, опасалась сглаза и не добрых слов. Она очень меня любит, я единственный ребенок. У нас очень теплые отношения.

— Ульяна, пока у тебе не будет детей, ты не поймешь сердце матери. Так что и не пытайся! — поддержала Ольга Викторовна сына подруги, заметив удивленные глаза дочери, и опасаясь, чтобы она не сказала чего-нибудь лишнего.

Ульяна промолчала. Розовые чашечки наполнились ароматным чаем Dammann. Запах бергамота и лепестков полевого василька быстро распространился в комнате. Повисла неловкая тишина. Хозяйка дома, опустив глаза, раскладывала на блюдца пирог.

— Хотите я расскажу одну занятную историю о муже Исиды, Осирисе? Если вы, конечно, не слышали ее… — Эдик прервал затянувшуюся паузу первой мыслью, которая пришла в голову.

— Конечно, Эдик! Мы будем благодарными слушателями! Ты так много всего знаешь интересного. Умница! Как же тете Свете повезло, да доченька?

Ульяна, размешав сахар, громко стукнула ложечкой о чашку. Возможно, если бы она познакомилась с этим молодым, элегантным человеком при других обстоятельствах, у Эдика и появился бы шанс поухаживать за ней. И маму она очень любила, но все происходящее ее выводило из себя. Уля глянула на шкатулку с письмами возлюбленному из ночных снов, из придуманной ей сказки, и чуть смягчилась: