Изменить стиль страницы

      -Инженеры- поправил Василий.

      - А кто такой Дурейко?- спросил я.

      "Проводка скрытая, видимо, за панелями. Ну и что теперь? Отдирать их?". Грустный взгляд Василия также блуждал по стенам.

      - Так это- другой комиссар, который по приемной. Сейчас в шахматы с секретарем товарища Кирова играют- еще понизил голос Николай,- у них в пять часов собрание, а тут эта лампа, будь она не ладна.

      "Тут где-то должен быть доступ к проводке".

      - Нет, билетов на сегодняшний актив во Дворце Урицкого у меня нет, обращайтесь в ваш райком- послышалось из-за двери приемной.

      "Ну, конечно, вот она"!

      За искусно замаскированной в панели дверцей на уровне ступеней показалась аккуратная укладка массивных медных проводов. На одном из них, в месте соединения с проводами ответвления к не горящей лампе обнаружились бирюзовый налет, а на кирпичной стене следы нагара.

      - То-то вчера здесь гарью воняло, а я подумал в столовке чо-то сожгли- повеселел Николай.

      Я бросил взгляд на дверь столовой и остолбенел. На ученической тетради химическим карандашом было написано: "Сегодня первого декабря столовая работает до 11 часов вечера".

      Машинально бросаю взгляд вправо и вижу в десяти метрах невысокого коренастого мужчину лет пятидесяти в гимнастерке, галифе, начищенных сапогах, идущего в моем направлении. За ним еще в десятке метров давешний "малыш", бежит и на ходу открывает свой портфель.

      "Киров! А позади- его убийца!"

      Прыгаю с места через две ступеньки, спотыкаюсь о верхнюю и, пытаясь сохранить равновесие, часто перебираю ногами, догоняя голову, вырвавшуюся вперед.

      "Малыш" держит в руке наган, он уже в пяти метрах от цели. Мы несемся на встречу с ним лоб в лоб. Киров останавливается, он чуть в стороне от нас, с удивлением смотрит на меня. "Малыш" поднимает револьвер на уровень плеча, направляя его в затылок Кирова- они почти одного роста. Я прыгаю руками вперед и пытаюсь подбить руку с наганом вверх.

      Москва, площадь Дзержинского.

      1 декабря, 1934 г., 16:15.

      Ягода.

      Нарком внутренних дел СССР Генрих Ягода открыл только что принесенный ему, красочный фолиант "Беломорско- Балтийский канал имени Сталина".

      "Сталина..., хотя никто больше меня и моего ОГПУ не сделали для постройки канала. Когда из-за кризиса на западе и требования к СССР о немедленном возврате кредитов были заморожены десятки строек первой пятилетки, мы, чекисты, не запаниковали, опираясь только на свои силы, без финансирования работ, почти без техники, сумели в рекордный срок (за два года) построить 227-ми километровый канал с 19-ю шлюзами. Хотя, справедливости ради, и надо сказать, что орден Ленина, избрание в члены ЦК и должность главы НКВД тоже стоит немало, но до реальной власти в стране осталась дистанция огромного размера. Реальная власть сосредоточена в Политбюро или, точнее, в группе, которую возглавляет Сталин. Там могут быть люди, которых пока не выбрали в Политбюро, но с их властью не может сравниться ни один нарком или секретарь ЦК. Попасть в эту группу можно двумя путями: первым- доказав свою преданность долгими годами совместной со Сталиным работы, либо вторым- проявив себя в каком-то конкретном деле работая на износ и, все равно, при условии личной преданности. Вот эта книга будет еще одним шагом в этом направлении. Специально отобранные и отредактированные (шурином Лёпкой Авербахом) статьи и репортажи лучших писателей страны во главе с Максимом Горьким, выигрышные фотографии, ненавязчиво показывают кому должна быть благодарна страна за этот канал."

      "А с Лёпкой надо что-то делать. Ида (жена Ягоды, сестра Леопольда Авербаха и племянница Я.М.Свердлова) беспокоится, что тот перессорился со многими известными писателями, что одевается как босяк. Эх, если бы только это, то можно наплевать и забыть. Но на недавних выборах на 1-м съезде Союза Писателей его прокатили повсюду где он баллотировался. А вчера я получил информацию, что это произошло из-за его РАППа (Российская Ассоциация Пролетарских Писателей) и что им не доволен Сталин. Причину этого недовольства пояснил Авель Енукидзе (секретарь ЦИКа): Сталин и его группа в Политбюро затевает коренную реформу СССР от государственного устройства до идеологии. В части литературы запланирован возврат к возврату в учебные программы русских историков, писателей и поэтов прошлого, отказ от классового подхода в рассмотрении их творчества. (Поэтому Лёпку с его пролетарским искуством надо срочно куда-то убирать от греха). Будет меняться также избирательная система и структура власти".

      -Ты представляешь,- говорил возмущенно Енукидзе- Сталин собирается Коминтерн распускать.

      "А я смотрю на него и думаю: Авель, ну какое тебе дело до Коминтерна? Тебя кроме денег, выпивки и малолеток вообще ничего не интересует. Ты боишься только за свою шкуру, за то что кончится терпение у Сталина и выпрет он тебя, не посмотрит на былые заслуги, вот и плетешь свои интриги. А по мне так нормальное государство с нормальными законами всяко лучше, чем то, что творится сейчас. По сути в стране нет единой власти, первые секретари и руководители НКВД в регионах решают многие вопросы ориентируясь не на закон, а как им заблагорассудится. Да-да, я контролирую лишь центральный аппарат в Москве и, частично, в Ленинграде, а на местах в ПП ОГПУ (полномочных представительствах ОГПУ- преобразование ОГПУ в ГБ еще только началось), особенно чекисты первого призыва, по сути- махновцы, живут как князья, покрывая безобразия партийных секретарей. Я, здесь в Москве, нарком, министр по старому, хожу в солдатской гимнастерке, хотя дома в гардеробе двадцать новых костюмов. Жена не может одеть шубу и бриллианты. Изображаем из себя нищих. Даже эту книгу о Беломорско- Балтийском канале вынужден напечатать 100 экземпляров для своих на английской бумаге в Голландии, а сто тысяч- у нас, на желтой, почти оберточной, бумаге для всех остальных, включая Сталина.

      Вот в чем нельзя отказать Авелю, так это в проницательности и деловой хватке. Когда два года назад комендант Кремля Петерсон нашел на складе сейф Свердлова без ключа (охрана Кремля в то время подчинялась секретарю ЦИК) Енукидзе реагировал мгновенно. Обнаружив внутри вскрытого сейфа золото и бриллианты, а также иностранные паспорта на разные фамилии, но с фотографиями Свердлова и его жены, он подловил меня на входе в Кавалерский корпус и предложил немного прогуляться по Кремлю. С полчаса выяснял все мои (троюродный брат) и моей жены родственные связи с Я.М. Свердловым. А затем рассказал о содержимом найденного сейфа, сделал паузу и перейдя к делу, прямо спросил, не мог бы я в рамках сделки с Де Бирс продать найденные в сейфе бриллианты. От неожиданности я стал говорить, что это невозможно, что каждый камень на строгом учете, что Де Бирс не покупает ограненные алмазы, что валюта на особом контроле и тд."

      - То есть вы и рады бы заняться контрабандой, да не имеете такой возможности. Вы что же подумали, что я вам предлагаю украсть и продать ценности принадлежащие государству?- подсек он меня.

      -Да- вырвалось у меня.

      -Правильно подумали, моя доля- пятьдесят процентов- сказал Авель и беззаботно рассмеялся.

      - Тридцать,- он будет учить меня коммерции.

      "Пришлось привлечь к этому делу Сашку Лурье (начальника ИСО ОГПУ), пообещав тому 20 процентов. По мере развития нашего гешефта, Енукидзе стал делиться информацией о людях с кем он связан, их взглядах. Что-то я, конечно, знал, получая информацию от своих источников, но наши разговоры с Авелем позволили создать более ясную картину. Основными силами, с которыми он контактировал, были: военные во главе с Тухачевским, левые- Зиновьев, правые- Бухарин и троцкисты. Моя задача состояла в блокировании информации об этих оппозиционных группах, получаемой мной по оперативным каналам, причем о моем участии в заговоре знал, кроме Авеля, еще только Тухачевский. Сам Енукидзе мог рассчитывать на коменданта Кремля и нескольких его доверенных лиц. К середине 34-го года происходило накопление сил и никто не торопил событий, как внезапно Троцкий разразился несколькими письмами к своим сторонникам с требованиями об активизации и начале террора против Сталина и его группы. Зиновьевцы поддержали Троцкого. Тухачевский выступил резко против, он склонялся к дворцовому перевороту, но во время военного положения (так как считает очень вероятной начало большой войны в Европе в 36-37-м году)."