— Хочу тебя, — повторила ему в губы, скользнув кончиками пальцев по жесткой щетине.

За миг до того, как сорваться вместе с ним в пропасть.

Движения: резкие, сильные, отдающиеся внутри вспышками бьющей сквозь него звериной силы. Силы, по которой я так отчаянно изголодалась, скрываясь между людей, силы, от которой стоны перетекали в рычание, а сжимающиеся на смуглых плечах пальцы оставляли на коже красные полумесяцы.

Я всхлипывала, падая в этот огонь, сгорая в пламени, от которого столько лет была безумно далека. Цеплялась за ускользающую реальность обрывками мерцания раскаленных родовых узоров, бликами алого огня в радужке, вокруг раскрывшихся во всю ширь зрачков.

Он не отпускал моего взгляда, я не отпускала его.

Вздрагивая, рывками принимая в себя эту силу, признавая его власть.

Пальцы дракона сжались на моих волосах, выдергивая и так неплотно вплетенную ленту.

— Моя. Теарин, — прорычал он мне в губы.

Вместо ответа вцепилась ногтями ему в плечи, сжимаясь сильнее и чувствуя, как напрягаются каменные бедра под моими ягодицами. Кусала губы, чтобы не повторить за ним. Чтобы не начать кричать его имя: судорожно, в такт резким, сильным движениям, рождающим внутри сладкие, болезненно-яркие спазмы.

— Теар-р-рин, — губы Даармархского накрыли мои, он брал мой рот так же яростно, как меня, и ощущения этой безумной, безрассудной принадлежности отзывались в точке соединения наших тел диким, звериным наслаждением.

Врывающимся в мое тело, ударяющим снова и снова, до вздохов между поцелуями, рваных и хриплых.

Миг, когда полыхнуло внутри, превратил позвоночник в огненный стержень.

Раскаленные брызги плеснули в стороны, с шипением скатываясь по стенам, ногти скользнули по натянувшейся на груди тунике в глубокий вырез.

Замерев дрожащей струной, я снова и снова ловила губами воздух. Жар прокатывался сладкими судорогами по телу, в такт непрекращающимся движениям. Содрогаясь, сжималась на пульсирующем напряженном желании Даармархского до той минуты, пока рычание не ударило в меня последним, яростным всплеском.

Пока отголоски затихающего удовольствия заставляли всхлипывать и кусать губы.

Тающие в темноте искры гасли, и вместе с ними гасли ритмы бьющего в теле огня.

Даармархский чуть подался назад, и я вздрогнула от последнего болезненно-сладкого движения. Облизнула пересохшие губы, глядя ему в глаза, скользнула взглядом по шее, на которой бешено билась жилка. Кончиками пальцев повторила оставленную собственными ногтями царапину, расчертившую широкую полосу шрама.

— Твоя, — признала еле слышно.

Чуть подалась вперед, ощущая его снова наливающееся силой желание, и он подхватил меня на руки.

Наверное, это было неправильно: позволять себе прижиматься к широкой груди, слушая глубокие сильные удары сердца. Неправильно закрывать глаза, на мгновение, чтобы унять дрожь во всем теле, особенно в неожиданно ослабевших руках. Неправильно тянуться пальцами к таэрран при Даармархском, чтобы в очередной раз почувствовать обжигающую вязь, но именно это я и сделала.

Скорее, неосознанно, в надежде что раскаленные брызги, снова и снова разлетающиеся перед глазами, вполне могли бы быть им. Разорванным ошейником, не выдержавшим силы самого опасного дракона Огненных земель.

Конечно, мог бы.

Если бы я оказалась в сказке, которые так любила в детстве.

— Мне нужно будет во что-то переодеться, — сказала я. — Когда я пойду к себе.

— Когда пойдешь, — ответил он, опуская меня на низкое ложе, затопленное волнами шелковых покрывал.

В эту ночь я сорвала голос, когда кричала от снова и снова заполняющего меня огня. Позволяющего чувствовать себя отчаянно живой, невероятно сильной, способной парить над землей, раскинув забытые крылья. Падать в вихри огня, взлетать к рассыпающимся сквозь опрокинутые пригоршни звезд к небесам.

Впервые за долгое время не в танце.

Ортахарна, Аронгара

Ну хоть у кого-то секс случился.

Эта странная донельзя мысль меня посетила как-то очень не вовремя: сначала я отвела глаза от экрана, чтобы передохнуть, и на этих самых глазах дверь палаты отъехала в сторону, явив всем присутствующим Леону Халлоран.

Вот не пойму, какой чешуи все цепляются за мою фамилию, сестра давно уже Халлоран.

На этой мысли я залипла окончательно, особенно когда Леона вошла, а точнее, влетела. Она и раньше-то не отличалась сдержанностью, а когда оперволедилась, вообще стала неудержимой.

— Выйдите! — негромкий голос, один взгляд в сторону вальцгардов, и тех как ветром сдуло.

Ветер, судя по ощущениям, донесся и до меня, потому что слегка продрало ознобом, а пальцы на экране наоборот вспотели. Леона смотрела на меня, я на нее, потом она шагнула к аэрокойке, и… замерла. Моя уверенная сестрица-ураган замерла, и выражение ее лица, привычно жесткое, за решительно сдвинутыми бровями и огненной силой глаз, на миг стало растерянным.

— Как ты? — спросила она, явно не зная, куда деть руки.

В этом, я в общем-то, ничем помочь не могла, потому что не представляла, куда деть себя.

Всю.

Целиком.

— Ну… не так давно выяснилось, что дракона из меня не получится.

— Я рада, — сдавленно произнесла она.

— Рада, что дракона из меня не получится?

— Что с тобой все в порядке.

— Прости меня.

Мы сказали это одновременно. Точнее, мне так показалось, потому что наше «прости меня» слилось воедино, и разлепляться отказывалось. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом Леона шагнула ко мне, а я к ней. Об пол что-то жалобно звякнуло, потом хрустнуло, потом что-то пронзительно запищало, но я уже задохнулась, рывком притягивая сестру к себе. Или это она обняла меня первой? Сейчас это было неважно, важно было только то, что я обнимала ее, а она меня, и что не было в мире ничего важнее этих объятий.

Не знаю, сколько мы так стояли, пока Леона, отстранившись, не прорычала:

— Как тебе вообще в голову пришло лезть наверх без страховки?!

Вот это уже больше похоже на мою сестру.

— Мне хотелось чувствовать то же, что и она.

— Хотелось?

— Ага.

Дверь распахнулась, в палату сунулась было врач, но под взглядом Леоны тут же метнулась обратно. Зато я поняла, что пищало: датчики, которые осыпались с меня бесчисленными пластинками и теперь сиротливо валялись на койке. Помимо них на полу валялся мобильный, трещин на экране стало еще больше, но что-то мне подсказывало, что ему это особо не повредит.

— А сейчас?

— А сейчас не знаю.

Леона закусила губу и кивнула в сторону кресел и столика. Да, палата у меня была, как люкс в гостинице, с той лишь разницей, что в люксе нет столько медицинской аппаратуры и освещение немного иное.

Устроившись в кресле, я подогнула под себя ноги, дожидаясь, пока сядет она, но Леона не стала садиться. Подошла к окнам, коснувшись пальцами краешка жалюзи, потом снова обернулась ко мне.

— Я не знала, что для тебя это так важно, Танни. Не знала, не подумала… наверное, в тот момент я вообще мало о чем думала, потому что когда родилась Лири, я была так безумно счастлива, что забыла обо всем. А счастливые люди самые жестокие на свете. Тогда я даже представить не могла, что… — она пожевала губы. — Ты была права. Насчет имени.

— А ты насчет того, что актриса из меня никакая.

— Я этого не говорила, Танни.

— Разве? — я усмехнулась. — Нет, Леа, будь я актрисой, я бы сейчас не думала о том, как расторгнуть контракт и где взять деньги на неустойку.

— Ты больше не хочешь играть Ильеррскую?

— Я больше не хочу иметь с иртханами ничего общего.

— Я тоже иртханесса, Танни.

— Ты исключение, и всегда им была, — я поджала ноги еще сильнее, чтобы не закрываться руками. — Просто когда я думаю, что Гроу мог не успеть… слушай, я все понимаю, вы меня не оставите. Не бросите, и все такое, и мне драконически повезло в том, что я твоя сестра. Но сколько людей прогибаются под приказы, возможно, сами того не зная? И сколько случаев заминается просто потому что?