— Мы всё ждали, что вот-вот прибегут её родичи спасать заблудшее чадо, — смеялся тюремщик, шагая мимо зловонных камер, из которых на них таращились удивлённые узники. Не каждый из них мог позволить себе услуги юриста.

Нищих, как правило, никто никогда не защищал, и их судьбу судьи решали без прений сторон.

Однако, с первых же минут разговора молодой человек начал сомневаться в правильности суждения стражников.

Не раз попадавший в самые разные передряги, писец ожидал увидеть испуг, растерянность, даже истерику, вполне понятную и простительную для девушки, оказавшейся в тюрьме среди тьмы, смрада и негодяев. Но Ника казалась собранной и спокойной, хотя тень озабоченности, иногда пробегавшая по красивому лицу, ясно давала понять, как нелегко даётся ей подобная сдержанность.

Поначалу, помня слова провожатого, молодой человек решил, что она просто не понимает всю серьёзность своего положения и грозящую ей опасность. Но скоро убедился в обратном. Собеседница полностью отдавала себе отчёт в происходящем, а рассказ девушки привёл Олкада в полное замешательство.

Слушая Риату в доме Асты Бронии, он полагал, что та, если и не врёт специально, то наверняка многое путает или сильно преувеличивает, как это всегда делают рабы из-за присущей им ограниченности и неспособности понять мысли и поступки свободного человека.

Но в Нике чувствовалась какая-то внутренняя независимость, на взгляд молодого человека, больше свойственная мужчинам, уверенность в своих силах, в способности, если не победить, то достойно встретить любые испытания.

Именно осознав это, Олкад окончательно поверил в её происхождение. Находясь под страхом смерти, одна в чужом городе, держать себя с таким достоинством и благородством может только девушка древнего, аристократического рода, в жилах которой течёт кровь сенаторов и военачальников, водивших многочисленные армии и решавших судьбы Империи.

Разглядев в вонючей темноте камеры двух каких-то оборванок, Олкад обратил внимание, с каким почтением и страхом смотрят те на госпожу Юлису. Гордая Ника даже представительниц городского отребья, известных своей дерзостью, заставила относиться к себе с надлежащим почтением.

Молодой человек с удивлением понял, что невольно восхищается внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, гадая: кто из приятелей мог бы вести себя с таким же достоинством в столь плачевном положении? И список получился довольно коротким.

Разговаривая с Никой, Олкад разглядел в ней лучшие качества тех людей, в избранный круг которых мечтал попасть всю жизнь. А глупые городские стражники, видимо, просто ничего не поняли, или госпожа Юлиса их ловко обманула, преследуя какие-то свои цели.

Понимающе усмехнувшись, писец неожиданно подумал: "И ещё она очень красивая".

Но тут же признал, что выглядит девушка все же немного необычно.

"Это всё из-за роста, — после недолгого размышления сделал глубокомысленный вывод молодой человек, мысленно поставив себя рядом с ней. — Она всё же немного высоковата".

Хотя ему приходилось встречать и более рослых женщин, ни одна из них не казалась Олкаду столь гармонично и пропорционально сложенной, как Ника.

Прелестное, чуть вытянутое лицо с чётко обозначенными скулами и небольшим волевым подбородком мало походило на круглую физиономию Касса Юлиса Митрора с его обвислыми щеками и двойным подбородком, доставлявшим столько хлопот цирюльнику. Но вот в их глазах коскиду почудилось что-то неуловимо схожее, словно отблеск боевой бронзы.

Сенатор своей широкоплечей, но уже изрядно оплывшей фигурой и характером напоминал ему старого быка: могучего, жестокого зверя, строго оберегавшего своё стадо, готового помериться силами с любым соперником, но уже осознававшего, что каждая схватка может оказаться последней. При этом Олкад прекрасно знал, насколько умен и коварен его покровитель.

Скромно признавая наличие у себя некоторого поэтического дара, писец попытался представить, с кем можно сравнить Нику Юлису Террину, сразу же отметая богинь, дабы ненароком не вызвать ревность злопамятных небожительниц.

Нет, его подзащитная не пугливая трепетная лань, не изящная белая лебедь вроде тех, что плавают в пруду возле святилища Сенела в Радле. Но не походила девушка и на юркую лисичку с умильной мордочкой, способную не только воровать курочек из сарая простодушного поселянина, но и так хитро запутывать следы, что не разберёт самый опытный охотник.

Скорее дочь Лация Юлиса Агилиса напоминает дикую волчицу из тех, на кого им с покровителем приходилось охотиться в Понтеи, или пантеру, которая живёт в зверинце сенатора. Только та уже постарела, как и её хозяин, а Ника сейчас в самом расцвете своей силы, красоты и молодости.

Улыбаясь сам не зная чему, он едва не упал, попав сандалией в наполненную холодной водой выбоину в мостовой.

Хорошо ещё, это досадное происшествие случилось неподалёку от дома, и не пришлось долго шататься по городу с мокрыми ногами.

Торопливо поднимаясь по обиженно скрипевшим ступеням, молодой человек с раздражением вспомнил, что, поддавшись очарованию девушки, не сумел договориться с ней об оплате своей работы. Между тем, ничего не мешало ему просить двести или даже триста риалов.

Но если богиня правосудия Цития будет благосклонна, и им удастся выиграть процесс, Ника рано или поздно узнает, сколько берут за свои услуги этригийские адвокаты. Кем тогда он, Олкад Ротан Велус, будет в глазах госпожи Юлисы? Мелким крохобором, беззастенчиво воспользовавшимся сложным положением попавшей в беду девушки знатного рода. Такого отношения к себе внучки сенатора Госпула Юлиса Лура ему не хотелось.

Хотя интересно было бы узнать: откуда у неё деньги? Кошелёк, скорее всего, отобрали стражники. Разве что сколько-то осталось в той корзине, с которой он видел её рабыню у Асты Бронии? Тогда понятно, почему Ника просила прислать к ней Риату. Госпоже требуется отдать необходимые распоряжения, касающиеся её имущества.

"Да, — завистливо хмыкнул про себя молодой человек. — Не каждому хозяину боги посылают таких верных и преданных невольников. Или здесь дело в личности самой владелицы?"

Оказавшись наверху, писец заколотил кулаком в обшарпанную дверь.

— Это вы, господин? — донёсся из-за двери испуганный голос Жирдяя.

— Кто ещё? — зло буркнул писец, дивясь очередной глупости тупого раба, и раздражённо пнул обутой в сандалию ногой по косяку.

Пробираясь через тёмную прихожую, он налетел на сундук и зашипел, больно ударившись коленом. Будь там чуть светлее, Олкад наверняка отвесил бы бездельнику, позабывшему светильник в комнате, парочку крепких затрещин, чтобы поучить уму-разуму, но хитрый невольник даже дышать перестал, затаившись где-то во мраке.

Хозяину пришлось ограничиться руганью и обещанием отлупить негодяя при первой же возможности. Поскольку хозяин регулярно стращал его всяческими карами, чаще всего быстро забывая о своих словах, Жирдяй давно относился к его угрозам достаточно философски.

Вот и сейчас пахнувшее в лицо тепло и запах съестного успокоили молодого человека, частично вернув ему хорошее настроение. Тем более раб добросовестно выполнил все его распоряжения. Кроме лепёшек, на табуретке стояла миска с оливками, а возле большой бронзовой жаровни, сквозь щели в которой уютно светились тлеющие угольки, грелся кувшин с вином.

Натянув сухие шерстяные носки, Олкад с жадностью набросился на еду. Быстро покончив с жалким ужином, он не позабыл оставить рабу кусок лепёшки и немного разбавленного вина. Если хозяин не может позволить себе нормально питаться, невольнику сами небожители велели голодать.

Выпроводив скорбно вздыхавшего Жирдяя в прихожую, молодой человек забрался на кровать. Завтра ему предстоит сделать много важных и срочных дел.

Самое неприятное то, что, несмотря на праздник, придётся побеспокоить уважаемого Клеара. Важным и влиятельным людям очень не нравится, когда к ним пристают со всякими расспросами, особенно в столь знаменательные дни. Но верховный жрец храма Дрина просто обязан войти и в положение Ротана. Как адвокат, он должен знать суть обвинения, выдвинутого истцом против его подзащитной. Тем более, в отсутствие свидетелей прояснить ситуацию может только сам Клеар. Скорее всего придётся выслушать немало нелестных слов не только о Нике, но и о себе. Такова уж доля добросовестного юриста на любом судебном процессе, если, конечно, он хочет его выиграть.