- Прости, матушка, к тестю завернули ненадолго, я и не думал, что ты волноваться станешь.

- Да как же не волноваться! Войско вдогонку ушло, слухи непонятные ходят, а Первак сказывал, что вы в болоте увязли.

- Выбрались из болота, матушка, а затем решили к тестю заехать обсохнуть да телеги починить.

- Знаю уж я все: на вас заозерские напали. Здоров-то матери врать!

- Не серчай, не буду, - погладил Димитрий мать по плечу.

- Ну, так в град поехали, пироги уж стынут.

Княгиня понимала, что сын врал, чтобы пощадить ее старость, да и сердиться ей сейчас не хотелось.

Все завертелось быстрым потоком: и радость от встречи с живыми, и слезы по покойникам. Люди подбегали, охали, ахали, приветственно махали руками. Старики крестили молодого князя с княгиней.

Пахомий упросился въехать в город в седле, чтобы не перепугать беременную жену. Бледный, но веселый шествовал он между Вышатой и Перваком.

- Вот и прибыли к подружьям под бока. А говорил - не доберемся, - подтолкнул он под локоть Вышату.

- Чуть Богу душу не отдал, а все про бабьи бока поет, - укорил воевода.

Елена на пристани вела себя с местными так, как с успенскими при расставании: горделиво, но вместе с тем дружелюбно, неспешно раскланивалась направо и налево. Но когда проехали под надвратной церковью, роль степенной княгини ей играть стало трудно. Она широко распахнутыми глазами с плохо скрываемым восхищением смотрела на вереницы стройных, украшенных богатой резьбой домов, колокольни, красавец каменный храм с сияющим на солнышке куполом. Такого Елена еще не видела. Она затаила дыхание. Димитрий был доволен: его город водимой понравился. Как недавно тесть хвастливо показывал Чернореченскому князю свои владения, так и Димитрий, подбоченясь, рассказывал Елене всё: где кто живет, названия церквей, как устроен торг - забавляясь ее детскому изумлению.

Внезапно в толпе зевак промелькнуло лицо, от которого князя бросило в жар. У края дороги стояла старуха в полинялой запоне [1] и махала ему рукой, но не приветственно, а как-то зазывно. «Обрати на меня внимание», - чертили ее пальцы в воздухе. Димитрий сразу признал бабку: это знахарка Улиты, та самая, что помогала заозерской княгине смазывать его раны. Память на лица у молодого князя была хорошей. Он смог вспомнить даже воя с водянистыми глазами из свиты Найдена, хотя видел его мельком, а уж узнать старуху, что приговаривала под руку Улите, и вовсе не составило труда. «Что ей от меня надо? Не иначе весточку из-за озера принесла», - подумал Димитрий и беспокойно оглянулся на Елену, но она ничего, казалось, не замечала, весело воркуя со свекровью.

Сделав знак одному из воев приблизиться, князь прошептал, чтобы старуху незаметно привели на двор к гриднице. День сразу утратил краски. «Зачем она прислала ко мне эту старую ведьму, на что надеется? И как только наглости хватает, после всего мне весточки слать, вот ведь бесстыжая! Может, за смерть полюбовника упрекать меня станет, за что, мол, убил? Или с угрозой: Всеволода на меня натравить хочет. Ну, да пусть только попробует: зубы сразу медведице этой пообломаю!» Димитрий почувствовал, как его кровь начала закипать от ненависти. Где то спокойствие, что вселил ему старец? Один вид старухи - и от благостного покоя не осталось и следа. «Надо взять себя в руки, ничего ж такого не случилось. С чего я взбесился?» - он сделал глубокий вдох.

Торжественная процессия подъехала к Архангелу Михаилу. Все спешились. Елена взяла из рук Арины пелену, перекрестилась и на вытянутых руках бережно понесла ее в храм. Всю оставшуюся дорогу на каждом привале они с Аринкой латали, стирали, отглаживали драгоценный дар. Княгине хотелось именно с этого подношения начать жизнь на новом месте. Горожане этот жест оценили. Чернореченцам Елена пришлась по душе. «Эта нашему князю с десяток нарожает, справная молодуха», - с видом знатока крякнул старичок у паперти. «Дай то Бог», - перекрестилась богато разодетая боярыня, просовывая нищему в руку подаяние. Город продолжал бурлить.

После церкви князь с княгинями, наконец, въехал на двор родного дома.

- Ну, Мстиславна, я уж стара, силушки нет. Теперь ты здесь хозяйка. Все тебе покажу, - Анна любовно обвела рукой княжеские хоромы. - Нравится?

- Очень! - засияла Елена. - Не волнуйся, матушка, я буду стараться.

- Она справится, - улыбнулся Димитрий. - Гривну потерял, так сразу заметила, глазастая. А пироги, знаешь, какие печет! И свиту, что на мне, сама вышивала!

Проводив Елену с матерью до крыльца, князь суетливо оглянулся и сказал, что сейчас подойдет. Женщины зашли в терем, а Димитрий заспешил к гриднице. Там его уже ждала бежская старуха.

- Ну? - вопросительно бросил он ей.

Сладко улыбнувшись, бабка спросила:

- Признал ли, светлейший князь, меня?

- Как не признать, коли чуть на тот свет меня не спровадила. Уж такого не забудешь!

- Да, что ты, княже, мы ж тебя лечили! - испугалась бабка, липкая усмешка пропала.

- Лечили, да чуть не залечили! Хозяйке вашей надобно было, чтобы я не сразу за водимой поехал, а поболел слегка, ну, а если бы и помер, так не велика потеря, у вас ведь еще Всеволод в запасе. Не так ли?

- Уж не знаю, про что ты, князь, говоришь. И в мыслях у нас такого коварства не было, - оправдывалась ведунья, но по ее передернувшемуся лицу Димитрий понял, что попал в самую точку.

- Зачем Улита тебя ко мне послала?

- Печалится она по тебе, князь, уж так печалится!

Димитрий хмыкнул.

- Правда то, князь! Не виновна она, это Найден все, проклятый, створил! Он один виноват! А княгинюшка и не знала, что он подружью твою извести решил. Да она бы никогда такую пакость не сделала! Вои сказывают, что он пред тобой похвалялся, будто княгиня наша дитя его носит. Так это ложь. Бог ему судья, зачем он на княгинюшку напраслину возводил. Не была она его полюбовницей, он и прикоснуться к ней не смел. Да про то тебе всякий в Бежске скажет.

- Конечно, скажет. Порода-то у вас одна, одним миром мазаны, - зло прищурился Чернореченский князь.

- А дитя твое, кровное! Да, княгинюшка наша понимает, что после злодейств Найденки ты ее уж в дом свой не введешь, но ежели затоскуешь по ней или по сыночку своему, так только знак дай, она сразу к твоему бережку приплывет. Уж так тоскует, горлица, так тоскует!

Старуха замолчала, вопросительно глядя на Димитрия:

- Так что передать княгинюшке моей?

- Передай, что отца дитяти ее мы в Михайловом скиту схоронили на Залесской стороне, и ежели она проведать могилку захочет, так тесть мой ей преград чинить не станет, - Димитрий подошел к бабке угрожающе близко. А еще передай ей, что, если она свои ручонки бесстыжие к моему братцу Всеволоду тянуть будет, не пощажу. Сожгу Бежск - и пепла не останется. Поняла ли?

- Поняла, - совсем испугалась ведунья. - Возмужал ты, князь, и не узнать тебя, - добавила она с уважением.

- Выведите ее из града, а коли еще здесь появиться - убейте, - приказал он гридням.

Бабку увели, Димитрий устало отер лоб. Наверху в окне светлицы мелькнул знакомый повойник. «Елена видела все! - досадливо прошептал князь. - Пойду, узнаю, что она там себе уже додумала».

Князь вошел в горницу:

- Где княгиня молодая? - спросил он у матери.

- Побежала наверх светлицу посмотреть, а я здесь осталась: тяжко мне высоко взбираться. Где ж бродишь? Откушать уж пора, стынет все.

- Да садимся уж, сейчас за Еленой схожу.

И Димитрий побежал наверх. Худшие его опасения подтвердились. Елена плакала у окна.

- Это что за дождь в ясный день? - как можно бодрее произнес он.

- Зачем ты с ней разговаривать стал, зачем сразу в Бежск не спровадил? Озирался на меня, думал, что не замечу!

- Расстраивать тебя не хотел, вот и озирался. Да разве ж от тебя, лисицы, что скроешь?

- Весточку, небось, предала баба эта беспутная? Все на воеводу своего валит. Не знала, мол , не ведала. Он злодей. Так?

Димитрий изумленно поднял бровь: