- Пеших ловите, - крикнул Вышата, - всадников уж не догнать.
Пахомий с Гордеем взяли пять воев и бросились в погоню.
Димитрий заглянул под телегу:
- Жива? - спросил он.
- Жива, - ответила, вылезая из-под телеги Елена. Вместе они вытащили Карпушу. Парень громко застонал.
- Терпи, дружочек, терпи, - Елена шёлковой ширинкой обмотала рану. - Арина, тряпицы неси, кровь остановить надобно.
Подбежала Акулька с холстиной, отстраняя княгиню, опытной рукой быстро перевязала рану и побежала дальше. Раненым был не только Карпушка.
Димитрий, окинув место битвы, спросил Вышату:
- Сколько?
- Погибших пятеро, четверо ранено. Один тяжело, должно, помрёт, -Вышата указал на хрипевшего ратника. Над ним плакала Забава, растирая кулаком слезы. Это был тот самый кудрявый молодец, что собирал для девок цветы.
- А этих?
- Пеших двенадцать и семеро конных. Что делать-то будем? Раненых
пристроить куда-то надобно.
- До Полуночной заставы далеко? - Димитрий оглянулся вокруг.
- Под вечер доберемся.
- Ну, так поворачиваем на заставу. Вот Пахомий с Гордеем из лесу явятся, и двинем. Переночуем там, передохнем, раненых оставим, а поутру дальше поедем.
- Верно,- согласился воевода, - заодно посмотрим, что там с заставой после нападения, мы ж им подмогу так и не выслали.
Димитрий еще раз подъехал к Елене, она растерянно стояла посреди дороги, разглядывая изуродованные трупы. Вид у не был подавленный.
- Испугалась? - ласково спросил он, - не бойся, теперь уж не нападут, отдали Богу души.
- Не видела смерть так близко раньше, - зябко повела плечами княгиня.
- Ты прости, что дурой обозвал, - кашлянул Димитрий, - то так, случайно.Да нет, все правильно ты сказал, дура и есть. Вот Карпуша из-за меня пострадал, хоть бы не умер, - она с тревогой обернулась к телегам. Раненых уже погрузили на возы, над ними кружили Пересветовна с Акулькой, подле кудрявого по-прежнему рыдала Забава.
- Что ж под щит-то не спряталась, как просили?
Елена, потупив взор, молчала.
- Уж, верно, за меня боялась? - насмешливо бросил Димитрий.
- Да, - совсем серьезно ответила она, - только напрасно, силен ты, боярин, на рати, - в голосе княгини слышалось восхищение.
Димитрий почувствовал себя былинным богатырем, невольно расправил плечи, оглаживая заляпанную кровью броню.
- Может, одаришь чем за храбрость? - хитро прищуриваясь, спросил он.
- Одарю, - опять очень серьезно произнесла Елена, делая вид, что не заметила заигрываний в его голосе. - Аринка, икону Параскевы Пятницы неси, боярина одарить хочу!
Арина растерянно посмотрела на княгиню.
- Что стоишь, живей!
Девка с испуганным лицом поднесла Елене икону, зашептала:
- То ж свекрови твоей подарок, разве ж можно боярам передаривать, обиду нанесешь.
- Больше, чем они мне, не смогу, - отмахнулась Елена.
Она поцеловала маленькую иконку в серебряном окладе. Там из почерневшей глубины ей мягко улыбалась святая Параскева.
- Скажи, боярин, ты женат? - чужим голосом спросила она.
- Да, - растерянно прошептал Димитрий и увидел, как погрустнели ее глаза.
- И детки есть?
- Пока нет.
- Вот тебе образ святой, молитесь с подружьей Параскевушке, будет мир в вашем доме да деток много. А коли в блуд тебя потянет, так падай на колени перед образом да молись, вера отведет от греха.
Елена перекрестилась и протянула икону Димитрию. Тот благоговейно взял образ и поцеловал.
- Спасибо, княгиня, дорогой подарок.
Елена подошла к нему совсем близко, чтобы стоявшая за спиной Аринка не услышала. Пальчики княгини пробежались по ребристой броне:
- А меня забудь, разные у нас пути.
- Нет, - коротко отрезал Димитрий, его широкая ладонь легла на узкую ручку княгини и прижала ее к кольцам кольчуги. Елена дернула руку, но высвободить не смогла.
- Нет, - еще раз твердо повторил Димитрий, - а за подарок спасибо.
Елена наконец вырвала руку и сделала шаг назад.
- Уж больно ты дерзкий, боярин.
- А ты уж больно хороша.
- Опять ведь поссоримся, - печально вздохнула красавица.
- Помиримся, - ласково произнес Димитрий.
- Наши вернулись, татей двоих споймали! - крикнул один из воев.
Из леса выезжала погоня. Впереди со связанными руками бежали двое пленных мужичишек лет тридцати с сильно битыми мордами. Вид у них был испуганный. Позади вои под уздцы вели трех красавцев коней, на них поперек лежали трупы тех самых всадников, что отступили к лесу.
- Догнали, стало быть, и этих! - восхитился Вышата, оглаживая одного из коней по стройной шее.
- Да, видать, они леса не знают, провожатого - то их мы убили. Кружить начали да на нас и вышли, - отозвался Пахомий, отряхивая с портов острую хвою и цепкую траву.
- А этих как отловили?
- На дерево, черти, залезли, думали, не увидим!
- Ну, сказывайте, - обратился к татям воевода.
- Так что ж сказывать, вы ж и так все знаете, - заюлил мужичок с подбитым глазом, его румяное лицо с крупными чертами выразило усмешку, - видим, обоз едет, поживиться хотели, силенки не рассчитали, вот вы нам и наподдали.
- Стало быть, что княгиня едет, не знали? - допытывался Вышата.
- Да откуда, - развел руками тать.
- Ну, не хотите правду сказывать, так и не надо, - сладко пропел воевода, - Гордей, проку с них нет, кончайте!
- Нет! - закричал второй, костлявый мужик с трясущимися руками, его красный нос на обескровленном лице нервно шмыгал, - тебе, Завидка, коли жизнь не дорога, так молчи, а я еще грехи не успел отмолить, все скажу!
- Так сказывай, - вопросительно вперил в него взгляд воевода.
- Валяй, - одобрил и первый тать, безразлично махнув головой.
- На Волге мы промышляли, так, перепадало кое-что, и отрядец у нас был большой. Воевода наш утонул, по хмельному делу с ушкуя свалился, так выбрали мы на горе себе этого вот, - и рассказчик указал острым подбородком в сторону трупов, разложенных вдоль дороги. Посредине, завернутый в окровавленный корзень, лежал Кун.
- Вскоре, к осени, явился к нам невесть откуда нарочитый мужичок, разодет богато, маленький такой да щупленький, а глазки так и бегают. Кун его принял как дорогого гостя, а после собрал нас и говорит: «Нечего нам здесь делать, на Утицу пойдем, там торговля житом во всю идет, а охраны почти никакой. Есть чем поживиться». А мы ему и говорим: «А ежели нас старый Мстислав перебьет?» Так он и отвечает: «На Чернореченской стороне засядем. Князь Андрей помер, а молодому до этого угла и дела нет, никто нас гонять не станет».
При этих словах татя воевода укоризненно посмотрел на Димитрия с Пахомием, те сосредоточенно рассматривали носы своих окровавленных сапог и глаз на Вышату не поднимали.
- Прибыли мы на Утицу к Покрову, засели у устья, и дела поначалу и впрямь пошли хорошо. Сначала струги грабили, а как река замерзла, там санный путь пошел, мы и к саням выходили. Но только к Рождеству торговля прекратилась, перестали обозы жито возить. Добра - то у нас уж много было, да толку. Стали мы назад на Волгу сбираться. А воевода наш все убеждает: «Погодите да погодите. Здесь давайте зимовать, а как лед сойдет, так опять гости поплывут, рано уходить». Ну, мы его и послушали. А только весной ничего не изменилось, как не было гостей, так и нет. Проплыл только чернореченцев отряд туда да обратно к Успенью, так вооружены, что куда там нам, не полезли мы на них.
- То Спиридон княгине подарки возил, - вставил Пахомий.
- Спиридон - муж здравый, он, как вы, в малой дружине не ходит, - укорил Вышата. - Ну, далее что?
- Что, опять мы шум подняли, на Волгу хотим, а Кун все тянет, уговаривает, как будто ждет чего, а нам не сказывает. И опять, как из-под земли взялся тот махонький мужичишка, что на Волгу приходил и говорит: «Пойдете с нами воевать заставу чернореченскую Полуночную, все, что захватите, ваше, да сверх того серебра каждому по шапке насыплем. Главное, кричите, что вы Мстислава вои, залесские, чтоб там - на заставе, услышали.