- Дома-то не бываешь, когда успеваешь? - подзадорил Вышата.

- Дак, то дело не хитрое, много времени не надобно. А вот все равно интересно, кто ж тот кметь был, что с девкой миловался . Когда сговориться-то успели?

- А у кого ухо красное, тот и миловался, - Вышата лукаво посмотрел на Димитрия. По насмешливым глазам воеводы было видно, что он уж точно догадался, кто и с кем у коней был.

Димитрий с трудом удержался, чтобы не схватиться за левое ухо. «А вдруг взаправду красное? - запереживал он. - От насмешек Вышаты тогда уж точно не отбиться». Тут он увидел Елену, она с Добронегой и девками шла от реки, в руках у них были холстины: ходили умываться. На голове у княгини теперь был повойник [7] из зеленого сукна, его очелье мягко сверкало мелким бисером. «Еще краше, чем в убрусе», - вздохнул он про себя.

Пока готовились в дорогу, Димитрий несколько раз под разными предлогами прошелся мимо костра Елены. В первый раз вежливо раскланялся с княгиней и Добронегой, спросил, как спалось. Елена стала пунцовой от смущения и ничего не смогла ответить, она терялась под его горячим взглядом. От гордой и заносчивой девицы не осталось и следа. И ему это было приятно: «Вон ты какая, грубостью тебя не возьмешь, а от поцелуев-то робеешь!»

- Спалось хорошо, благодарствуем, - ответила за княгиню Добронега, - под дождик, что ж не спать, любо - дорого.

Димитрий видел, как Аринка с Парашкой ходили от телег к шатру, низко опустив головы. «Убрус ищут, - улыбнулся он. - Ну, пущай, походят».

Стали седлать коней. Елена сделала знак Карпушке, и тот подвел к ней Ярого. Вышата, как и обещал, подъехал сопровождать княгиню. И тут Ретивый Димитрия вклинился между ними:

- Я с княгиней поеду, - сказал Димитрий, оттесняя Вышату, - дорога мокрая, скользко, я половчей буду, - попытался он хоть как-то оправдаться.

- Не надо, - испугалась, опять краснея, Елена, - и Вышата справится.

- Конечно, справлюсь, - не собирался сдаваться воевода, - рука у меня еще крепкая, успею за повод схватить.

- Не лезь, - угрожающе шепнул ему на ухо Димитрий.

- Ладно уж, прости, княгинюшка, поеду я впереди, а то убьет меня гридень твой. Вишь, как глазами сверкает, - и Вышата, ударив своего коня в бока, поскакал прочь.

- Почто воеводу обидел? - с осуждением спросила Елена.

- Что же тебе с ним лучше, чем со мной?

- Он веселый, в дороге расскажет что забавное, а ты вон как очами сверкаешь, боюсь я тебя.

- А вчера не боялась, - улыбнулся Димитрий.

- Не было ничего вчера, я уж все забыла, и ты, боярин, забудь.

Ее слова огорчили Димитрия, не этого он ожидал. Сразу стало как-то тоскливо.

- И рад бы забыть, да вот не получается, - тихо шепнул он и заметил, что Елена улыбнулась. «Ага, улыбаешься, значит, и ты не забыла!»

- Так спрашивай, может, и я что смогу порассказать.

- А правда, что у вас теперь храм белокаменный есть, красоты неописуемой?

- Правда. Только отчего ж у вас? У нас. Ты же княгиня.

- Пока княгиня, - вздохнула Елена, - я вот запрестольную пелену для него вышила, с собой везу. Золотые нитки мне матушка передала. Как ты думаешь, дозволят мне в храм на службу сходить или сразу домой, к отцу, поворотят?

Димитрий смутился:

- Дозволят, конечно. Посмотришь, там уж и внутри все расписано. Чудо, как хорошо! Сам епископ, когда освещал, работу хвалил. А что ж ты и вышивать мастерица, не только пироги печь?

- Матушка Марфа научила, только у нее ловчей, чем у меня получается.

- Ну, так ей лет-то сколько, доживешь до ее годков, так и у тебя так-то получаться будет, а может, и лучше. Повойник сама вышивала, любо - дорого смотреть?

- Сама. А убрус-то я вчера обронила, так и не нашли. Жалко, паволока [8] - батюшкин подарок, - и Елена вздохнула, отвернувшись от Димитрия.

- Не этот ли, - он достал из-за пазухи край убруса.

Елена поворотила голову и радостно всплеснула руками:

- Нашелся! Давай сюда.

Но Димитрий быстро убрал платок обратно:

- Выкупи, - с серьезным лицом сказал он.

Красавица насторожилась:

- Так сколько просишь? У меня есть серебра немного?

- Обижаешь, зачем мне твое серебро, трижды поцелуешь в уста - и убрус опять твой.

Елена возмущенно округлила глаза:

- Да как не совестно тебе, боярин, такое-то просить!? Не стану я убрус выкупать, не нужен он мне.

- Стало быть, не станешь? А обещала, зацелуешь.

- Так ты что же, подслушивал?!

- Да вы так громко шептались, что хоть уши затыкай, - повторил он слова Параши. - Принес я его к шатру, чтоб подкинуть, а тут ты зацеловать обещаешься, ну я его назад и забрал. Кто ж зацелованным не хочет быть.

- Так то я Аринку подразнить хотела, - щеки у Елены были точно мазаные свеклой.

- Стало быть, врала?

- Да.

- Зато я не вру, целуй - тогда отдам.

- Не стану я тебя целовать.

- Зря упрямишься, убрус-то красивый, паволока заморская.

- Так теперь он мятый да потом смердит.

- Так это и постирать можно. Ну, соглашайся.

- Не стану, - упрямо повторила Елена.

«Неужто дело проиграно, а думал, легко все будет? Чтоб ей еще такое порассказать?»

- А вот в прошлом году к нам гости заморские приезжали, так баяли, что нитку на паволоку червяки делают.

- Как это? - испугалась княгиня.

- Ну, как-как, паук же нить на паутину из себя тянет, так и эти козявки натянут ниток, а мастерицы их на веретено наматывают да убрусы ткут.

- Фу, гадость какая, теперь уж точно выкупать не стану.

«Вот дурень - то! И зачем я это ляпнул?»

- Да врут, конечно, когда это из паутины что делали?

- Как знать, мир Божий чуден, - и Елена опять посмотрела на полночь, словно оттуда кто-то приветливо манил ее рукой. Димитрию от этого стало горько, он ринулся в последнюю атаку:

- Не хочешь, не выкупай, - бросил молодец с деланным равнодушием. - Вон там за лесом болота начинаются, а на краю ведунья живет. Отдам убрус ей. Пущай она по нему тебя ко мне присушит. Станешь бегать за мной, как собачонка за хозяином, а уж я тогда и головы в твою сторону не поверну. Так и будешь по мне страдать.

- Ворожить - грех страшный. Нешто решишься? - голубые глаза хитро прищурились.

- Ради тебя решусь.

- Боярин, миленький, ты ведь муж благородный, нешто ты мне так убрус воротить не можешь?

- Не могу, - нарочито тяжело вздохнул молодец, - уж больно губы у тебя сладкие, всю ночь снились, окаянные.

Елена тоже тяжело вздохнула:

- Ладно, выкуплю я твой убрус, - и, увидев горячий взгляд Димитрия, быстро добавила. - Только не думай там ничего, просто не хочу, чтобы ты из шалости душу свою ворожбой губил.

- Жалко, стало быть, меня?

- Так любого христианина жалко, коли от веры отвращается.

- Что ж ты бы и Пахомия поцеловала, и Вышату, коли б они на моем месте были? - допытывался Димитрий.

- Будешь с глупостями ко мне приставать, так передумаю, - пригрозила она.

- Ладно, когда ж целоваться будем? - Димитрий быстро наклонился в седле, обнимая правой рукой Елену за плечи, горячее дыхание обдало ей щеку. Она испуганно дернула за повод, и Ярый резко рванул вперед.

- Куда! - Димитрий пришпорил своего коня, догоняя Елену.

- Ты что, боярин, сдурел! - набросилась она на него. - Люди кругом, а ты обниматься вздумал.

- Забылся, не серчай, больше не буду. Так когда целовать станешь?

- Сперва крест поцелуй, что руками меня хватать не будешь, тогда уж и решим.

- А без креста на слово что ж не поверишь?

- Нет.

Теперь Димитрий долго раздумывал, он-то надеялся и на объятия. Как же тут руками не трогать? Но по лицу Елены было понятно, что или как она хочет, или никак. Он вздохнул, достал нательный крест и поцеловал. Елена довольно улыбнулась.

- Вечером как станем лагерем, пришли Карпушку, куда мне прийти, а я от девок как-нибудь сбегу.

- Только уж поцелуи, как поцелуи, а не так - чмокнула быстро три

раза, и убрус ей давай, - предупредил Димитрий.