— Да, — сказала я, — а что?

— Там мало студентов первых курсов. А то в главной библиотеке настоящий зверинец. Так или иначе, я буду там завтра вечером. Я всегда на втором этаже. Можешь прийти, если захочешь. А потом можем пойти ко мне.

— Приду, — сказала я.

Он поцеловал меня в лоб с пожеланием доброй ночи и ушел. Я приняла душ и легла.

Отчет о контакте, напомнила я себе. Но о сегодняшнем контакте докладывать в Моссад было нечего. Потом. Потом будут и отчеты, и мои расспросы. А пока я была вольна видеть сны с поцелуями Али.

Сладкие сны, не тронутые ненавистью.

12

Была середина апреля. Мы с Али проводили вместе много времени. Должна признать, что гораздо больше, чем было действительно необходимо для шпионажа. По сравнению с тем, что было раньше, мы с ним на удивление ладили. Я научилась управлять собой и, как обещала, никогда не вступала с ним в споры. Также и он, несмотря на свои взгляды, противоположные моим, научился избегать в разговоре некоторых тем. Евреи и различные их злодеяния больше не упоминались. Вел он себя со мной хорошо. Больше не оскорблял и не унижал. Подчиняя, он в то же время был великодушен.

Был только один неловкий момент, когда Али получил-таки письмо с благодарностью от Совета по еврейским поселениям, которое, на мой взгляд, слишком запоздало. Я была у него в комнате, когда он его вскрыл. Я видела, как он его читал, как на лице его отобразилось сдержанно-презрительное выражение скуки.

— Сохрани, если хочешь, — коротко сказал он и бросил письмо в мою сторону. Я сдержала свой естественный порыв и сделала то, чего, как я прекрасно понимала, он и ждет от меня, — разорвала письмо, не читая.

— Я больше не верю в подобные вещи, — бодро заявила я. — Думаю, Израилю следует отказаться от Западного берега…

А также и от Иерусалима, — добавила я для пущего эффекта, в то же время спрашивая себя, не слишком ли далеко я зашла. Но нет, не слишком. Али просто кивнул и стал дальше просматривать свою почту, делая вид, что данная тема ему наскучила. Таков он был, конец политической дискуссии. Об этом «конфликте» мы потом забыли, пока вдруг, гораздо позднее, он снова не всплыл на поверхность.

Полдень мы обычно проводили на траве парка вдоль Ривер Драйв, читая или наблюдая за окружающим миром. Дети играли на железных перекладинах, белки носились друг за другом по деревьям, а морские чайки ныряли в реку за рыбой. По вечерам мы занимались в Библиотеке законов или в комнате Али, где он, как всегда, работал за своим компьютером, тогда как я читала в постели.

На выходные Али брал меня с собой. Он никогда меня не спрашивал, куда я хочу пойти или что я хочу делать. В большинстве случаев он даже не брал на себя труд сказать мне, куда мы идем или идем ли мы вообще куда-нибудь. Он просто полагал, что я буду в наличии, и, само собой, я всегда была. Справедливости ради скажу, что в выборе развлечений он не ошибался. Он не брал меня, например, на спортивные игры и больше ни разу не приглашал в ночной клуб. Чаще всего мы ходили в рестораны и кино, а иногда — на спектакли на Бродвее. Единственное, что мне не нравилось, так это пристрастие Али к фильмам о летчиках-истребителях. Таких фильмов за последнее время было в Штатах снято больше, чем можно было себе представить, и нам приходилось все их посмотреть, а многие даже дважды.

В те дни у нас была одна необычная вылазка. Али позвонил мне в субботу утром и сказал, что мы собираемся на пикник за город и чтобы я взяла что-нибудь для ленча. Я купила цыпленка-гриль, французскую булку, сыра и бутылку вина.

Мы взяли такси, и Али назвал водителю адрес в нижнем Манхэттене. Я подумала, что это место едва ли подходит для пикника за городом, но уже научилась не задавать лишних вопросов. Когда мы приехали, я увидела на площадке несколько вертолетов, выкрашенных в белый и красный цвета. Они принадлежали чартерной компании, и Али взял один из них напрокат на день. Оказывается, такое возможно, если у тебя есть надлежащие летные права.

Чтобы разобраться в ручках управления, Али пришлось изучить диаграмму в пособии по вертолетам. «Я никогда раньше не летал на такой модели», — оживленно пояснил он. Я кивнула, с любопытством озираясь вокруг. Я совсем не нервничала, и это меня немного удивило. Я просто не сомневалась в Али — в его знаниях и навыках. Я бы, не колеблясь, доверила ему свою жизнь.

Наконец он разобрался в ручках управления, и мы плавно поднялись в голубое апрельское небо. Манхэттен упал нам под ноги, как на почтовой открытке, и сердце мое воспарило в предчувствии мечты, которая должна скоро сбыться. Мы пролетели над Статуей Свободы, над островом Эллис, над Эмпайр Стейт Билдинг и направились в сторону Лонг Айленд Саунд. Без единого толчка Али приземлился прямо в лесочке где-то на Лонг Айленде. День был теплый, а воздух полон ароматов, как летом. Мы были одни. Мы поели, а потом, прямо на траве, любили друг друга, пьяные от вина и солнечного света, и птичьи песни вместе со сладким духом клевера баюкали нас.

— Ты так добр со мной, Али, — сказала я ему после всего, глядя на лениво поворачивающиеся под легким ветром лопасти вертолета.

— Конечно, добр, глупышка, — сказал он, погладив меня по голове. — А почему такой печальный тон?

Я не ответила. Что можно было сказать? Ведь ничего не изменилось, и мы по-прежнему враги. Ведь я не предам мой народ за несколько сказочных блюд, или прогулку на вертолете, или за нежные объятия на траве. Ведь мне больше не доставляет удовольствия дурачить тебя, а еще придется — по обязанности и вопреки желанию.

Я начала заниматься компьютерами. На следующий же день после нашего примирения я притащила из библиотеки кипу учебников и справочников по компьютерам и села за работу. Я узнала разницу между РОМ и РАМ, между вычислительной машиной и микрокомпьютером, прочла про различные оперативные системы, про языки высокого уровня и прикладное программное обеспечение. Я написала первую за этот семестр работу, применив программу пословной обработки на одном из компьютеров общего пользования в вестибюле Ливингстон Холла, и поняла, что я больше никогда не вернусь к своей электрической печатной машинке. Я получила право пользоваться университетской вычислительной машиной и вела деловую переписку с другими студентами с помощью электронной почты.

Когда мне было что-то непонятно с компьютерами, я обращалась за помощью к Али. Он относился к моим потугам со снисходительной улыбкой, но в помощи не отказывал. Ему нравилось учить, и он был хороший учитель, когда делился со мной теми или иными своими знаниями. «Ты столькому меня научил», говорила я обычно ему в постели, и он больше не кивал с самодовольным видом.

С Эми и Маргарет я почти не виделась. Времени не хватает, говорила я себе. Хотя не это было подлинной причиной. Я ведь проводила с Али не двадцать четыре часа в сутки. Но мои дружбы перестали быть тем, чем были раньше, и в этом была только моя вина. Я больше не могла довериться своим подругам, я стала скрытной и замкнутой. Отношения с Али и работа на Моссад полностью определяли мою жизнь. С мыслями об этом я вставала и ложилась. Али не задавал мне вопросов по поводу моего состояния, потому что был не из тех мужчин, кто подвержен сомнениями в себе. Ночью в своей постели он получал все доказательства моей страсти, она-то никогда не лгала.

Днем я часто спрашивала его о вещах, которые могли быть интересны Зви Аврилю.

— Ты знаешь кого-нибудь из принцев, Али? — спросила я его однажды, когда мы гуляли по Риверсайд Драйв.

— Конечно, — равнодушно отозвался он. — Многих.

— Скольких? — продолжала я.

— О, десятки…

— Правда? — помимо воли удивилась я. — Должно быть, ты очень близок к королевской семье, раз всех их знаешь.

— Никто всех их не знает, — смеясь, ответил Али. — Даже они сами. Но каждый, кто хоть что-нибудь значит в Саудовской Аравии, встречался со многими принцами. Их так много, что их трудно избежать, даже если постараться.