- Мне нужно кольцо Кэррелл, - наконец сказал он.
Зелия бросила ему кольцо — небрежно, как будто кольцо ничего для неё не стоило. Арвин поймал его и крепко сжал в ладони. Он посмотрел на Зелию.
- А тебе в этом какая выгода?
- Вечная благодарность госпожи Дедианы Экстаминос, - ответила она. - За то, что её сын, а не Сибил, отправится на Смарагд, освободит Ссета и получит от бога награду за свою службу.
Арвин испустил долгий, медленный вздох. Дметрио тоже хотел стать аватаром Ссета? Уже год Арвин боролся против одной юань-ти, которая хотела стать богом, и Зелия предлагала обьединить силы с другим — с тем, кто так небрежно использовал, а потом бросил женщину, беременную его ребёнком, тем, кто пользовался поддержкой самого страшного из врагов Арвина.
Арвин потёр виски. Он собирался сыграть в опасную игру. Чтобы спасти Кэррелл — и при этом не выпустить злобного бога на свободу — придётся найти способ одолеть Зелию.
- Ну? - спросила она.
Он закрыл глаза и пожал плечами. Зелия по-прежнему управляла его судьбой, так же уверенно, как если бы посадила в него семя. Ей нравилось наблюдать за его страданиями.
- Я сделаю это, - прошептал он. - Ради Кэррелл и наших детей.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
- Странная рана, - заметила она.
Арвин просто кивнул.
- Можете вылечить?
Жрица была молодой светловолосой женщиной, которая могла быть красивой, если бы не глубокие морщины на лбу — цена за принятие чужих страданий. Она ответила собственным кивком.
- Плачущий бог чувствует твою боль, сын мой, - произнесла она.
Она была одета в пепельно-серую рубаху, штаны и такой же серый головной убор, а к груди был приколот символ Ильматера — пара скованных рук.
Арвин хорошо помнил этот символ из своего детства. Отрубленные руки — они всегда казались ему таковыми — и другие символы мученичества украшали аббатство. Жрецов-мучеников Ильматера изображали во всей красе: усеянных чумными язвами, разрываемых на части волками или покрытых кровоточащими ранами. Мученики всегда смотрели в сторону Шуррока — дикого царства холмов, ливней, воющих ветров и диких зверей, места обитания Ильматера. В этом домене все его преданные последователи получали свою награду: вечные страдания.
Арвин мог пойти к целителю гильдии, но тогда пришлось бы отвечать на неудобные вопросы. Гильдия не одобряла «работы на стороне». Но в Часовне Исцеления, которая заботилась о людях Хлондета, всего лишь просили бросить пару монет — сколько мог позволить себе проситель — в деревянный ящик для пожертвований.
Предрассветный час только заканчивался, и на улицах за стенами часовни было тихо. Исцеления искал только Арвин. Но с наступлением рассвета каменные скамьи часовни наполнятся просителями.
Жрица прошептала молитву — Арвин знал её наизусть, хоть целительные молитвы в аббатстве и использовались нечасто; жрецы считали, что страдания закаляют дух. Раны на его пальцах медленно заросли. Священница коснулась его рта и ушей, и боль от каждой раны угасла. Закончив, она взяла в ладони его левую руку и коснулась обрубленного мизинца.
- Это, - сказала она, чуть приподнимая его руку, - слишком старая рана, чтобы я могла её исцелить. Здесь необходимо касание Боленосца.
- Ничего страшного, - отозвался Арвин. Он совсем не хотел встречаться с кем-то из старших жрецов. Единственная причина, почему он обратился в часовню — здесь работали самые молодые клирики ордена, мужчины и женщины, которые были недостаточно старыми, чтобы разворошить неприятные воспоминания Арвина. - Я привык.
Он не стал объяснять, что сделает с ним гильдия, если узнает, что он избавился от их метки. Может быть, однажды, наконец покинув Хлондет, Арвин разыщет жреца, который сможет вырастить новый палец, но...
Она отпустила его руку.
- У тебя лицо человека, который видел множество страданий. Да благословит тебя Ильматер и поможет нести твою ношу.
Арвин встал. Он был благодарен за исцеление, но не за напутствие. Меньше всего ему нужен был ещё один бог, вмешивающийся в его дела.
Когда он бросил монеты в ящик для пожертвований, в часовню влетела растрёпанная женщина, сжимая в руках неподвижного младенца.
- Её укусили! - закричала женщина. - Змея! Змея в колыбели! Она заплакала — разбудила меня — и я увидела у неё в кулачке змеиный хвост. Змея укусила её. Пожалуйста, прошу, вы можете её спасти?
Жрица занялась девочкой, коснувшись её крохотной ручки и прочитав заклинание. Арвин мгновение наблюдал за этим — мать задыхалась от бега, и скорее всего, было слишком поздно, чтобы нейтрализовать яд — потом выскользнул за дверь. Он не хотел знать, чём всё закончится. Покидая часовню, он услышал, как жрица бормочет соболезнования, а мать громко рыдает. По крайней мере, мрачно подумал он, женщина хоть ненадолго познала эту радость — держать на руках собственное дитя.
Арвин не знал, получится ли то же самое у Кэррелл.
Шагая по узкой изгибающейся улице, окутанной с обеих сторон зелёным мерцанием зданий, он спорил с собственной совестью. Кэррелл не понравится его вынужденный союз с Зелией — полгода назад она уже совершила эту ошибку, и результаты были катастрофическими. Она точно не одобрит любой план, в котором присутствует риск того, что обе половины Змеиного Круга попадут в руки одного из последователей Ссета. Арвину невыносимо хотелось снова поговорить с Кэррелл, но магическое послание, которое он отправил ей, покинув крышу Зелии, как и все предыдущие не достигло адресата.
Юноша до сих пор не мог поверить, что Зелия просто отпустила его. Она бросила в него полотенце, когда он попросил что-нибудь, чтобы прикрыть наготу — с тех пор Арвин уже успел переодеться и выбросил полотенце в мусорную кучу — затем проводила его из сада вниз на улицу. Он осторожно следовал за ней, ожидая, что Зелия попробует посадить в него семя, но она не стала этого делать. Возможно, решила, что возвращение половины Змеиного Круга Пакала займёт больше семи дней.
Он остановился перед одним из публичных городских фонтанов и зачерпнул руками глоток воды. По пальцу, который только что исцелила жрица, змеёй бежала полоска шрама. Он вытер руки о штаны. Зелия иссушила его муладхару, но у Арвина всё равно оставался её лазурит. Если он собирается украсть у Пакала Змеиный Круг, то медлить не стоит.
Он закрыл глаза, сосредоточившись на лице дварфа. Рубец на лбу защипало, когда лазурит пришёл в действие, и образ Пакала в его сознании стал чётче. Дварф не спал, пот струился по его лицу, пока он шагал сквозь мрак. Арвин не видел, где находится Пакал — волшебное послание показывало только адресата — но похоже, что тот поднимался по крутому склону.
Осторожно подбирая слова, Арвин заговорил напрямую с разумом Пакала. Он уже решил рассказать правду — часть правды, по крайней мере.
- Кэррелл жива, - сказал он, - она в беде. Она сказала мне найти Тс'икил. Где ты? Мне нужна твоя помощь. Говори коротко: заклинание действует недолго.
Пакал остановился, изумлённо распахнув глаза. Краткий миг он смотрел прямо перед собой — в его сознании витал блеклый образ лица Арвина. Радость, потом осторожность проступили на лице дварфа. Наконец, оно приняло раскаянное выражение, и дварф заговорил. Хотя он говорил на своём языке, Арвин понимал его реплики, обращённые прямиком к его разуму.
- Я приведу тебя к Тс'икил. Встретимся в храме на горе Угрут. Буду ждать там.
Он сделал паузу, потом добавил:
- Прости, что я сбежал, мой долг...
Образ Пакала исчез, когда магическое послание прекратило действовать. Арвин нахмурился удивляясь тому, что Пакал направляется в храм чужого бога — а тем более Талоса, бога разрушения. Но спросить юноша уже не мог — до следующей ночи. Лазурит позволял им связаться с каждым конкретным индивидом лишь раз в день. Он посмотрел через весь город в сторону горы Угрут. Из вулканической вершины в постепенно светлеющее небо поднималось облако чёрного дыма.