Высокие вековые деревья, росшие по обоим берегам, скрывали от бойцов горы Хонглинь. В редких просветах в зеленых кронах виднелось мрачное, затянутое черным дымом небо, издалека доносилось потрескивание горящего бамбука.

Ван Тян неожиданно заметил белые листки бумаги, разбросанные по берегам и плывущие вниз по течению ручья. Из любопытства он поднял один. Это была листовка, величиной не больше ладони, отпечатанная на хорошей бумаге. Он мельком посмотрел ее и скривился.

— Что пишут? — поинтересовался Чонг.

Ван Тян скомкал листок, хмыкнул:

«Президент Республики Вьетнам и господин главнокомандующий выражают свое сочувствие жителям освобожденных зон по поводу того, что они лишены свободы, и учтиво приглашают в свой «свободный мир», обещая благополучие и достаток». Прекрасно! У нас как раз не хватает бумаги для санитарных нужд!

Хоай Тяу тоже поймал одну листовку, проплывавшую мимо камня, на котором он сидел. На ней было отпечатано длинное стихотворение какого-то сайгонского поэта, явно написанное на потребу деятелям психологической войны и призывавшее девушек выходить замуж в «свободном мире». На обороте была нарисована длинноволосая девица в черных брюках и красной как кровь блузке, длинноногая, с острыми ноготками.

Хоай Тяу передал листовку Зэну:

— Погляди-ка, парень, и объясни мне в чем тут дело.

Зэн прочитал, покачал круглой головой и усмехнулся:

— Вот идиоты! Тупые ослы! Стишки эти только и годятся для жен их солдат. Такие листочки надо разбрасывать над теми зонами, которые они сами же и контролируют! — И Зэн разорвал листовку на мелкие клочки, а потом поднялся и решительно вскинул на плечи вещмешок.

Выонг Ван Кхием тем временем успел свернуть из листовки самокрутку и насыпать туда крепкого лаосского табаку. Затянувшись несколько раз, он сжег бумажку и тоже поднялся:

— Ох и хорош табачок! А эти писаки у Тхиеу — ну и ловки же они людям мозги пудрить!

Когда сумерки сгустились и камни стали плохо видны, все почувствовали, как трудно идти. Слева и справа высились отвесные, густо заросшие берега. Кроны больших толстоствольных деревьев поднимались высоко вверх и, тесно сплетаясь одна с другой, плотным пологом закрывали небо.

Никто не решался зажечь фонарик. Дорогу нащупывали посохами. Шли не отставая друг от друга, и шедший сзади старался держаться за вещмешок того, кто шел впереди. Бросив со стороны взгляд на цепочку, можно было бы подумать, что идут слепые.

Первым двигался Выонг Ван Кхием, за ним — Чыонг, который то и дело оглядывался и шептал в темноту:

— Сюда, сюда! Здесь можно пройти!

Он крепко держался за командира подразделения и в самых трудных местах помогал Ван Тяну или Хоай Тяу.

Так они шли три часа подряд без отдыха, но за это время преодолели всего один километр.

Случалось им набрести на глубокое место, где вода была очень холодной, а ноги не доставали до дна. Приходилось отступать, сворачивать вправо или влево, осторожно переставляя ноги, цепляясь за свисавшие в воду корни деревьев, росших на отвесном берегу. Одно неверное движение грозило неизбежным падением в ледяную воду.

Часам к трем утра Хоай Тяу почувствовал, что смертельно устал. К тому же его начало лихорадить. Он обливался потом, его бросало то в жар, то в холод, по телу бегали мурашки. Однако Хоай Тяу, стиснув зубы, вглядывался в двигающуюся впереди фигуру Чыонга и, превозмогая дрожь, старался не отстать от него. Но идущий впереди Чыонг временами пропадал в темноте. В один такой момент Хоай Тяу наткнулся на огромный скользкий камень. Покрепче сжав в руках посох, он полез по нему наверх. Добравшись до верха, Хоай Тяу вытянул посох вперед, но дна, конечно, не достал и соскользнул с камня в воду.

Раздался громкий всплеск. Хоай Тяу погрузился в воду по грудь и тут же почувствовал как коченеет от холода нижняя половина его туловища.

Справа послышался крик Чыонга:

— Комиссар! Я здесь!

Возбужденно дыша, он подошел к Хоай Тяу, помог ему выбраться, снять вещмешок и сказал:

— Говорил же я вам, а вы все не слушаете! Ваш вещмешок я понесу сам!

Комиссар тяжело вздохнул. С тревогой подумал о бойцах отряда, которые шли за разведдозором. Хоай Тяу никогда еще не приходилось встречать столь трудного для перехода ручья. Он ужаснулся, вспомнив о едва передвигавшихся раненых.

— Да, тяжко им придется, — сказал он про себя, — очень тяжко.

В полной темноте они продолжили терпеливо пробираться по холодному и опасному ручью. Это были сверхчеловеческие усилия, но в половине пятого утра разведдозор все одолел два километра и вышел на берег.

Неясный свет неярких звезд помогал им теперь видеть друг друга. Приближался рассвет. Идти до пещеры Большой Лягушки оставалось совсем немного.

Выонг Ван Кхием подозвал шедшего за ним Зэна:

— Дальше пока не ходите. Я разведаю обстановку и вернусь.

Он схватился за нависшую над ручьем лиану и выбрался на левый берег. В этой части Золотой ручей разделялся на два рукава: левый проходил как раз неподалеку от пещеры Большой Лягушки, но оказался до такой степени забит камнями, что воспользоваться этим путем для перехода не было никакой возможности.

Выонг Ван Кхием, едва успев выбраться на отвесный берег, тут же соскользнул по лиане вниз.

Чонг удивленно спросил:

— Что случилось?

Выонг Ван Кхием предостерегающе приложил палец к губам, поманил к себе Чонга и шепнул:

— Противник!

Чонг быстро сбросил с плеч вещмешок и, забравшись наверх, плотно прижался к земле.

Примерно в двадцати по выжженному травянистому склону, вытянувшись в цепочку, уходила к излучине ручья группа солдат с ручным пулеметом. По всей видимости, они шли к соседнему холму. Ветерок принес запах сигарет, заношенной солдатской одежды, сухого бензина.

Эта была последняя группа из двух десантированных батальонов дивизии «Жан Док», покидающая район гор Хонглинь. По приказу командования группа задержалась здесь на ночь, а сейчас двигалась к другому холму, чтобы встретиться со своими и дождаться вертолета для возвращения на базу.

Когда солдаты прошли излучину ручья и скрылись за холмом, Выонг Ван Кхием быстро поднялся и, согнувшись, побежал в сторону пещеры.

Только около шести часов утра весь отряд «Венера» наконец собрался в пещере Большой Лягушки. Чан Нонг сразу же вызвал радиста и приказал передать радиограмму: «Достигли К-3 20 декабря в 9.00. Все в порядке».

Стоял жаркий полдень. Холмы, выжженные несколько дней назад, сделались пепельно-серыми. Ветер приносил в пещеру сладковатый запах спаленной травы.

Узкая красноватая тропа вилась по холму от излучины ручья до подножия гор Хонглинь. Чан Нонг вместе с Тхао Кеном немало потрудились, чтобы ветками намести на вытоптанную тропу пепел сгоревшей травы и стереть таким образом все следы прошедших здесь бойцов, но все же достаточно было встать у входа в пещеру, чтобы ясно увидеть эту коричнево-красную ниточку на сером фоне склона. Оставалось уповать только на дождь, который наверняка скроет все следы.

Передав радиограмму, Чан Нонг собрал комсостав и лишь через час отпустил всех, чтобы люди могли наконец отдохнуть.

Прошло часа два, и Хоай Тяу созвал партбюро. Было решено провести общее собрание, чтобы подвести итоги прошедших двадцати дней, отметить особо отличившихся за это время бойцов и командиров.

Поговорили и о том, как наладить питание, экономя продукты, как восстановить силы бойцов, измотанные за время длительного перехода.

После собрания командование отряда приняло меры по организации разведки и наблюдения за объектом К-1, как условно обозначалась база «Феникс». Решено было послать радиограмму командованию с просьбой разъяснить, как связаться с товарищами, находившимися в расположении базы.

— Хоай Тяу болен, — сказал Чан Нонг, — поэтому он должен полежать несколько дней, чтобы восстановить силы. На связь пойду я.

Но Хоай Тяу отрицательно покачал головой: