Я швырнул последнюю гранату за спину Дятла, не удержавшего Настю, перехватил топор в правую руку и метнул в дальнего от меня Ануннака, так как бездушный компьютер внутри определил его более серьезной помехой, зафиксировав рядом с ним знакомый полупрозрачный пульт. Топор рассек воздух, закручиваясь по хитрой гиперболе, выводящей плоскость его вращения из вертикальной в другую, практически параллельную земле, и смачно врубился прямо в широкий рот между выступающими челюстями. Рот стал еще шире, нижняя челюсть, перерубленная напрочь в местах крепления ее отростков к височным костям черепа, упала на землю, а осиротевшая голова, словно очень утвердительно чему-то кивнув, звонко ударилась передними зубами верхней челюсти о широкое лезвие топора, глубоко засевшего в шее. Божество покачнулось и тяжело опустилось на узловатые колени, застыв в коматозе.

  Я в это время уже летел в высоком прыжке ко второму Анунахеру, находившемуся в непосредственной близости от меня. Страх. Нечеловеческий, чужой, но очень-очень пронзительный. Дикий, парализующий страх остался единственной эманацией, исходящей из мозга хозяина, пока тяжелый, покрытый металлом носок моего берца не врезался в этот мозг, а точнее - в район левого виска. Я в развороте добавил туда же кулаком, приземлился, перекатился через голову и побежал дальше. Хруст продавленной височной кости и сломанной шеи за моей спиной перешел в знакомый вопль, покидающего этот мир Ануннака.

  "Что-то хилые они совсем в рукопашной. - подумал кто-то внутри меня. - Привыкли к своим Дятлам, вообще не тренируются..."

  Я добежал до застывшего на коленях с топором в зубах бедолаги, уперся ногой в грудь, выдернул оружие и, не давая чуть живому телу упасть на спину, прокрутил рукоятку в руках и тяжелым обухом раздробил вытянутый лысый затылок. Последний крик, минус еще один.

  Когда я присел у неподвижного тела Насти, бездушного робота все-таки пробило человеческими чувствами. Пробило так, что я, выронив топор, просто упал на колени рядом с ней, обнял обеими руками, прижал к себе и завыл. Одного взгляда было достаточно, чтобы все понять. Моей Насти больше нет...

  Исчез багровый склон, звездное небо, подобравшиеся совсем близко уцелевшие Ануннаки со свитой, два их корабля, зависшие наверху. Исчезло все. Остались только неизмеримые ничем горе и скорбь. Они обволокли меня черными облаками и потянули куда-то в туманную даль, где смутно просматривался образ все того же страшного колодца, выстроенного из мертвых тел, в который я как-то раз уже падал... Я равнодушно устремился вслед за ними, безропотно и обреченно, позволяя уносить себя этому бурному потоку. Я убивал самого себя. Осознанно и хладнокровно. Даже с каким-то странным облегчением, что мне можно уйти вслед за Ней, исчезнуть навсегда в безбрежном океане времени, а не дышать дальше этим сраным, чужим воздухом, не топтать ногами эту темную равнину, не терпеть эту страшную боль...

  А потом я почувствовал. Еле уловимо. Будто в затхлом неподвижном воздухе пещеры чуть-чуть потянуло свежим сквозняком, или в слепом мире, полностью лишенном света солнца и звезд, зажегся маленький, слабый трепещущий огонек свечи. Настя была жива. Ее душа была здесь, держалась на тонкой-тонкой ниточке за умирающее тело, давно готовая оторваться и исчезнуть навсегда, но почему-то до сих пор этого не сделавшая.

  Я осторожно, боясь поверить и спугнуть, поднял ставшее совсем невесомым родное тело и выпрямился.

  Вместе с робкой надеждой вернулась страшная реальность. Хозяева стояли вокруг, а сил что-то сделать не осталось. Совсем. Безумие, продолжавшееся уже хрен знает сколько времени, с тех пор как мы выплыли из Аквариума, выжало из меня все...

  Я стоял с Настей на руках, смотря на окруживших меня существ, и понимал, что теперь точно все. Мы проиграли. Шах и мат...

  Громко щелкали секунды. Небо постепенно светлело. Бесконечная кровавая ночь уходила, уступая место пока еще робкой заре. Интересно, успею я в последний раз увидеть солнце? - лениво шевельнулось в голове. Пусть далекое и из другого времени, но все равно - родное, свое...

  Хозяева медлили, наслаждаясь моментом. Желтые глаза светились презрением и злобным торжеством. Они возбужденно общались друг с другом, наверное, решая, как поизощренней меня казнить, чтобы я прочувствовал сполна последствия своей наглости и неповиновения.

  Я закрыл глаза и погрузился в себя, ожидая приговора и его исполнения. Эмоций не было, если не считать смутного, толком не оформившегося ощущения глобальной неправильности происходящего. Словно, застыв вот так без надежды и сил, я поступал неправильно, предавая кого-то. Будто, несмотря на полную безвыходность положения, я должен был все равно во что-то верить и что-то делать. Странно... Что тут можно сделать?

  Снова открыл глаза. Вместо горбатых фигур меня окружала стена. Крепкая, высокая. Следующий барьер. Очередной обруч, сковывающий мои возможности. Я мысленно потянулся к ней, потрогал холодную твердую поверхность, а потом начал пробивать в ней дыру. Не было ни поднимающейся из глубины души ярости, гнева, ненависти, не было никакого надрыва всех сил моего естества, я просто спокойно, не думая ни о чем, ломал стену. Словно рабочий на стройке, неторопливо разрушает фундамент старого здания, чтобы освободить место для новой постройки. Совершенно не представляю - как, но у меня получалось. Отвалился один кусок, потом второй, побольше, следом исчез целый фрагмент от низа до верха, следующий, а потом рухнула и вся стена. Я протянул руку и взял то, что находилось за ней...

  Дальше - все, как в тумане. Или, в облаках пыли, поднятой упавшей стеной. Из этой пыли проступили фигуры Ануннаков, почуявших неладное и встревоженно задвигавшихся. А потом тело рванулось в сторону, стараясь как можно меньше потревожить лежавшую на руках Настю. Мелькали ленты, выпущенные Дятлами, били с неба два огромных кулака, хозяева атаковали сознание с яростью охотника, упускающего уже вроде бы пойманную добычу... Все как будто не со мной. Я совершенно не осознавал, что делает моя физическая оболочка, чтобы остаться живым. Сквозь все это безобразие вокруг я увидел Лешего. Он радостно улыбался и нетерпеливо подпрыгивал.

  Я вдруг понял, что никуда бежать не надо. Надо просто взять и оказаться рядом с ним. Все очень просто, раз и все...

  На короткий миг я выпал из реальности, а потом увидел перед собой, буквально на расстоянии вытянутой руки, суетящегося Леху. Ни хрена себе! Оглянулся. Растерянная кодла хозяев была далеко позади. Разглядели меня, яростно взвыли хором и бросились наверх по склону. Леха нагнулся, словно собираясь поднять что-то с земли, а потом выпрямился, ведя руку с зажатым в ней небольшим странным предметом вертикально вверх. За рукой в воздухе оставался расширяющийся след или щель, из которой били лучи яркого дневного света. Словно молния выхода из палатки, которую открыл Леший. Вот только палаткой была целая равнина, а что ждало нас там, "снаружи", знал только мой друг. Щель, колыхаясь, словно от ветра, висела в воздухе. Леха молча повернулся ко мне, осторожно взял у меня из рук тело Насти и шагнул прямо в вертикальный росчерк света.

  - За мной, Егорка! - донеслась из-за его спины короткая фраза, и он исчез.

  Я последний раз оглянулся на приближающуюся толпу и шагнул за ним. Прямо в ослепительный белый свет. Сзади донесся многоголосый яростный вой, а потом наступила тишина.

  12.

  Тишина.

  Ватная, абсолютная и настолько плотная, что кажется - можно поднять руки к ушам и ее потрогать. Егору она представлялась в виде желтой монтажной пены, которую залили ему в уши, а она, заполнив собой все полости черепа, затвердела и выдавилась из ушных раковин бесформенными шишковатыми затычками. Или, как будто, внезапно разросшемуся мозгу стало тесно и скучно в голове и он, найдя себе путь через первые попавшиеся отверстия с интересом выглядывал наружу, полностью перекрыв любые звуки.