Работая в оккупированном городе, молодой комсомолец увидел своими глазами так называемый «новый порядок», который фашисты хотели навязать советскому народу. Помещения, где раньше располагались советские учреждения, они заняли под гестапо, комендатуру, полицию, школы - под казармы, пооткрывались увеселительные заведения - «только для немцев», на улицах всюду маячили военные патрули, в тяжелых касках, с автоматами на груди. На стенах зданий, на заборах виднелись зловещие приказы фашистских оккупационных властей, особо выделялись жирным шрифтом всем ставшие понятными с приходом фашистов слова: «расстрелян», «повешен»

Однажды Коля получил повестку, где ему, согласно приказу оккупантов, предписывалось явиться на биржу труда для регистрации.

Посоветовавшись с «дедом», он пошел в это заведение, через которое шла отправка советских людей на фашистскую каторгу.

Трудно было сдерживать свои подлинные чувства комсомольцу Мартынову. Там, на бирже, мордастые фашистские чиновники грубо, словно лошадей, осматривали советских людей. Плакали женщины и девушки, которым предстояла отправка в фашистскую неволю. Никто не верил ярко намалеванным фашистским плакатам, изображавшим райское житье восточных рабочих в нацистском рейхе. На этот раз все обошлось благополучно. Колю зарегистрировали и выдали соответствующий документ, снабженный его фотографией. Но вскоре пришла вторая повестка: теперь речь шла об его отправке в «великую Германию». Ночью Николай ушел из Брянска. Свои люди доставили его к партизанам, в Брянские леса.

После тяжелых кровопролитных боев отряд, в котором воевал отважный ярославский комсомолец, вышел на Большую землю для отдыха и пополнения сил. Недолгим был отдых для Николая. В один из действовавших в тылу врага отрядов срочно был нужен радист. Командование приняло решение перебросить Мартынова через линию фронта на самолете «У-2».

Начальник отдела разведки, пожилой полковник, задумчиво оглядел стоящего перед ним высокого, худощавого юношу:

- Мартынов, мы вас представляем к ордену, молодец! - Он подошел к Николаю вплотную, положил руку на его плечо, глаза его потеплели. - Отдохнуть бы тебе, парень.

- После войны отдохнем, товарищ полковник,- ответил Николай.

На аэродроме Николай встретил Петра Кравченко, летчика, который не раз летал к партизанам. Петр, всегда жизнерадостный, крепкого телосложения украинец, узнал Николая.

- Миколка, друг, значит, с тобой летим. Вот здорово!

Перелетая через линию фронта, самолет попал под обстрел вражеских зениток. Несколько осколков разорвали обшивку фюзеляжа, а один угодил в мотор, откуда сразу же вырвалось пламя и повалил черный дым. Кравченко резко бросил машину к видневшемуся далеко внизу лесу. А когда машина, охваченная пламенем, шла над лесом, он крикнул в шлемофон:

- Микола, прыгай!

Едва Николай вывалился из горящего самолета, раздался оглушительный взрыв: рванули бензобаки. Николая обдало огненной струей и больно ударило по спине. Теряя сознание, он успел раскрыть парашют.

Очнулся в густом лесу. Было холодно, и страшно хотелось пить, одежда на спине прилипла к телу. Николай спрятал парашют и, превозмогая боль, встал, осмотрелся. Вечерело. Было очень тихо, лишь ветер шелестел в осенней опадавшей листве. Николай снял снаряжение и стал раздеваться. Вся спина была в крови. «Видно, осколком»,- подумал он. Кое-как, используя индивидуальный пакет, перебинтовал раны. Затем, выбрав удобное место, Николай установил «Белку» и начал вызывать своего корреспондента. Когда связь была установлена, он сообщил о случившемся. Несколько дней провел он в лесу, пока его не обнаружили партизаны.

Еще долго не пришлось Николаю Мартынову отдыхать. Снова и снова он уходил на задания. Уже несколько орденов украшали его грудь, а ему еще не было и 18 лет.

В октябре 1944 года он в составе группы из 12 человек был выброшен под Кенигсберг - цитадель фашистской Германии в Восточной Пруссии. Группа имела задание развернуть разведывательно-диверсионную работу в этом важном стратегическом районе и обеспечить корректировку бомбовых ударов нашей авиации по магистралям Кенигсберг - Тильзит, Кенигсберг - Каунас, а также по военным объектам Кенигсбергской крепости и порта.

Операция была сопряжена с чрезвычайными опасностями и сложностями. Территория Восточной Пруссии представляла собой сплошной военный лагерь. Гестапо, СС, фельджандармерия делали все возможное, чтобы обезопасить этот район от советских разведчиков-парашютистов. Чужая, незнакомая территория. Редкие лесочки, просматриваемые со всех сторон, и добротные хутора и фальварки, где хозяйничали угрюмые и жадные гроссбауэры. Попробуй подойди, у каждого ружье, свора злых псов и обязательно дома телефон. Работали у этих кулаков насильно угнанные советские люди. С ними удалось установить связь, а через них - с группами Сопротивления, куда входили и иностранные рабочие. Они охотно и самоотверженно помогали советским разведчикам.

Группа «Корректировщики» разбилась на тройки и начала свою полную риска работу. Жить приходилось в лесу. Трудно обстояло дело с явками, которые были в самом Кенигсберге. Но отважные разведчики делали свое благородное дело, и результаты их трудов не заставили себя ждать.

И вот на эшелоны, выходящие из Кенигсберга, в пути стали регулярно налетать наши бомбардировщики. Все шло в определенной последовательности. Сигнал о выходе эшелона с живой силой и техникой по магистрали такой-то поступал из города, портативная рация «Джек» давала условный сигнал в эфир, который принимался на одном из прифронтовых аэродромов нашей авиации. Немедленно следовал страшный бомбовой удар по вышедшему из города эшелону. Это стало регулярным явлением и всполошило фашистское командование. Начались облавы и операции по прочесыванию. На поиски наших отважных разведчиков было поднято все окрестное население.

Во время одной из таких облав, погиб друг Николая Эдик Майоров. Он постоянно дежурил у дороги и своевременно давал сигналы нашей авиации. Когда его обнаружили немцы, Эдик понял, что ему не уйти, и принял неравный бой. Его окружили фольксштурмовцы, среди них было много фашистских фанатиков. Меткими выстрелами из пистолетов Эдик уложил многих, но сам был смертельно ранен, и тогда озверевшие фашистские изуверы, захватив юношу, живьем закопали его в землю. Разведчики продолжали свою работу и вскоре уничтожили важную персону из Главного управления имперской безопасности. На шоссе была сделана засада, и, когда показался сверкающий хромом и никелем роскошный «оппель-адмирал», Николай выстрелил из пистолета в лобовое стекло, которое разлетелось серебристыми брызгами. Машина встала. Из нее выскочил солидный эсэсовский офицер в черном мундире, но тут же рухнул, скошенный, пулями советских разведчиков. После этого случая фашисты сбились с ног в поисках неустрашимых советских разведчиков. В декабре, когда стало невыносимо холодно и группа значительно поредела, был получен приказ о выходе. Но выйти удалось немногим. Фашисты блокировали все дороги, просеки. Николай шел с Иваном Почешинским, который был ранен в руку. Шли только ночью, голодные, оборванные, питались сырыми грибами, ели кору деревьев, но упорно шли к своим. Рана у Почешинского гноилась, рука почернела, он уже не мог идти и временами терял сознание.

В густом лесу, выбрав укромное местечко, Николай разжег маленький костер, накалил свою финку:

- Ну потерпи, Иван!

И он начал сложную, страшную операцию. Нужно было срочно ампутировать руку: начиналась гангрена.

Стиснув зубы, глухо стонал Иван, а -Николай, напрягая последние силы, резал человеческое тело, резал, чтобы спасти своего боевого друга. И он спас его. Когда они вышли к своим, то это были два изможденных скелета.

После небольшого отдыха, получив награды, Николай был снова в строю и снова с группой отважных разведчиков-диверсантов летел в тыл врага. Целью теперь был район Берлина, задача - та же.

ПО ДОРОГАМ НЕЗРИМОГО ФРОНТА

Во время войны наше командование направило в тыл врага немало отрядов специального назначения. Таким был отряд под условным названием «Гвардия», где мне довелось выполнять функции радиста, таким же был отряд «Максим», с которым шел радист Алексей Крылов.