Пока старейшины осознавали то, как она связала Данло с хорошо знакомыми им строками Алгоритма, бесстрастный взгляд Харры упал на Бертрама Джаспари. А рот, говорил этот взгляд, человек боязливый, не могущий даже самого себя исцелить от своих преступных амбиций. Следующие ее слова были обращены как ко всему Койвунеймину, так и лично к Бертраму:

– Мы слышали, что Данло ви Соли Рингесс – сын хакра и что он держал речь перед собранием святотатцев-рингистов. Но быть родственником хакра – не преступление, и никто из нас не слышал, что говорил он на том собрании. Подумаем лучше о нас самих и о том, что мы видели здесь сегодня. А видели мы вот что: пилот встретил своего убийцу без страха и исцелил его своей музыкой. Что за музыка! Никогда еще мы не слышали ничего подобного! Никогда не ощущали такой силы и такой красоты. Старейшина Джанегг тоже почувствовал это. Он обезумел от ненависти к пилоту – обезумел настолько, что решился убить, и нам следует спросить себя, кто запрограммировал в нем эту страсть. Был ли это он сам? Возможно, да, а возможно, и нет. Ясно одно: мы видели, как старейшина Джанегг опустил оружие и обратился к себе за новой программой. Разве не Данло ви Соли Рингесс вызвал этот процесс? Разве не он в конечном счете исцелил Джанегга от безумия “своим дыханием и светом своих глаз”? Кто из нас видел когда-нибудь подобное чудо? И кто из нас не помнит пророчества?

Тут Харра сделала паузу и посмотрела на Бертрама так, словно он никогда не понимал истинного духа Алгоритма, не говоря уже о требованиях, которым должен соответствовать не только старейшина Архитекторов, но и любой человек.

– Теперь мы процитируем стих из “Видений” полностью, – сказала она, – и просим вас слушать внимательно.

По знаку Харры ее внук Леандр эн ли Дару Эде подал ей воды. Она смочила губы и посмотрела на Данло долгим, глубоким взглядом, странно улыбаясь при этом.

– “Однажды, – начала она, цитируя слова Николоса Дару Эде, сказанные им его последбвателям перед самым преображением, – однажды, когда вы будете близки к отчаянию, явится к вам человек со звезд. Он перепишет наихудшие ваши программы своим дыханием и светом своих глаз. Этот человек, не знающий страха, который исцелит живых, и войдет к мертвым, и посмотрит на небесные огни внутри себя, не утратив разума. Он будет только человек – то, чем только и может быть каждый из людей. Однако он будет истинным Архитектором Бога, ибо в нем Божественная Программа для человека реализуется в совершенстве. В темные времена он будет светоносцем и, подобно звезде, укажет вам путь ко всему, что возможно”.

Эти древние слова применительно к собственной персоне позабавили Данло и вызвали у него улыбку. Но в Койвунеймине никто не улыбался. Многие, включая Киссию эн ли Эде, смотрели на Данло с обновленной надеждой, как будто видели его в первый раз. Но ивиомилы восприняли предположение о том, что Данло и есть человек, о котором говорится в “Видениях”, как оскорбление. Бертрам Джаспари в довольно ребяческом порыве энергии гнева грохнул по столу кулаком и крикнул:

– Он наман, а возможно, и хакра! Как осмелилась Святая Иви даже предположить, что он светоносец!

– Как осмелился ты? – Харра гневно, в упор, смотрела на человека, мечтающего свергнуть ее и вполне способного привести Церковь к погибели.

Старейшины смотрели теперь только на них двоих.

– Ты привела его в нашу Палату, и одно это…

– Мы просим тебя замолчать. – Под ее учтивым тоном, как меч в шелковых ножнах, таилась сталь.

Бертрам осекся на полуслове и сел с полуоткрытым ртом. В его маленьких глазках читались хитрость, нетерпение и ненависть. Какой-то миг казалось, что он не подчиниться и молчать не станет, но он, чувствуя, возможно, что потрясенные старейшины пока не готовы поддержать его, смирился. Он опустил глаза и склонил голову, как это подобает каждому Архитектору перед лицом Святой Иви.

– Мы не можем знать, – продолжала Харра, – действительно ли этот пилот есть светоносец, обещанный нам. Но мы можем подвергнуть его испытанию. – Она помолчала, дав старейшинам осмыслить ее намерение, и стала продолжать: – Мы должны также расследовать, как удалось Джанеггу пронести в Койвунеймин столь страшное оружие. Мы должны понять, как мог полностью очищенный старейшина подчиняться программе, побудившей его покуситься на убийство нашего гостя.

– Расследование! – крикнул кто-то. – Назначим расследование!

– Расследование! – поддержали его другие голоса.

Харра склонила голову в знак уважения к просьбе старейшин и подняла руку, призывая к молчанию.

– Пока все это решается, мы просим пилота погостить у нас в доме. И воина-поэта тоже. Охрана проводит их туда, когда закончится заседание. А теперь мы помолимся за душу Джанегга Ивиорвана. Он подчинился наихудшей из программ, но потом очистился от ее негативного влияния, и мы должны помолиться, чтобы он нашел путь к Богу Эде.

И Харра завела длинную и витиеватую молитву, где говорилось о неистребимости информации и конечной концентрации всего сущего в Боге Эде. Закончив, она склонила голову и со стоном – как видно, попытка защитить внука не прошла для нее даром, – поднялась из-за пюпитра. Это послужило сигналом старейшинам, и они тоже начали вставать.

Данло, поднявшись, выпрямился во весь рост и порадовался, что наконец-то избавился от стула. Бертрам, согнувшись над своим столом, смотрел на него мертвенно-серыми глазами и пускал в него безмолвные стрелы ненависти. Данло не знал, откроет ли назначенное Харрой расследование истинную причину сегодняшнего происшествия, но чувствовал, что Бертрам, если добьется своего, принесет и ему, и многим другим людям много горя.

Многие цивилизации расходовали свои духовные ресурсы, ища ответа на вопрос, куда уходит душа после смерти. Не лучше ли попытаться ответить, где находится душа до рождения?

Фравашийский коан

Данло отвели апартаменты в доме Харры Иви эн ли Эде на восточной окраине Орнис-Олоруна. Этот дом с сотнями комнат, залов и целым лабиринтом коридоров скорее должен был называться дворцом. Данло никогда еще не видел столь грандиозного жилища – даже усадьба Мер Тадео на Фарфаре уступала ему. Но самым привлекательным в этом доме было другое, – не гигантские размеры и не роскошь, – а то, что дворец стоял на нулевом уровне города и отсюда открывался вид на океан. Окна, выходящие на ту сторону, открывать, разумеется, было нельзя из-за отравленной атмосферы, но Данло нравилось сидеть около окна, играть на флейте и смотреть на песчаные пляжи далеко внизу. Иногда он проводил так целые дни. Ночью облака Таннахилла загорались фантастическим белоголубым светом: это избыточный углекислый газ и метан взаимодействовали с солнечной радиацией. Эти облака смерти, как называл их Данло, напоминали ему, что он чужой в этом чуждом мире – чуждом не своей флорой и не ландшафтами, а результатами деятельности человека, превратившего эту райскую некогда планету в то, чем она стала теперь.

Так он и жил в доме Харры, ожидая, когда наступит следующий этап его миссии. Просидев в заточении три дня, пока Харра вела следствие по делу загадочной смерти старейшины Джанегга, Данло решил, что он здесь не совсем гость, но, пожалуй, и не совсем пленник. Ему ни в чем не отказывали, его роскошно обставленные комнаты изобиловали произведениями церковного искусства, кибернетическими приборами и, что было удивительнее всего, комнатными цветами и растениями. В отличие от нараинов, живущих в сюрреальности Поля, Архитекторы сделали предметом своей мечты Старую Землю, какой она была тысячи лет назад, еще до Роения, – и какой будет опять в конце времен, когда Эде воссоздаст для своего избранного народа несчетное число девственных благодатных Земель.