- Понимаю.

- Он один был в машине. Когда я ездила с ним в машине, меня всегда ужасно укачивало и тошнило. Ни с кем не укачивало, только с ним. Вот так он гонял.

- А сколько тебе лет было, когда твоя мать уехала?

- Четыре. А Артуру почти шесть.

- Не понял, так вы с кем жили?

- У нас была бабушка, я же тебе говорила. Она в Цюрихе жила, и нас привезла к себе. Она умерла, когда мне было 15 лет.

Отто отодвинул пустую тарелку из-под ти-бон и закурил:

- Значит, ты тоже самостоятельная.

- Не знаю, - Рене пожала плечами. - Я никаких решений не принимала никогда. Разве что выбрала факультет, на котором буду учиться. Бабушка позаботилась о том, чтобы у нас были деньги, но оставила довольно много условий, которые мы должны оба выполнять. Например, мы оба должны были до 21 года поступить в университет.

- Ну ты поступила, а как насчет Брауна?

- Он на будущий год будет поступать. У него еще год в запасе. Вот так и получается, что я всегда знала, что и когда я должна делать. Окончить школу, поступить в универ, не пить, не употреблять наркотики. Спасибо еще, что она про курево не упомянула - наверное, забыла. Что тут решать? Никакой самостоятельности тут нет. Вот ты - да, ты все планы в своем отношении задвинул и начал жить как решил сам. Думаю, у тебя семья не в восторге от того, что ты стал профессиональным спортсменом?

Отто невольно усмехнулся:

- Не то слово. Но им пришлось смириться.

Рене погладила его по щеке:

- Я вернусь через минутку.

Пока ее не было, Отто докуривал сигарету и пытался осознать, почему он вдруг так разболтался. Как-то она все время умудряется близко подбираться. Он ей уже выложил то, чего никому не говорил. Практически все из того, о чем они говорили сегодня, он озвучил впервые в жизни. И вообще он как-то мало говорил с девушками, о чем с ними говорить? И зачем? Они вроде как для другого предназначены. А эта оказалась для всего. Отто подумал, что надо бы восстановить дистанцию... Но как?

[1] Мужчины-швейцарцы почти на 100% военнообязанные и должны участвовать в стрелковых сборах (почти ежегодно)

Книга 1. Глава 16

Она вернулась и сразу сообщила:

- Отто. У меня это... начались дела.

Фффухх!!! Пронесло. Больше никогда-никогда без резинок!!! И тут же Отто подумал, черт, у нее дела, и что теперь с ней можно делать? Это она что - на 4 дня выпадает из жизни? Раньше он как-то не парился и не имел дел с девушками во время их месячных. Зачем? На одну, у которой месячные, всегда приходилась сотня, у которых месячных в этот момент не было, выбирай любую. А сейчас он даже думать не хотел о том, чтобы перекантоваться эти 4 дня с какой-то другой, у которой нет сейчас месячных. У Рене на этот счет было что сказать:

- Слушай, а когда... дела - можно?

- Без понятия. Не пробовал ни разу. Мне кажется, нельзя.

Сколько бы он ей не наговорил уже сегодня, есть одна вещь, в которой он никогда и никому не признается. Дело в том, что он всегда очень боялся крови. Одна только мысль о том, что можно заниматься сексом с девушкой в это время, а потом еще и увидеть кровь на столь драгоценной части своего тела, приводила его в полный ужас. Нет, однозначно, секса нет, а что есть? Ни о какой замене и думать не стоит. Но и несколько дней без секса... когда с ним в последний раз такое было? Когда он ломал ногу в 17 лет и лежал в больнице?

- Как плохо, - вздохнула Рене. - А то, что ты говорил... Ну... ты знаешь. Про... ну, про мой рот. Так - можно?

- Можно, - осторожно ответил он.

- Когда мы вернемся в отель, я готова приступить к... к этому. К лишению девственности в этом смысле.

- Вот это называется «конструктивное предложение», - широко улыбнулся Отто.

Может быть, если бы он не успел ляпнуть про то, что она поедет с ним в Зельден, он бы придумал какой-то финт, чтобы уехать туда одному. А там... кто знает. Может, это наваждение прошло бы. И проблема оказалась бы решена сама собой. Но что толку думать об этом сейчас. Тем более, что сама перспектива разобраться с ее девственным ртом приводила его в экстаз, кроме шуток. Рене коварно улыбнулась:

- У тебя шестого соревнования, так?

- Так. Куда ты клонишь?

- Шестого как раз все кончится. Ты сможешь победить?

- Не уверен.

- Почему?

Отто задумчиво поменял местами сигареты и зажигалку:

- Это хороший вопрос. Если стартуешь без намерения победить - стартовать вообще нет смысла. Если смотреть на вещи реально - шансов мало, но они есть. Регерс считает, что победить нереально, но за место в десятке биться можно. Я не считаю, что нереально. Но в общем надо считаться и с не очень благоприятными условиями.

- Какими условиями?

- Я буду стартовать в далеких номерах, потому что у меня пока что почти нулевой рейтинг[1]. . Трассу разобьют к этому времени, особенно, если там так и будет держаться плюсовая температура, как сейчас. Помимо меня, там будет полсотни парней, которые тоже считают, что смогут победить. В общем, я бы сказал, что попасть в десятку - уже было бы отличным результатом.

- Ну что же, - Рене прищурилась и метнула на него очень выразительный взгляд. - Если ты попадаешь в десятку - ты будешь всю ночь делать со мной все, что захочешь.

- Если не попаду - не буду?

- А мы не собираемся стартовать без намерения победить. Так что непопадание в десятку я даже обсуждать отказываюсь.

- Ого! - развеселился он. - Если я попаду в тройку?

- Тогда... я буду делать с тобой все, что захочу. За первое место... Я буду делать с тобой все... что ты захочешь.

- Заметано, - рассмеялся он.

- А этот этап в Австрии, а следующий когда и где?

- Слалом в Кран-Монтане. Через неделю, тринадцатого.

- Потом?

- Потом спуск в Гармише и гигант там же.

- А вы только по Европе ездите?

- Нет, конечно. В начале декабря Кубок мира уезжает на 3 недели в Штаты и в Канаду. Летом тренировки в Чили и в Аргентине. В прошлом году я даже в Японию летал, на юниорский этап.

- Это, наверное, забавно, столько путешествовать?

- Сначала очень забавно, потом привыкаешь, потом устаешь, а к концу сезона офигеваешь. Хочется домой.

- Какие нежности. Если бы я могла, я бы путешествовала все время.

- А ты нигде не была, что ли?

- Я этого не говорила. В Испании была, во Франции много раз. Это очень здорово, я всю жизнь мечтала слетать в Севилью, чтобы там обручиться.

- Почему именно в Севилью? Не в Париж и не в Барселону?

- Это мой любимый город. А ты был в Севилье?

- Нет, далеко отовсюду.

- А твой любимый город какой?

Отто долго и старательно думал, курил, разглядывал огоньки в окне. Наконец сообщил:

- Наверное, у меня нет любимого города. Мне везде нравится, с условием, что я не достаю из мешка мокрую зубную щетку.

Рене расхохоталась:

- И что сие означает?

Он, ухмыляясь, начал объяснять:

- Вот приезжаешь ты, допустим, в Гренобль. Катаешь там трассу. Не успел вернуться домой - собирай манатки и шпарь в Кицбюэль, потом в Валь д»Изер, потом в Венген. Про американские этапы я вообще молчу - почти месяц дома не бываешь. Возишь с собой щетку, которая не успевает высохнуть в футляре, и целый мешок грязного белья, не к столу сказать. Поэтому бесконечные переезды достают неимоверно, уж поверь мне.

- Бедненький. Неужели в отеле нельзя ничего в стирку отдать?

- Да что бы ты понимала! Ты так быстро переезжаешь, что они попросту не успеют постирать и высушить, у них до полудня, сутки, срок, а ты в восемь утра уже далеко. И потом, знаешь, сколько стоит постирать трусы в четырехзвезднике, а то и в пяти? Дешевле новые купить.

- А ты у нас скупой?

- Нет, я у нас рациональный. А ты мот?

- Нет, я тоже рациональная, - улыбнулась Рене. - Хотя, конечно, я не экономист и не бухгалтер в отличие от некоторых.

- У меня простой взгляд на вещи, - сообщил Отто. - Я могу отдать тысячу франков за вещь, которая стоит тысячу франков. Но я ни за что не отдам десять франков за вещь, которая стоит 50 сантимов.