Фаусте показалось, что она умирает, более того, что она уже мертва. Пардальян… живой шевалье де Пардальян! А она-то считала, что он давно покоится на дне Сены… И именно этот человек принес ей весть о крахе всех ее замыслов… Нет, это не может быть реальностью… Ею просто-напросто овладел сон, кошмарный сон… Она сейчас проснется, и зловещее видение рассеется…
— Сударыня, — продолжал шевалье, — я решил, что имею право удовлетворить мое самолюбие и лично сообщить вам о том, что случилось. Ведь я вас предупреждал, что пока я жив, Гиз и вы не взойдете на французский престол.
Слабый стон сорвался с побелевших губ Фаусты, и она прошептала:
— Пардальян!
— Я самый, сударыня! Вы изумлены? Еще бы! Сколько раз вы пытались убить меня! Последний раз вы отдали меня в лапы Гиза как раз после того, как я спас вас от Его Святейшества Сикста V.
— Пардальян!
— Не сомневайтесь, сударыня, Пардальян, живой и невредимый. Я — не призрак, а человек из плоти и крови.
А теперь, позвольте вам кое-что напомнить. Тогда, в монастыре на Монмартрском холме, в тот день, когда вы пытались распять бедную малютку Виолетту, вас предали ваши же соратники. Но вы вели себя гордо и отважно, и я готов был многое вам простить. Я бы даже Гиза при таких обстоятельствах пощадил. Но вы во второй раз загнали меня в вашу железную сеть. Шутки кончились, сударыня! Я, наконец, понял, что в вас воплощена злая, нечеловеческая сила. И ее надо любой ценой уничтожить… Вот я и раздавил вас… Знайте: Гиз убит, и убил его я… Нескольких часов не хватило герцогу, чтобы взойти на престол, а вам — чтобы стать королевой Франции. Шевалье де Пардальян помешал вам…
Он замолчал и с нескрываемой иронией взглянул на Фаусту. Она заговорила — еле слышно, словно что-то сдавило ей горло. Каждое слово давалось Фаусте с неимоверным трудом:
— Неудивительно, что рухнули все мои замыслы, — вы ведь живы!.. В мечтах я уже вознеслась на высочайшую вершину, а вы швырнули меня в пропасть, в пропасть позора и бесчестия… Когда я услышала крики на улицах, у меня перед глазами вдруг возникло видение… мертвый Гиз, а рядом — вы… Напрасно я старалась отогнать от себя этот кошмар… Я знала, что вы вмешались и сломали мне судьбу…
Она замолчала, и в глазах ее молнией мелькнуло безумие.
— Все погибло, — помолчав, продолжила Фауста. — Я была властительницей Франции, а теперь я — ничто. Зачем вы явились? Полюбоваться на горе женщины, чью жизнь вы растоптали? Лицемер! А еще разыгрывает из себя рыцаря… Пришли насладиться моим горем? Жалкий лакей! Идите, потребуйте у Валуа платы за убийство Гиза! Вам и шпагу носить не пристало, убийце нужен только нож!.. Что вы здесь делаете? Вон из моего дома! Вон!
Она говорила горячо и сбивчиво. Шевалье едва мог разобрать слова. Он так и не понял, откуда в руках у Фаусты взялся кинжал, но факт оставался фактом: когда она шагнула к нему, в ее воздетой руке было зажато страшное оружие. На губах у нее выступила пена, она рычала, как раненый зверь, а черные глаза ярко горели…
Пардальян позволил Фаусте подойти поближе и быстро схватил за запястье, не позволив нанести удар.
— Что это вы. сударыня? — спокойно спросил Пардальян. — Меня так легко не убьешь. Да и час мой еще не настал… Не торопитесь… Сейчас я отпущу вас, и тогда мы посмотрим, хватит ли у вас смелости ударить меня…
Он разжал пальцы, отступил на шаг и скрестил руки на груди. Фауста в отчаянии опустила кинжал, потом выронила его на пол и разрыдалась.
Шевалье заговорил тихо и проникновенно:
— Сударыня, я не забыл о нашей встрече в Шартрском соборе. Вы тогда поцеловали меня, и именно поэтому я здесь. Я имел право первым сообщить вам о смерти Генриха де Гиза. Это было справедливо, но, может, не очень великодушно. Тут я с вами согласен.
Однако я пришел не только для этого. Во-первых, я хотел сказать вам, что вы никогда не станете королевой. Великодушие великодушием, но я должен был доказать, что умею держать слово. Я же уже говорил вам во время нашей первой встречи: «Гиз королем не будет, потому что я этого не желаю!»
Но есть и вторая причина моего появления в вашем доме, сударыня. В замке, у меня на глазах, арестовали кардинала де Гиза, господина д'Эспинака, кардинала де Бурбона и еще нескольких вельмож. Их арестовал господин д'Омон. Так вот, кардинал де Гиз крикнул ему: «Я уверен, нас предала Фауста!.. «
И я подумал, сударыня, что вас того и гляди схватят. Моя шпага уничтожила ваши надежды на королевскую корону, но она может спасти вашу жизнь и вашу свободу. Вы молоды и прекрасны. Вы можете и должны начать жизнь сначала. Вы не обрели власти над миром, но вам обязательно улыбнется счастье.
Недалеко от Блуа ждут две лошади: одна для вас, другая — для кого-нибудь из слуг. Пойдемте скорей со мной, у нас осталось мало времени…
Пардальян говорил, а Фауста мало-помалу успокаивалась. Она умела моментально принимать решения и тут же подчинять им свой разум и сердце. Она уже вычеркнула из памяти Гиза, а вместе с ним — и все мечты о короне и империи. В ее разгоряченном воображении возникли картины новой радостной жизни.
Она будет жить, и жить счастливо! Бог с ней, с властью! Зато у нее будет любовь! Нельзя сказать, что чувство к Пардальяну вновь зародилось в ее душе, потому что она никогда не переставала любить его. Но ей на мгновение почудилось, что и шевалье влюблен в нее… Может, не только ненависть к Гизу, но и ревность, неосознанная ревность направляла его руку? И сейчас он явился, чтобы спасти ее… О чем это свидетельствует? Он любит, любит Фаусту, сам того не зная!..
Он говорил с ней так ласково, так нежно… А ведь она предала его… более того, пыталась убить… И еще он сказал: «Вы молоды и прекрасны»…
Фауста словно взлетела на крыльях надежды. Она цеплялась за свои иллюзии, чтобы не впасть в полное отчаяние. Ее гордость искала утешения: да, мечты о величии погибли, но зато ее ждет любовь, великая любовь… Она хотела что-то сказать, но внезапно двери старого особняка затряслись от ударов.
Фауста бросилась к окну, выходившему во внутренний двор. В это время солдаты под предводительством капитана Ларшана сорвали дверь с петель и ворвались в вестибюль.
— Обыскать дом! — крикнул Ларшан. — Задерживать любого — мужчину ли, женщину ли…
Фауста повернулась к Пардальяну. Тот стоял молча, не сдвинувшись с места.
— Они уже в доме? — спросил шевалье.
— Да!
— Вот видите! Я вас предупреждал!
Фауста подбежала к нему, схватила за руку и страстно прошептала:
— Минуту назад я хотела умереть, но теперь я хочу жить! Пардальян, спасите меня!
— Пока я жив, сударыня, никто не тронет вас, — ответил шевалье.
Но произнес он это таким холодным тоном, что надежды Фаусты едва не померкли. Однако она тряхнула головой, отгоняя от себя назойливые сомнения, и решила не поддаваться печальным мыслям.
— Вы готовы отправиться верхом? — спросил Пардальян.
— Да!
— Где у вас конюшня?
— Во дворе слева. Там четыре коня под седлом и карета с запряженными лошадьми.
Фауста действительно приготовила коней, собираясь в этот вечер покинуть Блуа. На ней был мужской костюм, в который она облачалась всегда, когда ей предстояло длительное путешествие или грозила опасность. Впрочем, этот наряд очень шел ей, а шпагу она носила с таким же изяществом, как любой из придворных щеголей.
— Есть где-нибудь потайная лестница, по которой можно пробраться в конюшню? — спросил Пардальян.
Фауста отрицательно покачала головой.
— Нет так нет! — констатировал шевалье.
Тем временем солдаты Ларшана осторожно продвигались вперед, обыскивая дом. Начали они с первого этажа. Там они обнаружили лакеев и двух любимых прислужниц Фаусты — Леа и Мирти.
Слуг арестовали и тут же куда-то увели. Теперь солдаты во главе с Ларшаном медленно поднимались по главной лестнице.
— Сударыня, — заявил Фаусте Пардальян, — идите за мной. Я попытаюсь прорваться сквозь ряды солдат к конюшне. Не отступайте от меня ни на шаг. Как только окажетесь во дворе, бегите к конюшне, выводите двух лошадей — и в седло! Остальное я сделаю сам. Только ради Бога, не пытайтесь мне помочь. Не размахивайте без толку шпагой! А лучше всего вообще не вынимайте оружие из ножен. Всю вашу отвагу, все ваше хладнокровие употребите на то, чтобы не отстать от меня. Вы готовы?