Но голод обострил мыслительные способности Пикуика. Бродяга сообразил, что представился верный случай обеспечить себе и кров, и пищу.
«Кажется, я могу убить сразу двух зайцев, « — пронеслось в голове у Пикуика, и он незамедлительно принял решение.
Пикуик понесся огромными шагами наперерез девушкам. Расстояние между ними неумолимо сокращалось, и преследователь успел первым подбежать к спасительному пролому в стене.
Беглянки остановились. Виолетта, опустив голову, горестно вздохнула, а ее спутница заплакала.
— Жанна, дорогая, — прошептала цыганочка. — Ничего у нас не вышло…
— Простите, простите меня, это я вас уговорила бежать… Господи, на вас снова обрушатся несчастья… за себя я не боюсь… я столько перенесла, что мне уже ничего не страшно…
Несчастные девушки со слезами на глазах прижались друг к другу.
— Эй, красотки! — раздался насмешливый голос Пикуика. — Куда это вы со всех ног помчались? Решили удрать из святой обители и порезвиться на воле? Немедленно возвращайтесь обратно!..
— Сударь… — прошептала Виолетта.
Она подняла свои прекрасные глаза и тотчас же узнала бродягу. Бедняжка задрожала от страха. Правда, Пикуик и Кроасс никогда не обижали ее, пока скитались вместе с нею и другими артистами бродячей труппы цыгана Бельгодера. Оба великана и сами были жертвами жестокого негодяя, однако же, увидев Пикуика, Виолетта тут же вообразила, что и Бельгодер где-то поблизости.
— Я погибла, — вздохнула девушка, — он опять явился…
Пикуик подошел к девушкам, крепко взял ту и другую за локоть, а сам быстро, вполголоса, произнес:
— Не бойтесь меня! Я ваш друг и вас спасу. Верьте, перед вами — верный слуга шевалье де Пардальяна и герцога Ангулемского… Но не подавайте виду, притворитесь, что видите во мне врага.
Виолетта с изумлением взглянула на Пикуика. Услышав имя герцога, она не смогла сдержать радостного возгласа.
— Тише! — оборвал ее Пикуик и возвысил голос: — Следуйте за мной. О вас позаботится наша добрая, можно сказать, святая сестра Марьянж.
Последняя, запыхавшись, как раз подбежала к девушкам.
— Господи, да без вас, достойный кавалер, эти негодницы, пожалуй, сбежали бы! То-то бы мне досталось от нашей настоятельницы!..
Достойный кавалер, то бишь Пикуик, торжественно проводил девушек до калитки в заборе. Виолетта и Жанна вернулись в домик, что служил им тюрьмой.
Марьянж улыбнулась Пикуику. Разглядев неожиданного гостя, она решила, что он не так уж и неприятен. Острый нос, бегающие глазки и хитрое выражение лица даже понравились монахине. Марьянж была и осталась крестьянкой, расчетливой и подозрительной. Что-что, а хитрость она ценила высоко.
— Как вас зовут, сударь? — спросила монахиня.
— Пикуик, к вашим услугам, сестра. Подходящее имя для доброго католика, не правда ли? А что я добрый католик, вы сейчас убедитесь! Слушайте, как я знаю священные песнопения.
И Пикуик громко затянул фальцетом:
— Tantum ergo sacramentum…
Фальцет Пикуика привел сестру Марьянж в настоящий восторг. Она молитвенно сложила руки и даже опустилась в траву на колени, вообразив, что присутствует на мессе. А когда к голосу Пикуика присоединился мощный бас Кроасса, зазвучал такой дуэт, прекрасней которого монахини никогда не слыхивали — а ведь они были старожилками этого монастыря, славившегося своими певчими.
— Какой голос! Какой голос! — в экстазе повторяла сестра Филомена, также опустившаяся на колени.
— Genitori genitoque, — вовсю старались два приятеля.
Сестра Марьянж давно не испытывала такого волнения. Конечно, она была грубовата, необразованна и криклива, но — монахиня всегда остается монахиней. Певцы закончили, и сестры поднялись с колен. Марьянж краешком глаза следила за Филоменой, а та не могла оторвать взгляда от Кроасса.
«Конечно, — размышляла сестра Марьянж, — если я дам приют двоим мужчинам, то неминуемо введу во искушение сестру Филомену. Но ведь этот достойный кавалер помог нам поймать двух язычниц…»
Сестра Марьянж приняла решение и обратилась к Пикуику:
— Знаете ли, господин Пикуик, раз уж вас так зовут (правда, мне ваше имечко не больно нравится)…
Пикуик тут же изобразил смирение и прошептал:
— Готов ради вас сменить его на любое другое.
— Нет уж, не стоит. Вижу, я на ваш счет ошиблась… Вы — человек благонравный, сердечный… и к тому же привержены к религии, а уж поете так, что волей-неволей заслушаешься…
— Помилуйте, сестра Марьянж, я вовсе не заслужил таких похвал…
— Я только воздаю вам должное. К тому же вы поймали этих еретичек, когда они задумали сбежать. Наша настоятельница, госпожа де Бовилье, обязательно вас вознаградит… Я ей немедленно доложу обо всем…
— И каково же будет это вознаграждение, осмелюсь спросить?
— Думаю, вы станете певчими в нашей капелле; правда, там служат только по воскресеньям и по праздникам…
— Сестра Марьянж, позвольте еще вопрос. А сколько платят у вас певчим?
— Певчим мы вообще не платим, — с достоинством ответила сестра. — Доходы монастыря сейчас невелики, но скоро, очень скоро они возрастут. Монастырь станет богатым… и тогда вам заплатят вдвойне… а пока вас вознаградит Господь Своими милостями.
— Видите ли, сестра Марьянж, — продолжал Пикуик, — я воспитан в скромности и заранее страдаю от тех похвал, что могут быть обращены ко мне от лица матери настоятельницы… прошу вас ничего не говорить ей о нас.
— Похвальная скромность! — обрадовалась Марьянж.
Ей и самой не хотелось, чтобы аббатиса узнала о попытке бегства двух узниц.
— Мой друг Кроасс также исключительно скромен. Мы не чувствуем себя достойными занять столь высокую должность — певчих в вашем монастыре. Надежда на милость Господню — вот лучшая награда для нас.
— Ах, сударыня, — воскликнул Кроасс, — я всегда чувствовал призвание к монастырской жизни. Нам так не хотелось бы расставаться с вами!
— Что значит «не хотелось бы расставаться?» — удивилась старая монахиня.
— А мы здесь, у вас в обители, устроимся… Не бойтесь, сестра Марьянж, за оказанное нам гостеприимство вам воздастся сторицей. Мы будем ухаживать за вашим огородом, да и за еретичками присмотрим, а к вам будем относиться со всем почтением…
При этом Кроасс бросил на Филомену страстный взгляд. Впрочем, ее убеждать было не надо; бедняжка трепетала, ибо сердце ее навечно завоевал гигант-певчий с прекрасным голосом. Сестра Марьянж, пораскинув мозгами, пришла к выводу, что две пары рабочих рук монастырю не помешают… к тому же приятели наверняка не позволят сбежать этим богомерзким язычницам.
— Договорились! — решительно заявила она.
— Так вы согласны дать нам приют?
— Будем рады!
— И накормите?
— Конечно!
Пикуик с восторгом взглянул на Кроасса: ведь именно ему пришла в голову такая замечательная идея. Филомена и Кроасс были на верху блаженства. Монахиня сияла при мысли, что любимый будет рядом, а Кроасс ликовал, грезя о ежедневных обедах.
— Пойдемте! — приказала Марьянж двум друзьям.
Они подошли к сараю, примыкавшему к стене возле самого пролома. Монахиня распахнула дверь.
— Вот здесь вы будете жить, — объяснила Марьянж. — Как стемнеет, мы с сестрой Филоменой принесем из монастырских конюшен свежего сена, так что спать вам будет мягко… Остальным монахиням на глаза не попадайтесь, да приглядывайте за домом и двумя еретичками.
— Простите, сестра, — осторожно прервал ее Пикуик. — Постель вы нам обещали, и это прекрасно, а как насчет еды? Вопрос, знаете ли, не из последних…
— Есть будете то, что удастся достать мне и сестре Филомене. Придется довольствоваться монастырской пищей. Еды у нас, слава Христу, хватает, иначе мы все давно бы умерли с голоду… Вон там, в уголочке, есть курятник, без свежих яиц не сидим…
— Прекрасно! — воскликнул Кроасс. — Омлет как раз — мое любимое блюдо!
— А по воскресеньям можно и курочку зарезать, — добавила Марьянж.
— Чудесно!
— Овощи выращиваем сами, суп у нас каждый день. А иногда и говядины в суп добавляем.