Глава двадцать третья

После того, как был взломан кейс, Мельникову стало очень смешно. Листая под ливнем глянцевые журналы с фотками голых баб он хохотал так, что Агеев вынужден был отойти от него подальше, чтоб позвонить своему начальству. Потехин, забрав у Мельникова ключи от его «Тойоты», бросился со своей бригадой за дом. Но вскоре вернулся.

— У неё тоже два колеса проколоты, — сказал он.

— Поднимай всех на ноги, — был ответ, захлёбывающийся хохотом. — Пусть побегают!

— Игорёк, у тебя истерика что ли?

— Да!

Три оперативника молча сели в Сааб, потому что не только дождь лил нешуточный, но и ветер пронизывал до костей. Он яростно вырывал из мокрых рук Мельникова страницы с голыми задницами, трепал его красный галстук. Под деревом, за помойкой, что-то орал в телефон Агеев. В окнах маячили сотни рож, напуганных перестрелкой. Вышел Кирилл. Оставшись под козырьком подъезда он округлил глаза.

— Ах, чёрт побери! У меня машину угнали.

Оборвав смех, Мельников швырнул ещё не просмотренные журналы в лужу — на те, что были уже просмотрены, и пошёл к Кириллу. Взяв его за грудки, выволок под дождь, сбил с ног хуком справа.

— Ты идиот? — заорал Кирилл, поднимаясь. — Я тебя посажу!

— Угу, — согласился Мельников, нанося прямой удар в челюсть. Когда Кирилл опять попытался встать, он врезал ему ногой в переносицу. Несмотря на дождь, редкие прохожие останавливались. Глядели. Лужа, в которой Кирилл барахтался, стала красной. Мельников больше его не бил. Достав пистолет, он щёлкнул предохранителем и, беря Кирилла на мушку, проговорил:

— Я — человек предельно амбициозный, и мне теперь терять нечего. Извини. Я знаю, что сяду, но ты не встанешь.

Тут подбежал Агеев.

— С ума сошёл! Что ты делаешь?

— Не стреляйте! — заверещал Кирилл, осознав, что Мельников, несомненно, его убьёт.

— Пожалуйста, не стреляйте! Она у Ольги. У Ольги!

Мельников опустил оружие. Усмехнулся.

— Агеев, с тебя — коньяк.

Достал телефон. Связавшись с Каравчуком, произнёс одно только слово:

— Фас!

Глава двадцать четвёртая

Два «Мерседеса» — не легковых, которые накануне Серёга рассматривал из окошка, а внедорожных, стояли возле «Пекина». В одном сидели Баранов, его водитель, Ольга и Локки, в другом — четыре бойца охраны. Ольга располагалась сзади бок о бок с Локки. Ею владело мрачное настроение. Она ночью не легла спать из-за того, что очень боялась во сне увидеть Кристину. К утру ей стало казаться, что связанная Наташка, лежавшая на полу, на неё, Кристину, очень похожа. Она была ниже ростом, бойчее, но рассуждала — один в один. Поэтому Ольга прониклась к ней некоторой симпатией. Утром, перед отъездом, она звонила в институт Склифосовского. Ей сказали, что операция прошла удовлетворительно, пациентка в сознании, но исход предсказать ещё невозможно. Локки молча читал какую-то книгу. Баранов весело обсуждал по мобильному телефону вопросы бизнеса и курил. Ольга то и дело стреляла у него сигареты.

— Который час? — спросила она, бросив за окошко очередной окурок.

Баранов, только что завершивший очередной разговор, взглянул на часы.

— Десять сорок пять.

— Отлично. Пора.

С этими словами Ольга приподнялась, расстегнула задний кармашек юбки, вынула из него дискету и протянула её Баранову.

— Вот она.

Локки оторвался от книги. Потом и вовсе её закрыл. Баранов, казалось, не удивился. Взяв у Ольги дискету, он осмотрел её и поверх очков поглядел на Ольгу. Она застёгивала кармашек.

— Нормальный ход, — произнёс Баранов, — очень нормальный.

— Я могу быть свободна? — спросила Ольга.

— Нет, погоди.

Сказав так, Баранов включил бортовой компьютер, вставил в него дискету и весьма долго щёлкал клавиатурой, глядя на монитор. Лицо его оставалось непроницаемым. Завершив проверку, он призадумался.

— Пусть сюда приедет хозяин, — неожиданно подал голос водитель, до сих пор при Ольге не проронивший ни слова. Его хрипловатый бас натянул ей нервы. Она почувствовала опасность.

— Пусть сам приедет и заберет её, — продолжал водитель, — иначе нас с ней повяжут.

— Правильно, — сказал Локки, — дайте сигнал через интернет.

Баранов молчал.

— Уже без пяти одиннадцать, — уточнила Ольга, — если в одиннадцать я не выйду — наш человек, который следит за вашей машиной, скажет ментам, что товар у вас.

— Ну, это ты заливаешь, косо взглянул на неё Баранов. Ольга скривила рот злой усмешкой.

— Не надо нас считать лохами. Впрочем, как вам угодно. Деньги — у нас, дискета — у вас. Хотите её лишиться — ваши проблемы.

— Да пусть отваливает, — опять вмешался водитель, — ведь от её присутствия ничего уже не зависит.

Баранов ещё раз пристально посмотрел на Ольгу поверх очков.

— Ну ладно, иди.

И опять защёлкал клавиатурой. Ольга открыла дверь. Поставила ногу на тротуар. Но вдруг что-то вспомнила и замешкалась.

— Что тебе? Уже с раздражением скосил взгляд на неё Баранов.

— Можно спросить?

— Спроси.

— Почему она столько стоит?

Юрий Семёнович улыбнулся.

— Пошла ты вон.

— Поняла. Прощайте.

— Прощай.

Ольга шла по площади, сгорбившись. Опять холодно, опять дождь. Курить! Как можно скорее, как можно больше. Со всех сторон на неё смотрели. Видимо, принимали её за ту, кем она являлась. На тротуаре перед концертным залом Чайковского стоял ряд ларьков. Перебежав улицу, Ольга подошла к одному из них. Дала сторублёвку.

— «Парламент лайт». Зажигалку.

— Какую вам? — спросила девчонка.

— Мне всё равно.

— Добрый день, Ольга Александровна, — раздалось за спиной. Ольга ощутила только досаду. Значит, без геморроя всё же не обойдётся. Впрочем, иначе не могло быть. Запихнув монетки в карман, она закурила и повернулась. Перед нею стоял высокий мужчина в штатском. Подобно ей, он ёжился и курил.

— Уголовный розыск.

— Вижу, что не консерватория.

— Вы задержаны.

— Хорошо.

— Идя с офицером, Ольга не отрывала взгляда от площади, а точнее, — от двух машин, в одной из которых ей пришлось провести почти целый час. Оба «Мерседеса» были блокированы десятком других, таких же огромных джипов. Выпрыгнувшие из них спецназовцы в чёрных масках грубо вытаскивали Баранова вместе с его охранниками наружу и клали их на асфальт.

Через четверть часа на Триумфальную площадь пожаловал государь всея Руси, Борис Березовский.

Глава двадцать пятая

Мельников сидел за столом и смотрел на стену. Он был без галстука и небрит. На его столе звонил телефон и гудел компьютер, запущенный для работы. Но Мельников неподвижно смотрел на стену. В дверь постучали. Мельников, как-будто и не услышал. Но дверь открылась. Вошел Агеев. В руке его был коньяк. Но Мельников не обрадовался.

— Угу, — только и сказал он, взглянув на вошедшего, как на стену.

— Ты плохо выглядишь, — произнёс Агеев и сел за стол, прикрыв за собою дверь. Поставил коньяк.

— Стаканы у тебя есть?

— Это что такое? — осведомился Мельников, поглядев на бутылку.

— Паркетный лак.

— Он горит?

— Взрывается.

— Твою мать! Надо уничтожить его как можно скорее.

Выдвинув верхний ящик стола, Мельников сперва достал из него коробку конфет, затем — два стакана. Телефон смолк.

— А что это за конфеты? — спросил Агеев, скручивая с бутылки пробку.

— Да я их купил Маринке.

— Маринке? А секретарше Прохорова!

— Ну да. Она не взяла. Сказала, что всё, к чему прикасаются мои руки, надо сжигать, а не жрать.

— А ты что сказал?

— Я вытащил зажигалку и попытался её поджечь. Она убежала.

— Надеюсь, ты за ней не погнался?

— Нет. Что значит, надеюсь? Это бы что-нибудь изменило в худшую сторону?

— Ну, не знаю. Я ведь с ней не знаком.

Подняли стаканы, чокнулись. Выпили.