– Да нет! «Катюша» как гаркнула, а мой пегас от испуга сиганул за дорогу – по уши в сугроб.

– А что на передке?

– Немцы щупают нашу оборону. Видимо, скоро двинутся на новый штурм Москвы.

– Ничего им уже не поможет!

– Вам там с армейских высот виднее, – сказал Дубов, явно вызывая Иванюту на откровение.

– Это уж точно, – не без бахвальства согласился Миша, но ему нечего было сообщить Дубову, и он поспешил перевести разговор на другое: – У тебя случайно нет интересного материала для газеты?

– На дармовщинку надеешься? – Дубов улыбчиво прищурил глаза. – Случайно есть. Но газетчику полагается самому находить материал.

– Это конечно, – согласился Миша и с серьезным видом добавил: – Но мы очень ценим подсказки руководящих политработников.

Беззастенчивая лесть Иванюты подкупила старшего политрука Дубова, и он милостиво посоветовал:

– Топай к минометчикам нашего левофлангового стрелкового полка. Там был один комсомолец… Герой из героев парень….

– Что значит «был»? Уже нет его?

– Уже нет, – с печалью в голосе ответил Дубов.

– Где ж его искать? В медсанбате или в госпитале?

Темное лицо Дубова сделалось еще более сумрачным, болезненно сжалось, четко обозначив лучики морщин у глаз, и он, вздохнув, ответил на вопрос вопросом:

– Фотоаппарат у тебя только для форсу или действует?

– Заряжена «лейка», – с готовностью ответил Иванюта, видя, как Дубов расстегнул свою полевую сумку и стал в ней что-то искать. Тут же он протянул Мише серенькую книжечку с силуэтом Ленина на обложке – комсомольский билет.

Миша взял билет и будто обжег об него руки: увидел дырку – след пули, и багровые пятна крови. Он был свидетелем многих смертей, немало схоронил товарищей, но привыкнуть к смерти невозможно… С тоскливым чувством и сбившимся дыханием раскрыл серые корочки комсомольского билета и увидел в застывших потеках крови фотографию совсем юного, длинношеего паренька, смотревшего на мир светлыми, удивленными глазами. Кого-то напоминало Мише это юное птичье лицо. Когда скользнул взглядом выше и прочитал; «Христич Алесь…» – то чуть не вскрикнул от неожиданности. Значит, жив!.. Нет, уже не жив… И память Иванюты всколыхнула все главное, что хранила об этом белорусском пареньке. Ведь это именно его, Алеся Христича, спас Михаил Иванюта восточнее Копы-си от расстрела… По недоразумению был обвинен тогда Христич в дезертирстве. Потом рассказывали Мише, как однажды Алесь чуть на лупанул гранатой по броневику охраны маршала Тимошенко, приняв броневик за немецкий… А у Смоленской военной комендатуры, этому Иванюта сам был свидетелем, Алесь кинул в семитонный грузовик «Ярославец», в котором плотно сидели переодетые в нашу форму и вооруженные до зубов немецкие диверсанты, сумку от противогаза со связкой гранат… Помнилось Мише, что Христич и сам был ранен тогда их осколком…

«Алесь Христич…» – еще раз прочитал Миша в комсомольском билете. Отчество оказалось просечено пулей…

– О чем задумался, газетный волк!

Слова Дубова вернули Мишу из глубины памяти на лесную дорогу. Ему почему-то стало обидно, что Дубов не находит нужным спешиться, а разговаривает с ним, сидя в седле, да еще с чувством некоторого превосходства. Но тем не менее взглянул на него просительно:

– Можно, я возьму билет в редакцию? Я знаю этого парня, и у меня есть что написать о нем.

– Нет… Я должен доставить билет в политотдел армии вместе с другими документами. К Герою Советского Союза представили Христича.

– Что же Христич такое совершил?! Чем опять отличился? – Чувство жалости к погибшему Алесю стало вытесняться в Иванюте профессиональной заинтересованностью журналиста.

– Я знаю только в общих чертах. Иди ищи живых свидетелей его подвига. И вообще, не привыкай черпать материал для газеты из вторых рук.

– Демагогия, товарищ старший политрук! – с раздражением отпарировал Миша. – Этак я должен писать только о том, что видел сам?

– Хотя бы со слов тех, которые что-то видели, – назидательно изрек Дубов и поторопил: – Щелкай своей «лейкой»!

Попросив Дубова подержать в руке развернутый билет против тускло пробивавшихся сквозь белесую хмарь лучей солнца, Иванюта прицелился в него фотоаппаратом и несколько раз щелкнул диафрагмой. Затем уточнил по карте Дубова местонахождение минометной роты, в которой служил в последнее время Алесь Христич, сделал пометку на своей карте и деловито вновь заспешил по глянцевитой снежной дороге в сторону погромыхивающей линии фронта.

Заснеженный и чем-то таинственный лес в тылу стрелкового полка перечеркнут множеством тропинок, машинными и санными колеями. Не зазорно было б старшему политруку Иванюте спросить у первого встречного, как ближе попасть на огневые позиции полковых минометчиков. А спрашивать было у кого: впереди два бойца в длиннополых шинелях поверх ватного одеяния и с винтовками за спиной поволокли вместительные салазки, нагруженные термосами с едой, чаем и «наркомовской» водкой – обед, видать, повезли прожорливому войску переднего края. Наискосок тропе, по которой споро шагал Михаил Иванюта, проехали пароконные сани с ранеными, укрытыми брезентом. Слева на небольшой возвышенности несколько бойцов ломами и кирками углубляли закопченную воронку от бомбы, готовили кому-то место для вечного покоя – такова уж работа у хлопцев из похоронной команды… То там, то сям пробегали связисты с улюлюкающими за спиной катушками телефонного провода, торопились посыльные, а вон ковыляет, опираясь на винтовку, легко раненный боец в подгорелой ушанке… Нет, не хотелось Мише ни у кого расспрашивать дорогу, коль есть у него топографическая карта с пометкой расположения огневых позиций минометчиков. Надо только определить свое местонахождение, исходя из того, что он недавно миновал перекресток дорог.

Не торопясь Иванюта снял рукавицы, достал из полевой заскорузлой от мороза кирзовой сумки карту, развернул ее, начал искать место, где он сейчас стоял. И не замечал, что из снежной целины, от недалеких кустов, к нему подбирались три белых призрака. Приблизившись к Иванюте, они вдруг сзади накинулись на него, вмиг смахнули с его груди автомат, выхватили из кобуры наган, а самого подкосили на тропинку лицом вниз, заломив за спину руки.

Миша не успел даже испугаться, ибо не мог предположить, что среди бела дня в полковом тылу, пусть и малолюдном, могли оказаться вражеские разведчики. Но и не понимал, что с ним случилось.

– Пустите, гады, а то рвану гранату! – заорал он, чувствуя, как снег обжигал ему верхнюю часть лица и как болели заломленные за спиной руки.

Белые призраки проворно отпрянули от Миши, и тут же послышалась чья-то команда:

– Отбой!.. Командир взвода, построить разведчиков!

Миша, словно подкинутый пружинами, вскочил на ноги, повернулся на голос, который показался ему знакомым, и вдруг узнал Ивана Колодяжного. Одетый, как и его разведчики, в белый маскировочный халат, Колодяжный вышел на лыжах из-за недалекого куста и, воткнув палки в снег, довольно посмеивался. От неожиданности, растерянности Миша не знал – то ли ему обидеться, то ли тоже расхохотаться.

– А я приметил в бинокль, что шествует по лесу, развесив уши и распустив сопли, знакомая личность. Вот и велел сцапать ее, – сквозь смех пояснил Колодяжный и приказал своим разведчикам: – Вернуть оружие!

Миша Иванюта рассердился всерьез.

– Что за дурацкие игрища?! – резко, даже как-то визгливо спросил он, буравя своего давнего друга Колодяжного обиженным взглядом.

А Колодяжный с веселым изумлением рассматривал лицо Миши, не понимая, что в нем изменилось. Когда же наконец обратил внимание на бакенбарды, зашелся хохотом:

– Ну если б я знал, что ты при баках, не посмел бы трогать. Так что извини, товарищ политрук!

– Старший политрук! – не утерпел Миша, чтоб не внести уточнение.

– Да?! – радостно удивился Колодяжный. – Как же тебя при гусарских баках терпят в старших политруках?!

– Не твое дело!

– Не мое?.. Тогда разрешите доложить, старший политрук! – Иван Колодяжный принял стойку «смирно» и, вскинув руку в белой рукавице к капюшону маскхалата, вполне серьезно стал докладывать: – Взвод пешей полковой разведки отрабатывает задачу по захвату контрольного пленного!.. Ведет занятие помощник начальника штаба полка по разведке капитан Колодяжный!