Вот и сегодня Виктор Рублев в составе звена истребителей летал, как и все последние дни, в дальнюю разведку. Главная задача была – осмотр закрепленных за их полком магистралей. Пролетели над Малоярославцем, Медынью и взяли курс на Юхнов. Земля виделась с высоты, как топографическая карта крупного масштаба – в зеленых или пестрых пятнах лесов с просеками, прожилками больших и малых дорог, с квадратами полей, черных, желтоватых, коричневых, с кубиками деревенских или городских домов. Проплыла внизу железная дорога, идущая из Вязьмы на Калугу; по тонким ниточкам рельсов двигался будто игрушечный поезд с дымящим паровозиком впереди. Через лес, перелески и поля юлила из дали в даль речушка, сверкая на изгибах отраженными лучами солнца.

Вот и Юхнов. Над ним кое-где вздымались черные и округлые столбы дыма, уползавшие на юг. Далее пошли на Спас-Деменск – вдоль шоссейной дороги, рассекавшей ровным пробором лесной массив. Издали увидели, что над дорогой зависла колеблющаяся полоса то ли дыма, то ли рыли. А еще через минуту разглядели длинную, неохватную взглядом колонну танков, бронетранспортеров, грузовиков.

«Отступают наши войска или совершают маневр?» – подумал Виктор и, видя, что ведущий – лейтенант Дружков – резко стал пикировать на колонну, тоже подал ручку управления вперед. Но что это? Откуда-то из колонны часто замигали светлячки – стреляли из пулеметов. Ударили зенитные пушки.

«За немцев нас приняли!» – с досадой подумал Виктор и, повинуясь команде Дружкова, отвалил вправо. Рядом с ним шел истребитель лейтенанта Серова.

Самолеты, отвернув от шоссейки, снизились к самым верхушкам леса и вновь пошли прямо на колонну. И тут же Виктор разглядел на бортах танков и бронетранспортеров черные, в желтом окаймлении, кресты.

«Немцы!.. Откуда они тут взялись?..» Виктор знал, что линия фронта проходила где-то у Брянска, Рославля, Ельни…

По истребителям открыли из колонны уже шквальный огонь – из крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек…

Самолеты опять отвалили, развернулись над лесом и, следуя друг за другом, обрушили на колонну огонь из пушек и пулеметов…

А ведь после утренней разведки лейтенантов Дружкова и Серова где-то в высших штабах не поверили тому, что летчики доложили своему командиру полка. И сейчас приказано повторно разведать Варшавское шоссе и прилегающие к нему дороги, ведущие со стороны Спас-Деменска, Юхнова и Медыни. Было обидно за проявленное кем-то недоверие, и томило ощущение немалой опасности – ведь надо было, обнаружив немцев, не раз пройти у них буквально над головами и убедиться, что не ошиблись, распознав прорвавшегося в направлении Москвы врага.

Дивизионный комиссар Телегин, принимая командиров, выслушивая доклады, подписывая документы, мыслями неотрывно был там, куда ушла авиаразведка. Время будто остановилось, поселив в груди мучительную холодную тяжесть. Трижды звонил полковнику Сбытову, но донесений к нему пока не поступало. Тревожила мысль, что посланные в разведку истребители могли быть уничтожены врагом.

Полковник Сбытов появился в кабинете внезапно – вошел стремительно, кажется постаревший лицом, глаза его смотрели негодующе.

– Это немцы! – будто не сказал, а выдохнул. – Летало три боевых экипажа. Прошли над колонной бреющим полетом под сильным зенитным огнем. Машины получили пробоины… Голова вражеской колонны уже в пятнадцати – двадцати километрах от Юхнова!

…Телегину показалось, что диск телефонного аппарата вращается очень медленно. Когда услышал, что откликнулся маршал Шапошников, спросил, сдерживая дыхание:

– Борис Михайлович, не поступило ли к вам каких-нибудь новых данных о положении на Западном?..

– Нет! – после паузы, стараясь не выдать неудовольствия, ответил маршал Шапошников и положил трубку.

Константин Федорович будто перестал себя ощущать. Смятенные мысли бились словно не в нем… Не хотелось верить, что Генеральный штаб, получая информацию от всех видов разведки, располагая средствами вскрытия не только передвижения вражеских войск, но и замыслов его командования, мог не знать, что на ближних подступах к Москве появились внушительные силы немецких танков и мотопехоты… Чертовщина какая-то!.. Или наши летчики все-таки ошибаются?

– Нет! – воскликнул Сбытов. – Ошибка исключена!

– Полковник, – Телегин медлительно поднялся из жесткого кресла, – с Генеральным штабом не шутят… Понимаете?.. Перед Сталиным будем отвечать мы с вами, а не маршал Шапошников. Мы – первоисточник информации!

– Что же вы предлагаете, товарищ дивизионный комиссар? – с вызовом ответил Сбытов.

– Я на свой страх и риск объявляю войскам округа боевую тревогу!.. А вы…

– Каким войскам? – с болью в голосе спросил Сбытов. – Все кадровые войска отправлены на фронт. Нет у нас войск в резерве!

– Николай Александрович, – уже с досадой заговорил Телегин, вновь усаживаясь в кресло, – вы ведь и член Военного совета Московской зоны обороны. И должны знать, что кроме формирующихся частей у нас есть подчиненные нам военные училища, военные академии… Ну, это уже моя забота, мне отвечать! А вас прошу вновь поднять в воздух самолеты!.. Пусть летят на разведку командиры эскадрилий!.. Немедленно!

– Есть, немедленно! – Сбытов с горькой укоризной и непониманием окинул дивизионного комиссара отчужденным взглядом, хотел еще что-то сказать, но как бы споткнулся о его встречный, требовательный взгляд и стремительно вышел из кабинета.

Телегин в душевном изнеможении закрыл глаза, приложил ко лбу ладонь и задумался. Но тут же порывисто встал и, взяв со стола рабочую тетрадь, похожую на амбарную книгу в дерматиновой обложке, вышел в приемную, где неотлучно дежурил у телефонов его порученец старший политрук В. С Алешин – русоволосый, бледнолицый, с острым, все понимающим взглядом. При появлении в приемной дивизионного комиссара Алешин подхватился из-за стола и принял стойку «смирно».

– Владимир Сергеевич, я переселяюсь в кабинет командующего, – сказал Телегин порученцу. – Пригласите ко мне начальника штаба округа, а потом поочередно вызывайте на связь Подольские военные училища, лагерь Военно-политической академии, Солнечногорск и далее – что прикажу.

– Есть! Все понял! – отчеканил Алешин, а дивизионный комиссар скрылся за дверью, которая была напротив двери его кабинета.

«Обиталище» генерал-лейтенанта Артемьева было попросторнее телегинского. На угловом столике, приставленном справа от рабочего стола, табунилось несколько телефонных аппаратов – в них и была причина «переселения» Телегина. Сюда могли звонить отовсюду – из Кремля, Генштаба, штаба ПВО, частей округа, военно-учебных заведений.

Уселся за стол командующего, раскрыл рабочую тетрадь. В это время зашел в кабинет начальник штаба округа генерал-майор Белов.

– Садитесь, Иван Сергеевич, а то сейчас упадете от напора новостей, принесенных воздушной разведкой, – невесело пошутил Телегин и бегло сообщил о грозно-тревожных новостях.

Белов действительно был ошеломлен. Надо принимать экстренные решения – собирать силы для прикрытия подступов к Москве.

– Но военные училища и академии – это же золотой фонд армии, ее будущая мощь! – удрученно напомнил Телегину генерал Белов. – Нужны правительственные решения.

– У вас есть более разумные предложения? – Телегин явно сердился.

…Первые телефонные звонки – в Подольск, который ближе всего находился к врагу. Вначале комбригу Елисееву, формировавшему там стрелковую бригаду, потом генерал-майору В. Д. Смирнову – начальнику пехотного училища, полковнику И. С Стрельбицкому – начальнику артиллерийского училища: от всех потребовали объявить боевую тревогу. Через Подольск связались с лагерем Военно-политической академии имени Ленина. Тут же послали в Подольск помощника командующего по вузам комбрига Елисеева с полномочиями – в самые сжатые сроки с боеспособными силами стрелковой бригады, училищ и академии занять оборону на рубеже Малоярославецкого укрепленного района, взять под контроль Варшавское шоссе, выслать в сторону Юхнова усиленный артиллерией передовой отряд и, в случае встречи с противником, закрепиться на достигнутом рубеже, удерживая его до подхода подкреплений.