Мы никогда не предпринимали попыток заняться сексом.

Я думаю, мы были оба слишком уязвимы, все еще исцеляя самих себя посредством клейкой ленты. После того, как я позволила себе чувствовать вновь, я больше ничего не воспринимала как само собой разумеющееся. Даже пронзительная боль в моем сломанном плоскогубцами пальце что-то значила для меня — она значила, что я была достаточно сильной, чтобы выжить. И Кью точно знал, как вернуть меня обратно.

В физическом плане Кью быстро исцелялся. Возможно, он стал даже более сексуальным, более живым и настоящим для меня. Как только швы были сняты с наиболее глубоких ран на его груди, его татуировка начала выглядеть темнее, наполненная болью и несчастьем, но в тоже время свободой.

След от пули на его бицепсе ужасным образом возвращал меня обратно к тому, что произошло. Кью получил его, в попытке найти меня, убивая за меня. Я никогда не смогу смотреть на него, не переживая прошлого. Без того, чтобы не вспоминать, каким образом мой разум обратился против меня. Как я могу жить без истории произошедшего, которую даже не могу вспомнить, а все благодаря наркотической дымке.

Но это было в его выражении лица, которое заставляло мое сердце сжиматься каждый раз, когда я смотрела на него.

Его идеальная, нетронутая кожа теперь блестела множеством шрамов. Изо дня в день они превращались из розовых в серебристые и только прибавляли ему идеальности. Постоянное напоминание того, что я сделала и того, что он отдал взамен.

Кью поднял взгляд, усмехаясь.

— Я могу чувствовать, как ты раздеваешь меня своими глазами, эсклава.

Мой желудок сделал сальто, и я легко рассмеялась.

— Я должна признать, что мои мысли становятся грязными.

Ноздри Кью затрепетали, теплые дружеские отношения между нами переросли в наполненные страстью. Впервые за три недели простая химия переросла в жар.

Подаваясь вперед на шезлонге, где мы нашли убежище на патио снаружи гостиной, Кью пробормотал:

— Я скучаю по тебе.

Солнце во второй половине дня было теплым, но прохлада в воздухе обозначала, что мы должны были набросить шерстяные пледы поверх наших ног. Я могла представить нашу жизнь через пятьдесят лет с Кью, когда он будет благородным мужчиной в возрасте и меня рядом с ним. Никогда больше я не задумаюсь о том, чтобы уйти. Несмотря на то, как бы плохо не обстояли дела, я никогда больше отстранюсь и не забуду, что Кью моя причина, чтобы жить.

Мой взгляд устремился позади него на гостиную. Никого там не было. Все женщины, которые были из Рио, включая Сефену, были возвращены по домам к их любимым людям, и в первый раз за месяцы, мы были на самом деле одни. Даже миссис Сукре, Франко и Сюзетт отправились в деревню, оставляя на свое усмотрение.

Дом был пуст, но я знала, что он не останется таким надолго. Кью найдет больше спасенных; он приведет их домой и исцелит. Точно так же, как он исцелил меня вопреки всему.

Мое сердце сжалось, и я поблагодарила за каждый способ, который он использовал, чтобы вернуть меня обратно. Я больше никогда не хотела жить в такой пустоте вновь.

Выражение лица Кью потемнело, и он отвел взгляд в сторону.

— У меня есть кое-что для тебя, но я не уверен, как ты это воспримешь, — он выпрямил спину, делая закладку на странице документа о недвижимости, который изучал. — Я хотел бы подождать чуть подольше, но не думаю, что смогу.

Любопытство и восхитительное ощущение возбуждения заставило меня почувствовать себя на грани. Откладывая скетчбук на колени, я слегка нахмурилась из-за беспорядочного расположения зданий и от того, как неаккуратно выглядели линии. Мой палец зажил, он потерял способность полностью сгибаться и это постоянно мешало.

Кью забрал скетчбук и бросил его на патио, вместе с отчетами о недвижимости. Он поднялся на ноги, протягивая руку, властная аура окружила его.

— Что? — Я улыбнулась. — К чему такая спешка?

Он покачал головой, сбрасывая одеяло с моих ног, добавляя его к тому, что уже лежало на полу.

— Я хочу кое-что показать тебе, пока смелость окончательно не покинула меня.

Когда вложила свою руку в его ладонь, он одним рывком принудил меня подняться. Я закашляла, и его глаза сузились. Даже после многих недель лечения, мои легкие все равно ощущались, словно я была курильщицей со стажем. Но Кью не торопил меня. Он так сильно заботился обо мне. Ни разу не попросил того, что я была бы не готова дать.

Один единственный раз я пыталась поцеловать его, надеясь на большее, но он оттолкнул меня, сказав мне, что ему необходимо время. Необходимо время, чтобы увидеть во мне сильную женщину, которой я была, а не инвалида, которым стала. Он сказал, что любит меня, но извращенная часть его нуждалась в том, чтобы я окончательно излечилась и была готова сопротивляться тому, что он потребует, прежде чем он обратно пустит меня в свою постель.

Я поняла. Я приняла это как часть его и не давила, но никогда не прекращала желать его.

Но теперь, с его сильными пальцами, обернутыми вокруг моих, я надеялась, что мы, наконец, могли оставить прошлое позади и создать новые воспоминания.

Кью не произнес ни слова, пока вел меня через гостиную и поднимался вверх по лестнице, устланной голубым ковром. Когда мы достигли верхней ступеньки, он рывком притянул меня ближе. Я задохнулась, когда его губы жестко прижались к моим. Его руки опустились на мои бедра, удерживая меня на месте.

— Я хочу кое-что сделать с тобой, эсклава, — его мрачный голос проник в самую суть меня, оставляя меня пылающей от желания и влажной.

Я поцеловала его в ответ, открываясь, подталкивая его поцеловать меня сильнее. Он разорвал связь, увлекая меня дальше по коридору.

Мое сердце болезненно сжалось, когда мы прошли мимо комнаты, где я практически убила Кью. Как мне было известно, комнаты больше не существовало. Бригада рабочих занялась помещением, и Кью запретил мне когда-либо заходить туда.

Мы не остановились, пока не достигли восточного крыла, проходя мимо множества дверей.

Мой желудок сжался от нетерпения, когда Кью наконец замедлился и положил свою ладонь на ручку.

Он тяжело выдохнул, как если бы планировал это в течение некоторого времени, но только сейчас у него хватило смелости решиться на это. Для Кью быть напуганным значило, что он собирается сделать что-то радикальное.

Я напряглась, ожидая, что меня захлестнет переполняющее чувство страха предстоящей боли. Урок, которому меня научил Белый Человек — избегать ее всеми возможными способами, все еще не отпускал меня. Я жила с призраками того, что совершила, не в силах избегать внезапного стискивающего ощущения печали и ужаса.

— Я не принуждаю тебя. Ты можешь ответить «нет», — проговорил Кью, открывая дверь и подталкивая меня пройти внутрь.

Мой рот открылся, когда он провел меня в комнату и закрыл дверь.

— Ты сделал это? — прошептала я.

Все вокруг нас было огромной, замысловатой клеткой. Стены были выкрашены в виде серебристых прутьев, огромный серебристый замок свисал с потолка, в виде люстры. Потолок был зеркальным, в то время как нарисованные раскидистые ветви нависали сверху. В ковер были вжаты настоящие металлические решетки.

Мы находились в ловушке, заточенные, как его любимые птицы.

Кью прочистил горло, прожигая меня своим напряженным взглядом.

— Я хотел комнату, которая бы символизировала нас. Клетка — это обещание, — его тело в то время как моя потребность в Кью стремительно увеличивалась, пока мое сердце взволнованно не затрепетало. — Ты сказала, позволишь мне сделать это в этот раз. Я надеюсь, ты не откажешься.

Он сжал мои щеки своими жесткими пальцами, напоминая мне, что он, может, и вел себя нежно и по-доброму последние пару недель, но он не является таким мужчиной на самом деле. Он сдерживал гнев, тьму подальше от меня, тщательно ограждая меня от мыслей, которые посещали его.

— Я уже говорил тебе, что не смогу впустить тебя к себе в постель, пока не буду уверен, что все, что произошло, осталось позади. Ты знаешь, что мне нужен кто-то сильный, несгибаемый, смелый.