Мои руки сжались в кулаки, и я подался вперед почти вплотную к нему.

— Она не моя чертова рабыня. Ее зовут Тесс, и теперь она часть моей жизни. И ты никогда не станешь обсуждать, как так получилось. Я понятно объясняю?

Фредерик кивнул, не впечатленный моим напором. Он обладал невозмутимостью пилота самолета. Всегда спокойный, вечно безмятежный. Я хотел обладать хоть частицей его спокойствия; может быть, тогда я смог бы усмирить ураган чувств, бушующий внутри меня.

— Понятно. Но могу ли я задать один вопрос? Ты сделал целью своей жизни спасение многих женщин из ситуации, в которую вверг Тесс. Почему же ты подвесил ее и пожирал глазами, если тебе это не нравится?

Фредерик зрил в корень. Да, та ночь была на пятьдесят процентов эгоистичной. Я хотел сделать что-то такое же отвратительное, как мой отец. Я ничего не мог с этим поделать. Только однажды я выпустил чудовище и сделал то, о чем пожалел. Я возбуждался, смотря, как мучается Тесс, находясь в безвыходном положении. Но я также знал, что Красный Росомаха мной не доволен.

Слишком много раз я принимал его взятки, соглашаясь на нелегальные сделки с недвижимостью или позволяя использовать мое имя в качестве гаранта в предприятиях мафии — все что угодно, чтобы заполучить женщин, которых он предлагал.

Моя репутация была черна и запятнана в конец, именно так, как я хотел. Они не знали, что я использовал грязные деньги для борьбы с нечистью — каждый пенни пошел в ход для освобождения рабынь. Но Тесс. Черт, я так сильно хотел трахнуть ее той ночью. Я хотел изрезать ее платье и взять девушку в разных гребаных позах.

Чернота, текущая по венам, давала знать, что это была бы хорошая возможность показать любимчику Красного Росомахи, что я действительно наслаждался моими взятками.

Поползли слухи — сплетни о том, что я отпускал, полученных в качестве взятки, женщин. Что я возвращал им свободу и никогда не прикасался к ним. Нужно было сделать что-то.

Я не мог допустить утечки информации. Это означало бы, что все девушки, которых я спас, будут отслежены, отловлены как паразиты и проданы еще раз в тот кошмар. Поэтому я обеспечил им шоу. Я поставил Тесс на сцену и на хрен забыл, что все это было инсценировкой, чтобы успокоить сплетни и не позволить одной из крупнейших мафий, причастных к торговле людьми, заподозрить меня. Я позволил себе возбудиться до боли, представляя, что трахаю Тесс, как рабыню, которой она и была, и позволял другим мужчинам пускать слюни над тем, что было моим.

Она была слишком совершенна. Так удивительно сексуальна, когда свисала с потолка, искушая меня, как яблоко искушало Еву.

Во время ужина я не мог сосредоточиться, так как Тесс висела, как заключенная в золото кукла, совершенно беспомощная, полностью беззащитная, полностью в моей власти.

Фредерик похлопал меня по плечу.

— Перестань долбить по столу, Кью. Твой гнев выходит из-под контроля.

Проклятье. Я положил руки на колени, шею стянуло от подавляющего напряжения в спине.

— Я сделал это, чтобы защитить других женщин. Я пожертвовал достоинством Тесс и издевался над ней, чтобы создать шоу для подонков, с которыми мы имеем дело. — Я посмотрел на друга. — Ну что, счастлив?

Он кивнул, как будто это имело значение.

— Я тоже так думал. Если бы ты не был заинтересован лично, то не испортил бы собственное шоу, отстрелив ногу этому же подонку, на которого и пытался произвести впечатление.

Я фыркнул, вспомнив, какое я получил удовлетворение, нажав на курок и причинив телесные повреждения. Он посмел поднять руку на Тесс — причинить ей боль, мучить ее. Я бы убил его при следующей встрече.

Мое сердце сжалось от одного воспоминания того, как Тесс потеряла сознание от боли и шока. Эта ночь останется одной из лучших, и в то же время худших в моей жизни.

Отогнав прочь воспоминания, я спросил:

— Ты слышал что-нибудь об этом? Просматривал дело этого ублюдка? — Я хотел разделаться с разрешением на строительство, из-за которого он обратился, как можно скорее. В конце концов, положительный результат его дела предоставлял свободу Тесс. Ее жизнь за кусок бетона и стекла в самом центре Москвы. Фасад для отмытых денег, оружия и женщин.

— Да. Разрешения были одобрены, благодаря некоторым щедро вознагражденным людям. Но я не думаю, что это конец. Парень, в которого ты стрелял, был не только его любимчиком. Это был сын Росомахи.

Глаза вылезли из орбит, и я подавился собственной слюной.

— Черт. — Только мне могло так повезти. Я подверг Тесс опасности за правое дело, а потом выстрелил в золотого ребенка гребаной мафии.

Блондин идиот в своем нелепом белом спортивном костюме возник перед глазами. Я был в восторге от удовольствия, когда его кровь просочилась через штаны. Он получил урок, и Франко дал ему хорошего пинка, выкидывая из нашего дома, что, несомненно, запечатлелось в его мозгу.

Что, черт возьми, это будет значить? Будет ли Красный Росомаха преследовать меня за то, что я унизил его прямого потомка? Мне нужно было опередить его, прежде чем он додумался до каких-нибудь диких идей о возмездии.

Фредерик прервал мои мысли.

— Я хочу увидеть ее, Мерсер.

Я встретился с ним взглядом.

— Ты думаешь, я хочу, чтобы ты с ней разговаривал? Чтобы ты убедил ее сбежать от меня так далеко, насколько можно? — Он бы никогда этого не сделал, я знал это, но в моей ухмылке было слишком много боли и суровой правды, чтобы ее можно было игнорировать.

Je suis un faible idiot[24] .

Фредерик рассмеялся, рассеивая неловкость.

— Я не буду раскрывать твои секреты. Но я хочу поговорить с ней. Я хочу убедиться, что она достойна моего друга.

Закатив глаза, я не обратил внимания на тупой комментарий. Чертов идиот.

Дверь распахнулась, и в комнату вошли менеджеры, которых мы ждали.

Фредерик преобразился из друга-шалопая в строгого второго игрока в команде, держащего подчиненных в железной хватке. В комнате по иерархии я был Большим ублюдком, а Фредерик был моей правой рукой. Он был связующим звеном между моими приказами и тысячей с лишним сотрудников, которые должны были делать так, как им было сказано.

Я сидел тихо, когда вошла Катя, длинноногая чрезвычайно умная женщина, которая была мужественнее большинства мужчин. Ее таланты лежат в области управления проектами и поиске новых контактов. Кевин, лысеющий очкарик, отвечал за бухгалтерский учет; Самуэль, с дредами и в потрепанной одежде, работал в основном с торговым персоналом и текущими делами; последней по очереди, но не по значимости была Сандра, полная, седая женщина, отвечающая за кадры.

Они улыбались и бормотали приветствие, но никто не смел говорить со мной на равных. И это меня вполне устраивало.

После того как все расселись, я хлопнул в ладоши и сказал:

— Итак, мы все здесь. Давайте начнем.

Через два часа переговоров в глазах появилась неумолимая боль. Головная боль, с которой я боролся еще с высадки с вертолета, грызла все сильнее и сильнее.

Логистика и цифры роились в моей голове настолько, что я не мог ничего слышать, кроме гула. Я пытался с этим бороться.

Оказывается, у меня было две слабости: контроль и гребаные мигрени.

Я налил себе немного воды, надеясь, что это было просто обезвоживание, заставил себя сосредоточиться, но все, что я хотел сделать, — это вернуться к Тесс и отдохнуть.

Через десять минут цифры новой сделки в Гонконге соскочили со страницы и соскользнули на стол. Мое видение расфокусировалось, а затем стало четким, как будто я принял сильный галлюциноген. Явный сигнал того, что я прошел стадию от головной боли прямо к мигрени.

— Да, но что, если мы купим здание рядом с этим. Мы могли бы многое объединить и обеспечить разрешение на тридцатиэтажный отель, — сказал Фредерик Кате, жевавшей кончик ручки.

Я замотал головой, пытаясь рассеять затуманенность, образовавшуюся в моем мозгу. Черт, в самое неподходящее время. У меня не было времени болеть из-за напряжения от приступов паники Тесс и слухов о том, что Красный Росомаха недоволен мной.