Участник одного из покушений на Троцкого — это он вместе с Сикейросом штурмовал виллу в Койоакане — Иосиф Григулевич закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден орденом Красной Звезды. В 70-е годы бывшего разведчика-нелегала избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР. Он известен как видный ученый-латиноамериканист, автор нескольких книг из серии «ЖЗЛ» о Че Геваре, Сальвадоре Альенде, Боливаре. Слышал, что он воевал в Испании в одной интербригаде с Сикейросом и там был завербован советской разведкой. По некоторым источникам он несколько раз проработал в Ватикане, откуда и возвратился в СССР.

Я не могу согласиться с утверждениями, что все эти люди — а в Мексику была направлена большая группа разведчиков, владевших испанским, — «преступники, организовавшие самое громкое в нынешнем столетии политическое убийство», как написала одна популярная газета. Все они шли на самопожертвование добровольно и конечно же не ради денег. Сикейрос, например, считал, что поступал совершенно правильно. Исходя из своих убеждений, действовали и Меркадер, и Эйтингон, и другие.

Из воспоминаний Г. Анохина

(В шестидесятых годах работал в Институте этнографии Академии наук СССР)

В июне 1955 года, разжалованный «до нуля» из старших инструкторов альпинизма за катастрофу на Казбеке, я впервые приехал в лагерь «Искра» в ущелье Баксан на Центральном Кавказе.

Меня, как хоть и «бывшего», но бывалого, избрали старостой отделения. Командиром же назначили тоже «бывшего», а его заместителем — еще одного разжалованного. По составленному таким образом триумвирату наше отделение и получило наименование «штрафного батальона».

Составляя список отделения, я сразу обратил внимание на одного новичка: тонкого, с гигантской залысиной, едва обрамленной рыжеватыми волосенками, с высоким женским голосом. Хотя он и говорил абсолютно грамотно, но все же иногда не поспевал за скороговоркой собеседников, а ряд слов со смехом переспрашивал, как бы понимая под ними что-то веселое.

— Луис Меркадер, — назвался он, и я подумал: «Еврей из Прибалтики?»

— Вы думаете, что я еврей? — он визгливо засмеялся. — Да нет! Я — каталонец из Барселоны. Не испанец, а именно каталонец!

Ему оказалось тридцать два года. А неулыбчивая и флегматичная женщина, молча или стоявшая рядом, или следовавшая за ним, была Анжелика, его жена. Но не имя заставило меня настороженно отнестись к его спутнице. В первый же день ее соседки по палатке сказали мне, что «молчунья» — дочь Г. М. Маленкова.

Луис, как выяснилось, был одним из тех детей, которых вывезли после 1937 года из Испании во Францию, а затем в 1939 году — в СССР.

Симпатии, возникшие в горах, оказались крепкими. Два года подряд я, бывая в Москве, останавливался у друзей по «штрафбату» — сначала у радиотехника Евгения Чемрданова, сослуживца Луиса, а в 1956 году — уже у самого Луиса в роскошной квартире на Большой Садовой, рядом с площадью Маяковского. Анжелику тогда я не увидел — она с детьми отдыхала где-то на юге, зато Луис познакомил меня уже с новой спутницей, Галиной — стройной, улыбчивой, очень подвижной — во всех отношениях очаровательной собеседницей…

… В годы моего аспирантства Луис бывал у меня всегда именно с Галиной, и на мое тридцатишестилетие в январе 1961 года они тоже пришли…

… Больше на моих днях рождения он не бывал. Говорили, что развод с Анжеликой был скандальным, Галя ушла в маникюрши, Луис переселился к ней, то ли в Фили, то ли в Химки, а домашнего телефона там не было…

… В ноябре 1960 года в Институте этнографии появился новый научный сотрудник. У него не было научной степени, хотя ему уже было сорок семь лет, но держал он себя очень независимо. Впрочем, несколько месяцев спустя он вдруг вообще перестал появляться. Пополз слух, что это был бывший советский резидент, которого после разоблачения в Мексике американцы обменяли на какого-то своего агента. Ходил слух, что его вновь послали, на этот раз в Португалию, но уже на трапе самолета в Лиссабоне ему надели наручники. Впрочем, так как он ничего не успел натворить, все завершилось депортацией в СССР, и летом 1961 года мы вновь увидели этого смуглого, черноволосого и черноглазого толстяка с жирноватыми губами, иногда удостаивавшего своим посещением институт…

… Несколько лет спустя уже мало кто в коллективе не знал, что Григулевич — это автор популярных книг о Че Геваре, Симоне Боливаре из серии «Жизнь замечательных людей», известный читателям под псевдонимом Лаврецкий. Он в буржуазной Литве в 1920-х годах состоял в подпольном комсомоле, был схвачен и приговорен к смертной казни. Его родной дядя, богач из Бразилии, внес тогда выкуп, и юноша оказался в другом полушарии…

… В конце 70-х он потянулся ко мне с откровениями. Второго июня 1988 года он умер. А его самым сногсшибательным сообщением мне было то, что он «участвовал» в убийстве Троцкого!..

… В 1979 году я попытался найти Луиса, чтобы получить его разъяснения о его брате, убийце Троцкого. Позвонил единственному из нашего отделения альпинистов, с которым у меня сохранилась связь, Евгению Чемоданову. Тот навел справки через коллег и ошарашил сообщением, что Луис уехал то ли в Испанию, то ли на Кубу, так как нашелся… его брат, который умирает.

(Журнал «Столица», 1993г., N 6)

Глава 6

МЕДИЦИНСКОЕ УБИЙСТВО

Майор Белов хорошо знал эту женщину. Лидия Феодосьевна Тимашук заведовала отделением функциональной диагностики в Лечсанупре Кремля.

Вчера она прилетела на специальном самолете сюда, на Валдай, вместе с руководством Лечсанупра. Сделала электрокардиограмму заболевшему на даче Жданову, о чем-то спорила с профессорами.

Сегодня ее вызвали на Валдай снова. Рано утром, проснувшись, Жданов пошел в туалет и потерял сознание. Его состояние крайне обострилось.

— Я же предупреждала! — возмущенно сказала Тимашук начальнику личной охраны Жданова майору Белову. — У Андрея Александровича инфаркт миокарда. Больному противопоказано вставать с постели. А ему разрешили прогуливаться по парку, смотреть кино…

Белов молча слушал.

— Я знала предыдущие электрокардиограммы Андрея Александровича до 1947 года, — продолжала расстроенная докторша. — Там были лишь небольшие изменения миокарда. Вчерашняя ЭКГ взволновала. Но профессора меня не послушали. Может в ЦК написать? Передадите?

— У меня свой начальник, — ответил майор. — Генерал-лейтенант Власик. По инструкции мы должны информировать обо всем только его.

— Хорошо, передайте Власику, — согласилась докторша. — Я сейчас напишу.

ЗЛОПОЛУЧНОЕ ПИСЬМО

Генерал-лейтенант Власик Николай Сидорович был начальником Главного управления охраны МГБ СССР, которое отвечало за безопасность Сталина и других членов Политбюро.

Давным-давно, в девятнадцатом году, когда Сталин прибыл на Царицынский фронт, к нему приставили молодого смышленого красноармейца — скорее для поручений, чем для охраны. С тех пор белорус Власик, родившийся в Брестской области, неотлучно пребывал при вожде до конца 1952 года. Брестская область до 1939 года находилась в составе Польши, то есть формально главный телохранитель советского диктатора родился за границей, но и это компрометирующее обстоятельство, стоившее многим карьеры, не сказалось на его судьбе.

Погубило Власика другое. Он был арестован вслед за Поскребышевым незадолго до смерти Сталина и длительное время находился в тюрьме. Власику, к которому очень ревностно относился Берия и, как утверждают, приложил руку к тому, чтобы свалить человека, имевшего каждодневный доступ к телу вождя, предъявили целый букет обвинений. От растраты казенных денег, которые списывались на нужды Сталина, до бытового разложения и неразборчивости в знакомствах.

В вину вменялось и сокрытие письма Тимашук. Если бы он знал, чем обернется для него переданное начальником личной охраны Жданова майором Беловым письмо перепуганной докторши!